Ничего общего эта нацистская, эсэсовская идеология с христианством не имеет, но ее логика предельно понятна — хочется же себя (в лице «сражающихся за народ героев») обожествить… И, конечно, обожествить своего вождя, фюрера.
В СС, избранной элите, уже открыто действовали (сохранились и опубликованы их фотографии) описанные выше «алтари» фюреру. Аналогичная христианскому крещению церемония происходила перед таким «алтарем», где распятие и иконы заменяли знамя со свастикой и портрет Адольфа Гитлера…
Обернувшись, нацизм пришел к своим истокам — к самообожествлению барона Гобино, идеолога и родоначальника расизма, которое я описал в конце предыдущей главы. Это, видимо, жестокая, но неизбежная закономерность — предельно заостренный национализм и расизм в поисках «своей», национальной религии приходит не к культам древних богов (хотя их образы ему весьма импонируют), а к обожествлению нации и расы, а точнее — самих националистов и прежде всего их вождей. Ведь народ далеко не всегда отвечает их идеям взаимностью и далеко не соответствует их выдуманным стандартам… Но об этом — в следующей главе.
Схолия 3
А пока я хочу пояснить, чем же все-таки так интересна и важна тема про религию даже для неинтересующихся религией и неверующих людей.
Отрицание христианства на том основании, что это «чужая», «еврейская» религия, а нужна «своя», является довольно частым для националистов (особенно если к их идеям добавляются расовые теории).
В общем-то, древнеиудаистские истоки христианства — вещь общеизвестная, Христос и его апостолы, многие из которых получили духовное образование, часто проповедовали в синагогах. Равно как и, по словам нашего выдающегося современника — одновременно известного историка (доктора исторических наук, ведущего научного сотрудника отдела славяно-финской археологии Института истории материальной культуры Российской Академии наук, автора более 100 научных работ) и богослова (кандидата богословия и диакона РПЦ) А. Е. Мусина, «формальная сторона христианской литургии, как это одновременно доказали в начале XX в. И. А. Карабинов и Л. Буйе, также восходит к праздничной трапезе эллинизированных евреев синагоги».[607]
Но дело в другом — не «своей» или «чужой» является религия, а что она несет с собой, какие моральные установления и последствия для принявших ее людей? Если вас мучит тяжелая болезнь, что будет вас волновать при выборе лекарства — «свое» оно или сделано «не у нас», либо все-таки поможет оно вам или вызовет страшные боли?
Пришедшее в Европу через Рим и Грецию с Ближнего Востока христианство несло с собой Моисеевы Десять заповедей, среди которых Шестая — «не убивай» (Исход 20: 17; Второзаконие 5: 17), и заповеди Иисуса, который, подтвердив Шестую (Мф 5: 21), дал еще несколько, среди которых: «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мк 12: 31). С христианством пришло столь естественное сейчас для нас понятие величайшей ценности каждого конкретного человека: «какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мк 8: 36).
Куда уходили те, кто отрекался от христианства в пользу древнего язычества? В совсем иной мир с иной моралью, где человеческая личность была обесценена в пользу племени. Человек мыслится лишь как звено в цепочке родовичей (живущих, мертвых и будущих), и если он оказывается «слабым звеном», то его без всякой жалости убивают.
