Понятие смерти для человека вполне определенно только в качестве абстрактного термина, в связи с которым у него не возникает ни страха, ни страдания. Но когда этот термин теряет абстрактность и обозначается в качестве непосредственно угрожающего будущего, определенность отражаемого им явления сразу же исчезает. Ж. Кальвин назвал человеческую душу фабрикой идолов, но она также является фабрикой страданий и страхов.
В чем смысл и назначение страдания? Недостаточно сказать, что ироничная природа наделила им все живые существа, чтобы они знали о своей бренной природе и могли ему противопоставить радости и счастье. Однако и в этом примитивном утверждении уже есть нечто, позволяющее выявить смысл и назначение страдания, а именно то, что оно есть предтеча смерти, один из путей к ней, ее маленькая модель. Но и такое толкование односторонне, поскольку страдание многолико и в очень многих случаях отнюдь не связано со смертью, обладая не только биологическим, но и социальным потенциалом. Так, страдание возникает и тогда, когда один человек становится объектом, с помощью агрессии в отношении которого достигается удовлетворение потребности другого человека. Таким образом, страдание не только является указанием на физическую уязвимость и неизбежную смертность индивида, но и включает мощный социальный слой — отношения между людьми.
Страдание вырывает личность из незамечаемой ею серой повседневности, указывает ей на ценность счастья и благополучия, делается средством духовного и нравственного очищения, интеллектуального, художественного и эмоционального развития, в конечном счете познания себя и окружающего мира. Оно может стать постоянным фактором жизни, подчиняя себе человека и тем самым изматывая его, выхолащивая из него человечность, все то, что сделало из него личность. Так бывает даже в случаях религиозного фанатизма. Иногда, испытывая страдание, человек может научиться избегать его, делая свою жизнь более благополучной, но при этом велика опасность развития эгоизма и игнорирования страданий других. Страдание способно закалить личность и уже следующее испытание она будет переносить более стойко и с достоинством.
Когда человек страдает, особенно физически, это часто ощущается им как нечто несовместимое с жизнью, и поэтому его может захватить страх смерти, который способен усилиться из-за чувства беспомощности. Длительное, изматывающее страдание вырывает индивида из привычного мира вещей, переносит его на иной, незнакомый, иногда внушающий ужас уровень, он начинает смотреть на мир другими глазами, да и само окружающее подчас бывает совсем иным, выступая источником мучений. В редких случаях и только отдельным людям открывается некий новый глубинный смысл событий, происходящих вокруг и с ними самими. Они могут отрекаться от всего своего прошлого и понимать, что уже потеряли его и никогда не вернутся к нему.
Почему люди должны страдать? Полагаю, что причина этого кроется в том, что они смертны, а их физическая и психическая природа, как и практически у всех других живых существ, чрезвычайно уязвима. Смертность и уязвимость составляют неразлучную пару, неизменно сопровождающую жизнь на земле. Значение и функции страдания стали объектом познавательных усилий человека, по-видимому, сразу же, как только оно обнаружилось; уже тогда ему стал придаваться смысл, который позже стал называться сакральным. Наше нынешнее понимание страдания постепенно освобождается от сверхъестественности в русле десакрализации, ставшей одной из важнейших дорог человечества.
Страдание очень часто предшествует смерти, в том числе насильственной. Как предвестник смерти оно порождает страх, тревогу, ужас.
Возникает оно потому, что не удовлетворяются, блокируются какие-то потребности, но не просто в чем-то незначительном, а, напротив, только в очень значимом для данного человека — в людях, их взаимности, занятиях, свободе, безопасности, охране здоровья, вещах и т. д. Отождествляя же свое бытие с другими, выражая им свое сочувствие, личность приходит к состраданию. Оно в зависимости от его силы и возможностей конкретного человека или группы людей может быть глобальным и мощным, включая не только призывы, приказы, воззвания, но и практические деяния. В качестве самого яркого примера можно привести великую Мать Терезу, для которой чужие страдания были источником ее более чем активной воли и вызывали у нее потребность в сострадании. Она признавала своими страдания всего живого, все были ей одинаково близки и собственными действиями она пыталась утолить скорбь всего мира.
Уже давно высказана мысль, что если бытие по своей сущности есть страдание, то небытие есть благо. Но само приближение к небытию часто оборачивается страданием, придумать же более простое и даже примитивное решение проблемы страдания как ухода в небытие просто невозможно. Ясно, что совсем исключить его из жизни нельзя, всегда останутся такие его виды, как физические муки или переживания из-за потери близких. Но вполне в человеческих силах решительно сузить круг страданий, возникающих вследствие войн, военных конфликтов, нищеты, бесправия, техногенных катастроф, несчастных случаев, преступлений, болезней, одним словом, всего того, что лежит в области социальной жизни и людских возможностей.
Хотя капризы истории могут определять моменты, когда уровень страданий повышается или понижается, вполне возможно обнаружить лежащие в их основе заблуждения и предостерегать от них. Вся человеческая история показывает, до какой степени людская ограниченность и социальная запрограммированность приводят к причинению страданий.
Можно предположить, что страдание является следствием конфликтов, часто острейших, между различными структурами личности (между бессознательными влечениями и социальными нормами, между различными взаимоисключающими влечениями, между желаниями и субъективными возможностями, в том числе между стремлением к величию и собственным ничтожеством, своим опытом достижений и т. д.), а также результатом воздействий внешней среды. Искать причины страданий нужно не только во внутренней психической сфере, но и во внешней культуре. Безнравственное давление среды на личность, вызывающее страдание, корнями уходит именно в культуру. Достижения глубинной психологии, как бы велики они ни были, без поиска социальных причин могут не дать всех необходимых ответов. С другой стороны, нельзя ограничиваться только анализом и оценкой лишь социальных условий, не поняв, как они воспринимаются индивидуальной психологией и преломляются в ней. Не следует допускать, чтобы за рамками поиска оставались патологические, болезненные факторы, которые сами по себе, вне социума могут стать причиной страданий. Эти факторы могут спровоцировать конфликты и применение насилия, которые затем породят страдание.
Одних людей страдание парализует, но других оно способно сделать более мужественными, сильными, собранными, активными. Оно может мотивировать месть подлинным или надуманным его причинителям. Страдание, особенно если оно связано с тревогой и страхом, выполняет и охранные функции, указывая человеку, откуда, когда, от кого или чего ему следует ждать опасности. Это, в принципе, должно подготовить его к сопротивлению и защите. Таким образом, биологически и психологически самоутверждаясь, человек становится способным принимать на себя нужды, тяготы, лишения, даже новые страдания ради сохранения своей целостности. Такую особенность можно назвать витальностью, т. е. утверждением
