Глава I. ЛИТЕРАТУРА ПО «КУЛЬТУРЕ РАСТАФАРИ»
В отечественной научной литературе о «культуре растафари» есть лишь несколько беглых и случайных упоминаний. За рубежом же этой теме посвящено большое количество работ как научного, так и популярного характера: полсотни книг, около двадцати диссертаций и сотни статей, не считая многочисленных упоминаний о растафари в работах, посвященных другим темам: панафриканизму, движению солидарности с Эфиопией во второй половине 30-х гг., возникновению «эфиопских церквей» в Африке и Америке в конце XIX-начале XX века, синкретическим религиозным культам, молодёжным субкультурам, расовым проблемам, социальным и политическим движениям, а также вест-индийским и африканским иммигрантам в Европе. Появились и библиографические обзоры литературы по данной теме, среди которых следует упомянуть: Mulvaney Н.М. Rastafari and Reggae: a Dictionary and Sourcebook. Greenwood Press, 1990. -XVI, 253 p.; Noyce J.L. Tne Rastafarians in Britain and Jamaica: a Bibliography, Brighton: Univ. of Sussex Pr., 1978. - 7 p.; Chevannes B. The Literature of Rastafari,// Social and Economic Studies. Vol. 26, #2, June 1977, Kingston: Univ. of W.-Ind., - рр.239–262; Owens J.V. Literature on the Rastafari: 1955–1974.//New Community. L., Winter 1977/78, Vol.6,#1&2 — pp. 150–164. Ввиду огромного числа работ подробный библиографический обзор их дать не представляется возможным, отослав читателя к уже опубликованным обзорам.[18] Ограничимся лишь очень кратким очерком истории изучения «культуры растафари».
Поскольку само явление отечественному читателю практически неизвестно, следует предпослать библиографическому обзору несколько слов о том, что же такое «культура растафари»
Растафари возникает в 1930 г. на Ямайке как профетическая мессианская секта, обожествлявшая раса (князя) Тэфэри Мэконнына (отсюда и название культа), короновавшегося по именем Хайле Селассие I. Известие о коронации было воспринято на Ямайке как воплощение в жизнь легендарного предсказания Маркуса Гарви о воцарении в Африке императора, под властью которого вновь соберутся вместе рассеянные по свету африканцы, чтобы основать тысячелетнее царство справедливости — сведущим людям, помнящим таинственные пророчества лидеров афро-христианских культов, не составило труда смекнуть, что к чему и кто такой скрывается под именем эфиопского императора. Символ веры культа сводится к следующим положениям: Хайле Селассие I — живой бог, очередное и последнее воплощение бога всех африканцев Джа Растафари. Чернокожие — это эфиопы в изгнании, новое воплощение древних иудеев, избранный народ Израиля, белые поклоняются мёртвому богу и учат тому же чернокожих, на деле Бог жив и находится в мире. Это Хайле Селассие I, Царь Царей, Лев Иудейский, слава Дома Соломонова; небо и рай — это обман, рай чёрного человека — на Земле, в Эфиопии. Под нею в соответствии с давнишними традициями африканской диаспоры (движение «эфиопианизма»), толкующей в привлекательном смысле любое упоминание Эфиопии в Библии (например; «придут вельможи из Египта: Эфиопия прострет руки свои к Богу»), понималась Африка в целом. Приверженцы культа считали, что отпущенные Богом для испытания чёрной расы 40O лет рабства в Вавилоне (т. е. в Западном мире) истекают, грядет репатриация на холм Сионский, известный непосвящённым как Аддис-Абеба, а за этим последует эпоха, когда, как велось в древности, чёрная раса будет править миром. История черной расы, как полагали последователи культа, изложена в Библии, первоначальный язык которой — амхарский, он же и древнееврейский. Но белые перевели её, коварно исказив и утаив самые важные фрагменты, а именно те, где повествуется об избранности чёрной расы. Однако остались намёки, которые может верно истолковать просветлённый Откровением Растафари ум. Для глубокого проникновения в суть вещей и событий, в смысл Писания рекомендовалось ритуальное курение марихуаны и возрождение в себе африканской культуры.
Особенность культа растафари — в сосредоточенности на самодеятельном художественном творчестве как средстве «освобождения от рабства в сознании» и духовного воскрешения. Поэтому секта трепетно относилась к развитию «африканских» искусств. В общинах растафари практиковалась поэзия, занятия ваянием, живописью, графикой, музицирование. Здесь и возникла культовая музыка секты — рэггей, тексты которой стали изложением взглядов культа. Секта также культивировала «африканский» образ жизни, стиль одежды и поведения, пропагандировала изучение языков, истории и культуры Африки — в плане подготовки к исходу в землю обетованную.