Как сообщает древнегреческий историк Плутарх (45–127 гг. н. э.), у столь любимых нацистами древних спартанцев: «Отец был не вправе сам распорядиться воспитанием ребенка — он относил новорожденного на место, называемое «лесхой», где сидели старейшие сородичи по филе. Они осматривали ребенка и, если находили его крепким и ладно сложенным, приказывали воспитывать, тут же назначив ему один из девяти тысяч наделов. Если же ребенок был тщедушным и безобразным, его отправляли к Апофетам (так назывался обрыв на Таигете), считая, что его жизнь не нужна ни ему самому, ни государству, раз ему с самого начала отказано в здоровье и силе».[608]
По сообщениям современных историков: «В Спарте говорили: «Лучше быть бездомной собакой, чем стариком»: немощных (бесполезных) стариков в Спарте сбрасывали со скалы в пропасть, причем, старик-спартанец воспринимал такой конец жизни как естественный».[609]
Аналогичным образом поступали и языческие скандинавы-викинги, также служившие для нацистов образцом для подражания: «Новорожденного приносили отцу, и он решал, оставить ребенка в семье или нет. Если он не считал это возможным вследствие своей бедности, физических недостатков или слабости ребенка, младенца относили в лес или пустынную местность и оставляли на произвол судьбы».[610] «Показательно, что, когда в 1000 г. исландцы согласились принять крещение, было оговорено сохранение старинного обычая выбрасывать новорожденных».[611]
Исландия долго оставалась своеобразным заповедником древней Скандинавии, именно тут сохранились языческие сказания («Эддд») и героические сказания (саги). Там в это же самое языческое время, непосредственно накануне христианизации, бытовало и убийство стариков как «лишних ртов»: «Во время сильного голода, постигшего остров зимою 976 г., убивали стариков».[612]
Конечно, позже под влиянием «чуждого» христианства скандинавам (как ранее другим народам) пришлось отказаться от этих «своих», самых что ни на есть кровных, родных и освященных историей обычаев. Стало ли им от этого лучше или хуже? Вопрос, как мне кажется, риторический. В наши дни, кстати, исландские мужчины находятся на первом месте по продолжительности жизни на всей планете.
Ничего романтического в древней, кровавой старине, пусть даже она трижды «своя», на самом деле нет (если не судить, конечно, о ней исключительно по ее пересказам в книгах для детей). Тем не менее последовательное отвержение всего «чужого» может в какой-то момент вернуть нас к этим уже забытым ужасам. Но об этом, однако, подробнее уже в следующей главе.
Еще одним, сравнительно малоизвестным широкой публике, но обозначенным как одно из важнейших следствий расовой теории, является требование «расовой гигиены» своего народа, «очищения» его от «неполноценных» элементов, что позволило бы затем создать породу идеальных, предельно расово «полноценных» людей, которых один из создателей «научного расизма» Ваше де Ляпуж назвал «расой полубогов».[613] «Чистых» нордических людей, по мнению нацистов, осталось мало даже в немецком народе; по сути, искомую расу «чистых арийцев» предстояло создать заново.
Значение этому придавалось огромное, не случайно Гитлер в своем обращении к партийному съезду в сентябре 1937 г. сказал: «Но величайшую революцию Германия совершила, впервые планомерно принявшись за народную и расовую гигиену. Следствия этой немецкой расовой политики для будущего нашего народа будут важнее, чем действие всех других законов, потому что они создают нового человека».[614] Иначе говоря, это важнее, чем уже принятые два года назад «нюрнбергские расовые законы» о защите немцев от «расового смешения». Ибо, как подчеркнул фюрер в речи 23 ноября того же года перед эсэсовцами: «расой — по крайней мере в сознательном смысле — мы еще должны стать».[615]
Об истоках «расовой гигиены» и «евгеники» (от греч. Eugenes — «породистый», т. е. о выведении «чистопородных» людей) в Германии подробно пишет профессор Института генетики Кельнского университета Б. Мюллер-Хилл:
«Все началось в 1921 г., когда в Германии появился первый учебник по генетике человека, написанный Эрвином Бауэром, Эугеном Фишером и Фрицем Ленцом. Большой раздел этой превосходной книги, вместившей в себя все, что было тогда известно о генетике человека, посвящен евгенике. По мнению ее сторонников, основные физические характеристики и особенности поведения человека наследуются генетически. Разумеется, они знали о такой вещи, как воспитание, но природа, на их взгляд, играла более важную роль. Кроме того, они были убеждены в существовании «худших» (inferior) людей с низким уровнем умственного развития (некоторые из них обладают криминальными склонностями), размножающихся гораздо быстрее «лучших», или «высших» (superior) представителей человечества.
Сторонники евгеники считали, что европейская и американская культуры могут просто исчезнуть с лица Земли, если не сопротивляться процессу быстрого размножения членов этой группы, куда они включали всех чернокожих и часть лиц белой расы. В качестве эффективной меры рассматривалось принятие законодательства, подобного тому, которое действовало тогда в США и ограничивало браки между белыми и черными. Еще одним методом борьбы за «чистоту расы» признавалась стерилизация».[616]
