чтоб тебе повело, чтоб тебе молодую с ума, с разума свело.
2. Представить в неверном виде, в неправильной форме [СГАКР-ПО 1990: 22]. Ср.: искаженный — бешеный, неугомонный, неотвязный; исказился как середа на пятницу — о сердитом взгляде [СРНГ 1977: 213].
Исто´рожить: 1. Истратить беспорядочно, по мелочам.
Трешницу-ту и не видал, как исторжил Бог знает куда.
2. Заколдовать.
Что же это ты ружье у меня исторжал [заколдовал], изладь [расколдуй] мне [СРНГ 1977: 261, 137].
Семантические поля этих лексем довольно близки, общее их значение — истощить, изменить, расстроить, привести в беспорядок [350]. В словарях не отмечено такое распространенное значение глагола сделать, как «победить», «взять верх», отсылающее к популярному сюжету быличек «Дока на доку», рассмотренному в предыдущей главе, но за пределами этого сюжета практически не встречающееся (на мой взгляд, потому, что рассказы о колдовстве — преимущественно дискурс жертв, обычно не склонных интерпретировать причиненный им магический вред в терминах противостояния равных соперников) [351].
Семантически близкие глаголу делать понятия ладить и лечить в колдовском дискурсе оказываются его антонимами:
Ла´дить — 1. Приводить в порядок, налаживать. 3. Лечить знахарским способом [СРГСРКК 1992: 152].
Ла´дить — 2. Лечить домашним способом, у знахарки.
Раза щетыре носили его ладить от испуга [СРГСУ 1971: 83].
Она от призору-то хорошо умеет ладить [СРНГ 1997: 228].
Изла´живать, изла´дить — 1. Привести в состояние готовности. 4. Излечивать. 8. Расколдовать [СРНГ 1977: 137].
Однако наряду с этими значениями есть и другие:
Изла´живать, изла´дить — 7. Превратить кого-либо во что- или кого-либо; обернуться кем- или чем-либо [СРНГ 1977: 137].
Ла´дить — 1. Наговаривать, колдовать.
Лажоно было на ково-то, а попало на етово парня [СРГСУ 1971:83].
Прила´дить — 2. Приворожить, привязать к себе, увлечь [СРНГ 1997: 270].
Прила´дить — 3. Привязать к себе, возбудить к себе любовь.
Приворожили, приладили они ево: он с роботы придет, вымоётся и отправлятся к ей [СРГСУ 1983: 129].
Прила´дка — заговор, приворот [СРГСУД 1996: 459].
Как видно из словарных статей, употребление понятия ладить в колдовском дискурсе относится к магическим практикам, нацеленным на устранение последствий колдовства (лечебные и очистительные обряды), переделку/изменение (превращение и оборотничество), а также к сфере любовной магии, конкретнее — привороту, который хотя и расценивается в рамках традиции как практика греховная, все же направлен на цели скорее созидательные, в отличие от отворота — разрушения отношений, прекращения связи. Ср. также:
Приле´чивать, прилечи´ть — привораживать, возбуждать любовное чувство [СРГСУ 1983: 129–130] [352].
Итак, в понятии сделать присутствует указание на зримый результат как будто бы незаметного, даже невидимого воздействия, предполагающего, что субъект оного обладает ясным пониманием цели и умением ее достичь. Повторю, что в контексте веры в колдовство и глагол сделал/а/и, и причастие сделан/а/о употребляются главным образом в случаях вредоносного воздействия, тогда как семантически близкие понятия ладить, лечить, править используются в основном для описания противоположных интенций. Но в любом случае речь идет о таком изменении наличной ситуации, которое, независимо от его аксиологической характеристики, не может не вызвать восхищения мастерством субъекта. В этом смысле делать противостоит не понятию ладить, а бессмысленному, безрезультатному, «пустому» акту — подобно тому, как знание, означая «умение делать», противостоит пустому бахвальству.
Фольклористические и этнографические описания полны свидетельств того, что колдунами — или более сильными колдунами — обычно считаются проживающие по соседству инородцы или иноверцы [353]. Приведем два примера, зафиксированные с разницей в сто лет. По данным И. Я. Неклепаева 1903 г., сургутяне боялись остяков (хантов) «как людей, водящих более или менее близкое знакомство с нечистым духом, особенно же остяцких колдунов и ворожеев…», это удерживало русских от причинения обид и неприятностей инородцам. Особенно славились своей волшебной силой «остяки более глухих мест»: «Там что ни остяк, то ворожей, — говорят сургутяне про реку Вах, — и с ними нужно держать ухо востро» [Неклепаев 1903: 73].
Во время полевой работы в Кировской области в 2003 г. мы обнаружили, что русское население этих мест (как старообрядцы-беспоповцы, так и православные) приписывает владение магическими практиками почти исключительно соседям-марийцам (крещеным в православие, но якобы сохраняющим и языческие обряды), тем самым избавляя от подозрений в колдовстве единоверцев. Схожие наблюдения были сделаны ранее А. А. Ивановой:
Марийцы — они колдуны и еретники. Они раньше килы садили. И сейчас садят, но уже меньше. Что за народ? Всю жизнь с има прожила, не пойму, что за люди?! Но худое могут сделать, это точно. Колдовство знают. И нашептать могут, изурочить <…> И на грудь себе всего навешают — будто бы от дурного глазу, что ли? А им самим-то надо ли? Сколь ни белись, все равно сажа видна: черный глаз не замажешь.
Мы марийцев всегда боялись. Люди говорят, они колдуны. Когда мы маленькие были, нас бабка учила: «Увидите если марийку, кукиш сложите, держите за ж. ой, а сами приговаривайте тихонько: „На тебе кукиш-мякиш“».
У меня тетя Тамара на ферме работала. И у нее везде-везде были булавки: на ферме в основном марийцы работали. Марийцы больше порчу насылают [Иванова 2000: 57, 61].
Иная картина наблюдается в Верхокамье: в этом практически моноэтничном на протяжении последних ста — ста пятидесяти лет регионе (лишь на его западе расселены удмурты, давно принявшие православие) обвинения в колдовстве неизменно падают на своих — кержаков. Впрочем, источник колдовской практики по традиции возводится к его прежним насельникам — коми-пермякам, исчезнувшим из этих мест еще в XIX в., например:
Раньше это шло всё знаете откудова? Оттудова вот, с коми-пермяков. Говорят, вот это в пермяках раньше всё было распространено <…> не веровали, неверующие были [354].
Любопытно, что в селах Удмуртии, где живут вместе русские и удмурты, эта тенденция — подозревать в колдовстве своих, русских, а не удмуртов — сохраняется. Следовательно, приписывание вредоносных магических способностей живущим рядом представителям иного этноса — чрезвычайно популярная, но не единственная модель описания социального пространства. Так, в случае практически моноэтничного и моноконфессионального населения подобные подозрения обычно падают на жителей соседнего района, села или куста деревень, например:
Вот в этой-то местности вроде меньше, а вот в соколовской, говорят, там масса, больше. В той стороне, говорят, больше [355].
Достаточно хорошо известно, что в русской