Ещё одной особенностью культа был пристальный интерес к трудам теоретиков культурного национализма и работам панафриканских интеллектуалов, а также историческим исследованиям, написанным в духе «чёрного национализма».
На рубеже 60-х и 70-х рэггей, по звучанию близкая к рок-музыке, после некоторой адаптации и осовременивания (введения электромузыкальных инструментов, партии соло-гитары, замены большого барабана бас-гитарой) неожиданно стала явлением поп-культуры и была коммерциализирована и растиражирована шоу-бизнесом. Соответственно изменилось и отношение к секте ямайских властей: рэггей была официально признана главным вкладом Ямайки в мировую культуру, а гонения сменились заискиванием алчущих популярности политиков перед «носителями наследия» и «хранителями культурных корней.
Бум популярности рэггей вызвал среди молодежи диаспоры повальное увлечение символикой (звезда Давида, изображение Льва Иудейского, одежда и вязаные береты зелёно-красно-золотых — „эфиопских“ — цветов, причёска „раста“, или же „дрэдлокс“ — длинные скрученные жгутом волосы в локонах и т. д.). Язык секты стал модным жаргоном, а риторика растафари повлияла на мировоззрение молодёжи африканской диаспоры. Так произошло превращение культа в субкультуру, а её догматов — в националистический миф, иносказание.
Джозеф Оуэнс некогда сетовал: „едва ли среди них[19] найдётся дюжина серьёзных работ. Видимо, некоторые надеются, что стоит закрыть глаза и не обращать на растафариан внимания, и они исчезнут. Другие, наверное, считают их недостойными глубокого исследования и поэтому обратились к более респектабельным учёным трудам. Но раста не исчезает, напротив — приобретает всё больший размах и с каждым годом заслуживает всё большего внимания“.[20] С 1977 г., когда Оуэнс писал свой библиографический обзор, и пик повального увлечения чёрной диаспоры „движением растафари“ во всех её проявлениях народно-религиозного движения, лозунга культурной самобытности, суррогата панафриканской идеологии, политического антирасистского течения, трущобной субкультуры люмпенства, музыкального направления, модного молодёжного стиля — давно пройден, и множество „серьёзных работ“ вышли из печати и продолжают публиковаться. И, тем не менее, хотя слова Оуэнса уже нельзя признать справедливыми, всем этим работам присущ общий недостаток: шаблонное использование методологии, наработанной на основе изучения других „кризисных“ („ривайвалистских“, „нативистских“, „милленаристских“) культов, не позволяющее уловить своеобразие растафари, состоящее в использовании печатного слова теоретиков культурного национализма в „доведённом до народного ума“ виде». Культ растафари уникален тем, что сакрализует националистическую историографию. Не осмысленной должным образом остаётся и другая уникальная черта растафари — осознанная ориентация на художественное творчество как экзистенциальное средство освобождения от гнёта, на воссоздание африканской культуры в своём сознании. Мало внимания уделяется и редкой теоретичности и наукообразию догматики растафари, игнорируются отчетливо выраженные связи между культом растафари и трудами панафриканской интеллигенции, вдохновлявшими его приверженцев.
Во всех работах «культура растафари» рассматривается лишь в одной из ее ипостасей, да и территориальные рамки ограничиваются либо Вест-Индией, либо Западной Европой, либо Африкой. Ни в одной работе, даже в объёмистых монографиях Л. Барретта, Х. Кэмпбелла, Э. Кэшмора, Дж. Оуэнса, С. Кларка, С. Дэйвиса и П. Саймона, Й. Конате. С. Джонса, А. Морриша, Р. Неттлфорда, Дж. Пламмера, К. Прайса, А. Уотерс, Т. Уайта. Б. Бергмана и О. Шварца, Д. Биштона, Т. Брайтвесера и Х. Мотера, П.Б. Кларка. Д. Константа, Х. Дэлримпла и Р.Кэллиндира, Д. Форсайта, Ван Дика, П. Жилроя, Д. Хэбдиджа, Х.-Й. Лота, Т.Майерса, Л.Осборн, М.Томаса и А.Бута, М. Уайтни и Д. Хасси, К. Уильямса и некоторых других, специально посвященных растафари, не прослеживается полная метаморфоз эволюция растафари от начала до конца. Между тем, цепь превращений растафари даёт возможность понять, во-первых, как в разные исторические моменты, в разной социальной и географической среде видоизменялась и адаптировалась, приспосабливалась к конкретным нравственно-психологическим запросам эта разновидность «простонародного почвенничества», а во-вторых — наоборот, понять, почему в столь несхожих условиях, как те, что существуют на Ямайке и Доминике, в Великобритании и в современном африканском городе, один и тот же комплекс представлений (по сути, сводящийся к тому, чтобы дофантазировать, примыслить себе более привлекательную историю, культуру, а заодно и религию взамен реальных) оказывается желанным, привлекательным.