Разумеется, я категорически отвергаю и «не-идеологическую» израильскую политическую стратегию, так хорошо разъясненную Газитом. Однако, на мой взгляд, политика Бен-Гуриона и Шарона, основанная на "еврейской идеологии", гораздо опаснее обычной имперской политики, какой бы преступной она не была. Анализ политики других идеологизированных режимов это подтверждает. То обстоятельство, что "еврейская идеология" становится важной составляющей израильской политики, делает ее изучение политической необходимостью. Именно эта идеология, основанная, прежде всего, на отношении исторического иудаизма к неевреям, и обсуждается, в основном, в данной книге.
"Еврейская идеология" влияет на многих евреев тем сильнее, чем меньше о ней говорят открыто. Я надеюсь, что ее открытое обсуждение заставит их относиться к еврейскому шовинизму, к идеологическому презрению к неевреям (примеры будут приведены ниже) точно так же, как порядочные люди относятся к антисемитизму и другим видам шовинизма, ксенофобии и расизма. Справедливо отмечено, что только вскрыв исторические корни антисемитизма, можно эффективно с ним бороться. Я уверен, что разоблачение природы еврейского шовинизма и религиозного фанатизма может стать основой борьбы против этих явлений. Это особенно верно сейчас, когда, в отличие от ситуации, сложившейся 50 или 60 лет назад, политическое влияние еврейского шовинизма и религиозного фанатизма гораздо сильнее, чем влияние антисемитизма. Но есть и другая, столь же важная причина. Я убежден, что против антисемитизма и еврейского шовинизма можно бороться только одновременно.
Закрытая утопия?
До тех пор, пока все это не будет осознано, израильская политика, основанная на "еврейской идеологии", останется куда более опасной, нежели, политика, основанная на какой-либо рациональной стратегии. Разница между этими двумя видами политики хорошо объяснена Хью Тревором-Ропером в его эссе "Сэр Томас Мор и Утопия" (Hugh Trevor-Roper, Renaissance Essays, Fontana Press, London, 1985). Первую он называет их платонической, вторую — маккиавеллевской:
"Макиавелли по крайней мере выражает свое отрицательное отношение к методам, которые он считает необходимыми в политике. Он сожалеет о необходимости насилия и обмана и не называет их никак иначе. Но Платон и Мор освящают их, когда они используются для поддержки их собственных утопических республик".
Именно поэтому верные последователи утопии, именуемой "еврейским государством", старающиеся достичь "библейских границ", куда опаснее, чем великодержавные стратеги типа Газита, поскольку их политика освящается или авторитетом религии, или, что еще хуже, религиозными принципами в светской трактовке, сохраняющей их абсолютную ценность. Газит, по крайней мере, считает себя обязанным утверждать, что политика Израиля благотворна для арабских стран, в то время как Бен-Гурион даже не делал вид, что восстановление царства Давида и Соломона станет благом для кого-либо, кроме еврейского государства.
Обращение к теориям Платона для анализа израильской политики, основанной на "еврейской идеологии", ничуть не противоестественно. Об этом говорили многие ученые. Самый значительный из них — Мозес Хадас — утверждал, что "классический иудаизм", то есть иудаизм, введенный мудрецами-талмудистами, испытал серьезное влияние платонизма, и, в первую очередь, образа Спарты у Платона (Moses Hadas, Hellenistic Culture, Fusion and Diffusion, Columbia University Press, New York, 1959, особенно главы VII и XX). Согласно Хадасу, главным принципом платоновской политической системы, принятой иудаизмом уже в период Хасмонеев (142-63 гг д.н. э), было утверждение, "что каждая деталь человеческого поведения должна быть подчинена религии, которая на деле является орудием в руках правителя". Не существует лучшего определения "классического иудаизма" и способов, при помощи которых раввины им манипулировали, чем это платоновское определение. В частности, Хадас утверждал, что иудаизм принял то, что "Платон объявил целью своей программы в следующих хорошо известных словах":
"Главное, чтобы никто, ни мужчина, ни женщина, не оставался без присмотра официального лица, и чтобы ни у кого не появлялось привычки делать что-либо, всерьез или в шутку, по своему личному усмотрению. В военное и мирное время он должен всегда жить на глазах своего надсмотрщика… Короче говоря, мы должны приучить его никогда не задумываться о возможности действовать индивидуально или даже знать, как это делается". (Законы, 942)
Если слово «надсмотрщик» заменить словом «раввин», получится точная картина классического иудаизма, до сих пор глубоко влияющего на еврейско-израильское общество и в значительной степени определяющего израильскую политику.
