Пациенту предоставляется ряд рисунков, отличающихся друг от друга незначительными деталями; проверяется его возможность выявить разницу.
10. Пациенту предоставляются сюжетные иллюстрации и предлагается описать, что на них происходит.
11. Пациенту предоставляются фотографии, провоцирующие эмоциональный отклик: например, изображения Бога, дьявола, призраков, машин и т. д.
12. Пациентам показываются юмористические рисунки.
13. Сравниваются рисунки, сделанные до начала болезни, с теми, которые создавались во время болезни. Рисунки, отражающие различные этапы развития психоза, изучаются в развитии [39].
Таким образом, идеи Мора и сегодня выглядят достаточно актуальными и пересекаются с современными методами диагностики. Важно заметить, что, изучая способность копировать простые рисунки или более сложные геометрические фигуры, Мор не концентрируется на специфике рисунка, создаваемого пациентами, а анализирует моторные навыки. Он озабочен влиянием перцептивных нарушений на способность пациента видеть и представлять мир: видят ли шизофреники его по-другому? Является ли измененное восприятие основой для характерных форм, наблюдаемых в определенных группах рисунков? [40]
Обычно разговор о деятельности психиатров по системному изучению искусства душевнобольных не обходится без упоминания психиатрических коллекций. Такого рода собирательская практика начинается достаточно рано. В фундаментальном труде Джона Макгрегора описывается коллекция президента Швейцарской психиатрической ассоциации Шарля Ладама (1871–1949), которую тот собирал по крайней мере с 1915 года; с 1925 по 1938 год эта коллекция располагалась в руководимой Ладамом частной психиатрической клинике под Женевой и была доступна для посетителей. Интересы Ладама были сосредоточены на использовании этой коллекции в контексте психиатрической теории и практики, а именно для диагностирования и уточнения специфики психических заболеваний. Также он опубликовал по крайней мере одну статью «О художественных проявлениях у душевнобольных» («А propos des manifestations artistiques chez les aliénés») [41].
Рисунки Жюли Бар (1869–1930) помогают составить некоторое представление о коллекции Ладама. Она оказывается в лечебнице в 1916 году с основным диагнозом «эпилепсия» в сочетании с душевным расстройством. Как пишет сам Ладам:
Она была совершенно неспособна к обучению и какого-либо сорта работе — шитью или вязанию, но зато всегда стремилась помочь в домашней работе… [42]
Ее речь также была очень ограничена, особого интереса к окружающим событиям она не испытывала. Всю себя Жюли посвящала рисованию, стилистика ее рисунков была совершенно детской, инфантилизированной, но образы разнообразны, что, по мысли Ладама, отражало богатство ее внутреннего мира.
Рисунки Жюли Бар обычно выполнены черным карандашом, иногда с небольшим применением цвета. Изображения организованы в соответствии с принципом повторения: в одиночку или в группах объекты — фигуры, животные — следуют друг за другом. Однако неспособность Жюли объяснить свои рисунки не позволила Ладаму глубоко их интерпретировать. Тогда этот случай не вышел за пределы психиатрического наблюдения; сейчас же работы Жюли Бар являются частью лозаннской «Коллекции Ар брюта».
Но уже совсем скоро, в начале 1920‐х годов, ситуация с интерпретациями рисунков душевнобольных значительно меняется. Эти изменения были во многом обусловлены расширением дискурса художественной культуры. В это время творчество душевнобольных рассматривается как искусство и в этом качестве привлекает не только психиатров, но и профессиональных художников. Дадаисты основывают свою программу на тотальном абсурде, алогизме, нарочитой бессвязности; экспрессионисты — в частности, Пауль Клее — включают подобные мотивы в свои работы.
Взаимное влияние авангардных художников, новой критической теории искусства и исследователей-психиатров можно выявить, анализируя деятельность Вальтера Моргенталера (1882–1965) и Ханса Принцхорна (1886–1933). Моргенталер работал в большой психиатрической клинике Вальдау, расположенной в одном из предместий Берна. Его 120-страничный труд «Душевнобольной как художник» («Ein Geisteskranker as Kunstler»), опубликованный в 1921 году, был посвящен экстраординарному искусству одного из пациентов — Адольфа Вёльфли (1864–1930). Вёльфли поступил в психиатрическую лечебницу в возрасте 31 года с диагнозом «шизофрения», несколькими годами позже начал рисовать и за время пребывания в больнице создал огромное количество раскрашенных манускриптов [43]. Книга Моргенталера получила восторженный отзыв Андре Бретона, одного из основателей французского сюрреализма, — он назвал ее одним из трех самых важных сочинений ХХ века [44]; она и, собственно, сами рисунки Вёльфли оказали огромное влияние на формирование границ аутсайдерского искусства и ар брюта.
Как утверждает в своем исследовании Джон Макгрегор, Вальтер Моргенталер знал теорию Фрейда и, возможно, текст Фрейда, посвященный Леонардо да Винчи (1910), инспирировал его собственное сочинение [45]. Но, вероятно, интерес к творчеству пациентов связан и с тем, что Моргенталер был погружен в контекст современного искусства (его брат Эрнст был известным швейцарским живописцем) и осведомлен о его тенденциях. Известно, что Моргенталер показывал рисунки Вёльфли художникам и очень интересовался их реакцией [46].
Описывая случай Вёльфли, Моргенталер апеллирует к таким категориям, как травма, девиация и безумие, — именно они впоследствии станут определяющими дискурсивными характеристиками для художника-аутсайдера. Особое внимание уделяется биографии Вёльфли. Он родился в бедной швейцарской семье, младшим из семерых детей, и пережил в детстве насилие и унижение. Когда Адольфу было пять лет, алкоголик-отец бросил семью, а еще два года спустя ребенок был разлучен с матерью, которая скоро умерла [47]. Какое-то время он жил с усыновителями; с раннего возраста они использовали его как рабочего на ферме. Следующая травмирующая ситуация: в юности он влюбился в дочь зажиточного крестьянина, но ее отец, которого не устроило низкое социальное положение Вёльфли, потребовал разрыва.
В 1890 году Адольф Вёльфли был обвинен в сексуальных посягательствах и провел два года в заключении. В 1895‐м объектом его домогательств стала трехлетняя девочка; именно после этого случая он попал в психиатрическую лечебницу с диагнозом «шизофрения» [48]. Здесь он проведет тридцать пять лет — большую часть жизни. Первые годы — в буйном состоянии, проявляя чрезвычайную агрессию. По свидетельству Моргенталера,
Вёльфли бегал вокруг, бушевал, ломал, рвал, разрушал все что мог, он творил столько разрушений, что бывал закрыт голым в отдельной камере на целые недели [49].
А через четыре года, в 1899‐м, Вёльфли вдруг выражает неожиданный интерес к письму и рисованию — при том, что ранее, до госпиталя, таких интересов он не обнаруживал. Процесс рисования его успокаивал; по наблюдениям врачей, бумага и карандаш гасили вспышки гнева. Далее, год за годом, он создает тысячи очень детализированных рисунков и текстов. Собственно, и рисунки, и тексты, и присутствующие в этой сплошной орнаментике нотные знаки представляют собой некоторое тотальное произведение искусства: иллюстрации воплощаются в музыке, музыка изображается, а тексты — это одновременно запечатленные звуки.
Пятичастное эпическое произведение Адольфа Вёльфли «Сочинения святого Адольфа-Гиганта» состоит из 45 томов и 16 тетрадей (суммарно 25 000 страниц) с 1620 иллюстрациями и 1640 коллажами. Большая часть рисунков выполнена свинцовым карандашом и цветными карандашами, а коллажи
