все пастухи… По деревне слух пошел — глянь, корова-то даёт сколько молока. Он тогда и говорит жене: «Так и так, я видал вот эту бабку, она вот понёву сняла и вот так. А я снял кальсоны и кальсоны по росе: „Что куме, то и мне, что куме, то и мне“. И поперло молоко». А она ему говорит: «Ну-ка, пошли сейчас же к старосте». Раньше староста был, сейчас председатель, а тогда староста был по деревне. «Пойдём к старосте, чтоб сходку собрать и рассказать». Ну, ему она потихонечку рассказала: «Собери срочно». Он сразу, там бригадир или кто там был у него, собрал на сходку. «Ну, так, выходи, Вань, рассказывай». И он рассказывает: «Не знаю, что делать, караул! Корова залила молоком». — «А отчего? — староста спрашивает. — Ну-ка, расскажи поподробней». Рассказывает поподробней, и эта бабка пришла. Всех, как выгон, выгоняли. Если сказали — на сходку, все с семьей чтоб выходил обязательно. «А как, что случилось?» — «Ну, меня, — говорит… там Комарев был, барин… ну, он будет ругать меня теперь?» — «Нет, не будет ругать, он простит». — «Вот, я пошёл за лыками. Вот эта бабка понёву сняла и понёву <по росе>. А я снимаю кальсоны и давай: „Что куме, то и мне, что куме, то и мне“. И вот залила». А это: «А я голошу, у меня молока нету». Значит, бабка и этот подговаривал. И ему откуда-то ещё молоко нашлось. Это: «Ну-ка, иди на середину, — на бабку. — Сейчас же сделай, чтоб всем было молоко поровну, как давали, мол. Так, чтоб завтра было всё в порядке. Чтоб люди не обижались на тебя. Ну, а тебя за работу…» Тогда позор такой был: всей деревней. Деревня большая была, двести домов здесь, это сейчас сорок, тогда двести, пройтить негде было. С одного конца деревни и до другого конца деревни берут кто заслонку — печку закрывают, такая заслонь, — кто пилы, и железками, и бахают. Это её с позором по всей деревне проволочь. Вот это, и кончилось на этом. И всё нормально стало в деревне [Буркова, Тименчик 2004: 51–52] [411].
Такому же наказанию самосудом подвергают за воровство [Тенишев 2003: 169] [412]. В данном случае женщину наказали именно за причинение ущерба, а не за колдовство как таковое. Ср.:
Отец говорил, что тучу отворачивать, спорину у хлеба отымать и молоко у коров — это великий грех, эти три дела [Ивлева 2004: 103] (текст записан в Рязанской области).
По этнографическим материалам, давнишним и современным, к колдунам крестьяне относились и относятся терпимо, даже пользуются их услугами, но если те злоупотребляют своим положением — жди самосуда. Так, верхокамского колдуна Жургова выгнали из дома, заставив переехать в другое место, когда коровы в общем стаде стали болеть; до этого индивидуальные обиды не влияли на ситуацию [413].
Восприятие колдовства как воровства естественно в случае причинения материального ущерба [414], но если мы обратимся не к хозяйственной магии, а к любовной, то и здесь обнаружим явную связь с концептом воровства: во множестве можно записать былички о том, как с помощью приворота разлучница отняла, увела мужа, а колдун помог его вернуть (все равно что удой коровы, урожайность репы или деньги). Например:
Дак вот, вот Евлёша-то ведь и перевела от бабы мужика-то к себе. Спроста-то она бы ведь не перевела, не перешел бы, чё. Раз он эту зачал любить, а свою бабу — в сторону. Чё, сейчас тоже ведь есть, мало ли, тоже бросают. Которы вон так баско живут и вдруг, бают, разошлись. Чё случилось? На чё это вам это колдовство, это вовсе ни к чему [415].
Колдовская порча и сглаз имеют непосредственное отношение к потере здоровья, жизненных сил. Встречаются былички о том, как колдунья, наводящая порчу, от которой болеют и умирают дети и молодые люди, живет долго и отличается отменным здоровьем — живет за чужой счет, например:
Про М. А. был такой разговор (что она знаткая. — О. X). Семьдесят пять лет, а на ко´зу одна накосила! [416]
Зависть, выражаемая в неискренних похвалах, нескромных взглядах и жестах, отнимает красоту и полноту тела молодушки, здоровье младенцев, жизнь телят и цыплят, урожайность капусты и приносит другие убытки. Можно сказать, что если не всякий вор — колдун, то всякий колдун — вор [417]. Такое понимание хорошо выражено в словах информантов:
Соб.: А до этого вы не знали, что она колдунья?
Примерно-то знали, но решили проверить, действительно она, нет, вот такая, что к чему, нечи´ста на руку [418].
У нас не положено колдовать, во-первых, это грешно считается <…>
Соб.: А почему грешно?
Ну, дак как не грешно! Положено своим трудом жить [419].
Эти суждения, дающие общую оценку преступлениям против сообщества, говорят в том числе о неразличении физического и символического действия. Кража понимается широко — как причинение ущерба имуществу (включая поджог и обман) и в таком качестве сопоставима с колдовской порчей, которая тоже расценивается как нанесение вреда имуществу, здоровью и другим благам. Поэтому так гибка традиция, предлагая способы профилактики и устранения вреда — магические против обыкновенных воров и естественные против воров магических.
Однако релевантно ли традиции признание исследователем реальности воровства и ирреальности колдовства? Для внутренней точки зрения и то и другое, безусловно, реально. Коль скоро мы пытаемся увидеть культуру глазами ее носителей, мы должны признать, что колдовство и воровство, а также колдовство и убийство, прелюбодеяние и воровство как культурные концепты пересекаются и накладываются друг на друга [420]. Вредитель остается вредителем независимо от способа действия — «естественного» или «сверхъестественного», с внешней точки зрения.
Понятие «колдовство» может означать всего лишь невидимый, таинственный способ достижения цели, а «воровство» во многих случаях является этой целью, оказывается основной мотивацией применения колдовства. Это хорошо заметно в следующей истории.
Семейные хлопоты [421]
С Надеждой Ипатовной мы познакомились летом 2003 г., тогда ей было чуть больше сорока. У нее уютный дом, где они с мужем Виктором вырастили четверых детей (младшая дочь тогда заканчивала школу). Есть внук — веселый бутуз, живет с родителями в областном центре и часто гостит у бабушки. Хотя родом Надежда Ипатовна из типичной старообрядческой семьи и всю жизнь прожила в деревне, на сельскую жительницу она совсем не похожа: в одежде предпочитает спортивный стиль, модно подстрижена.