Именно эти слова Платона избрал Карл Поппер в своей книге "Открытое общество и его враги" для описания сути "закрытого общества". Исторический иудаизм и его наследники — еврейская ортодоксия и сионизм — бесспорные противники построения открытого общества в Израиле. Еврейское государство, основанное на нынешней еврейской идеологии, или, если оно станет еще более еврейским, на принципах еврейской ортодоксии, не может быть открытым обществом. Зато оно легко может стать полностью закрытым военизированным гетто, еврейской Спартой, существующей за счет труда арабских илотов, выживающей благодаря влиянию на американских политиков и угрозе применить ядерное оружие. Разумеется, оно может попытаться стать открытым обществом. Это невозможно без честного анализа своего еврейского прошлого, без осознания природы еврейского шовинизма и духа исключительности, без осмысления отношения иудаизма к неевреям.
Глава 2. Предубеждение и увертки
Первая трудность при обсуждении этого вопроса состоит в том, что термин «еврей» использовался в последние полтора века в двух разных значениях. Чтобы понять, о чем идет речь, возвратимся в 1780 год. Тогда общепризнанное значение слова «еврей» и еврейская самоидентификация, в основном, совпадали. Прежде всего, речь шла о религии. В те времена предписания религии управляли всей жизнью евреев, общественной и личной, равно как и их отношениями с неевреями. Тогда еврей буквально не мог выпить стакан воды в доме нееврея. Одни и те же правила поведения с неевреями действовали повсюду от Йемена до Нью-Йорка. Как бы мы не определяли природу еврейских коллективов того времени (я не собираюсь вдаваться в тонкости различия между терминами «народ» и «нация» (Сами евреи всегда определяли себя как религиозную общину, или, точнее, религиозный народ. "Наш народ является народом только из-за Торы", — сказал один из высших религиозных авторитетов рабби Саадия Гаон, живший в 10-м веке, и эти слова стали пословицей)), ясно, что все еврейские общины были обособлены от нееврейских, среди которых жили.
Все это изменилось в результате двух паралелльных процессов, начавшихся в Голландии и Англии и продолжившихся в революционной Франции, странах, последовавших ее примеру, а затем и в монархиях 19 века: (а) евреи получили значительные личные права (в некоторых случаях — полное равенство перед законом), (б) юридическая власть еврейской общины над ее членами была разрушена. Следует заметить, что оба эти явления произошли одновременно, и что второе даже более важно, хотя не так широко известно, чем первое.
Со времен Римской империи еврейские общины имели значительную юридическую власть над своими членами. Речь идет не только о власти, проистекавшей из добровольного членства в общине и связанной с применением общественного давления (например, отказом общаться с евреем, изгнанным из общины, или даже хоронить его тело), но о власти, связанной с обычным принуждением: возможностью бичевать, заключать в тюрьму, штрафовать — все это входило в формальные полномочия раввинского суда. Во многих странах, например, в Испании и Польше, они могли осуждать евреев даже на смертную казнь, включая иногда ее особо жестокие формы, вроде бичевания до смерти. Все это не только дозволялось, но и поощрялось государственными властями и в христианских, и в мусульманских странах, иногда имевших, кроме общей заинтересованности в сохранении "закона и порядка", и прямой материальный интерес. Например, в испанских архивах 13-го и 14-го веков сохранились приказы благочестивых католических королей Кастилии и Арагона, обязывавших своих не менее благочестивых чиновников сотрудничать с раввинами, заставляющими евреев соблюдать субботу. Почему? Потому, что когда раввинский суд штрафовал еврея за нарушение субботы, 9/10 штрафа доставалось королю — очень прибыльная и действенная кооперация. Процитируем заодно письмо, написанное незадолго до наступления 1832 года знаменитым раввином Моше Софером из Прессбурга (ныне Братислава, город, входивший в состав Австрийской империи), и адресованное в Вену, столицу Австрии, где евреям уже были даны значительные личные права (Императором Иосифом Вторым в 1782 году). Софер оплакивал тот факт, что, с тех пор как еврейская община в Вене потеряла право наказывать нарушителей, местные евреи утратили религиозное рвение. Он говорит: "Здесь, в Прессбурге, когда я слышу, что еврейский лавочник осмелился открыть лавку в меньший праздник (Ханука или Пурим — пер.), я немедленно посылаю полицейского арестовать его".
