завтра будет с вами худо”.
За таковые толки, по жалобе евреев, Кухаревич по распоряжению городничего был выдержан двое суток под арестом при полиции, а по освобождении, придя в шинок Абрама Маркуса, где пил водку, сказал хозяину: “Мы вас вывешаем, и я имею собственную землю, что дам вам на кладбище”» (л. 19).
Так фольклорный рассказ о «черте», который «передавит евреев», в устах обиженного Кухаревича обернулся вполне жесткой погромной угрозой.
По тому же делу проходил и второй персонаж – «именующий себя дворянином Гродненского уезда околицы Мацеевич» Иван Мацеевский, которого еврей Зыско Рожанский обвинил в том, что Мацеевский «пред последним их праздником, зайдя в его шинок, советовал Рожанскому нейти в школу на праздник Босины, ибо его там зарежут» (л. 19–19об.). За распускание подобных слухов Мацеевский «по донесению евреев городовой полиции взят был под арест» (л. 19об.), однако на следствии все отрицал, говоря, что ничего не помнит, ибо был крепко пьян.
Итак, именно к еврейскому Судному дню, когда, по поверьям, евреям угрожают всяческие опасности со стороны демонических сил, оказались приурочены и вполне реальные агрессивные проявления.
Мы уже говорили о том, что термин кучки может означать весь цикл еврейских осенних праздников. Этим, скорее всего, и обусловлен тот факт, что иногда события Судного дня переносятся на праздник Кущей и именно он становится в представлении славян «страшным» днем, когда евреям грозят опасности со стороны потустороннего мира и его обитателей.
«Кучки – так йих ў той празник хто-то хапае, ну и йих не стае… Так вони наливають ў бочку воды, вот, и заглядають: як шо тины [тени. – О.Б., В.П.] нэма, так того ўжэ той нэдобрый ухватыть. Вот и побачыть, и ўсё. И ўжэ вони знають, шо ага-а…» (М.М. Костючик, 1937 г.р., Речица Ратновского р-на Волынской обл., 2000, зап. О.В. Белова).
В этом лаконичном рассказе в «свернутом» виде содержится сюжет легенды, события которой обычно приурочиваются к Судному дню (людей похищает «недобрый»). Переосмыслению подвергся здесь и ритуал моления над водой: в славянской интерпретации он превратился в способ гадания о судьбе, который евреи якобы практикуют на Кучки и в Судный день (об этом см. в гл. 5).
Представление о Кучках как о «страшном» и отчасти аномальном празднике мы записали в Подолии: «Колы е еврэйски Кучки?.. раз в чотыри рoки вроде бы… Колы у нас идэ високосный рик, еврэйски Кучки – так-так – в сентябре месяци <…> Ну шо там повинно буты? Трэба принoсыти жертву, жертвоприношение у евреиў. [А кого они в жертву приносят?] Младенцеў. [Своих?] Зо стороны бэруть» (В.Ф. Бабийчук, 1946 г.р., Сатанов Городокского р-на Хмельницкой обл., 2001, зап. О.В. Белова, В.Я. Петрухин). Информант осознает Кучки как опасный праздник точно так же, как осознает неблагоприятность високосного года. Упоминание о жертвоприношении младенцев, которых евреи «берут» откуда-то «со стороны», является трансформированным мотивом «кровавого навета», который обычно связывается с еврейской Пасхой (см. гл. 3).
Представления этнических соседей о календаре и праздниках друг друга – яркий пример взаимопроникновения традиций и широкого взаимного усвоения элементов культуры. Как показывает материал, такая ситуация характерна не только для традиционной среды, но имеет место и в современной городской культуре (о «совместном» освоении праздничной традиции горожанами – русскими и евреями см.: Добровольская 2004). На этом фоне уже не покажется странным свидетельство из белорусского Полесья: «У нас ат жыдоў узяли звычай: як пьюць – гаварыць “шoлам”…» (Сержпутоўскiй 1930: 196).
4.5. Еврейские похороны глазами славян
Говоря о «мифологии соседства», нельзя не обратить внимания на своеобразные представления, которые бытуют в славянской среде относительно обычаев и обрядов, практиковавшихся евреями. Показательно, что в рассказах украинцев, белорусов и поляков, проживавших в непосредственном соседстве с евреями, «объективные знания» о ритуале еврейских похорон сочетаются с целым комплексом фольклорно-мифологических представлений и суеверий, передаваемых из поколения в поколение.
Еврейские похороны – наиболее «открытый» в общественном отношении ритуал, который можно наблюдать и который можно сравнивать со «своим» обрядом. Элементы погребального обряда становятся постоянной темой для обсуждения, дискуссии и полемики в тех местах, где соседствуют представители разных национальностей или конфессий. Обратимся к рассказам славянского населения бывшей черты оседлости о еврейском погребальном обряде, который можно считать образцовым примером «воплощенного мифа» о еврейской обрядности в целом.
Еврейский погребальный обряд оказался в наибольшей степени «прокомментирован» внимательными соседями – возможно, в силу того, что был наиболее «наглядным» (каждый раз похоронная процессия преодолевала неблизкий путь до находившегося в отдалении от местечка – чаще на высокой горе – еврейского кладбища). Да и вид самого кладбища (тесно стоящие надгробия, непохожие на христианские) постоянно активизировал в сознании носителей фольклорной традиции суеверные представления, связанные с «чужой» культовой ритуалистикой.
Основные моменты, вокруг которых строятся рассказы славян о еврейских похоронах, это предсмертная ритуалистика, характер похоронной процессии, способ захоронения, поминальная обрядность. Отметим, что «сценарий», по которому строятся все имеющиеся в настоящее время в нашем распоряжении фольклорные нарративы (как опубликованные свидетельства, так и архивные записи), вполне стандартный и отражает общий для украинцев, белорусов и поляков набор стереотипов.
4.5.1. Проводы на «тот» свет
Согласно народным верованиям, евреи помогают умирающим поскорее расстаться с жизнью и для этого душат находящихся при смерти подушками. В закарпатском селе Грушево рассказывали, что у евреев «был такой закон»: когда окружающие видели, что умирающий близок к кончине, они брали подушку и «помогали ему», а потом заматывали тело в простынь и в этой простыни покойника хоронили – без гроба. Покойника клали на доски и под голову ему подкладывали мешок с глиной (Тячевский р-н Закарпатской обл., КА 1988). Аналогичные описания встречаются в материалах 1980-х гг. из юго-восточной Польши и Литвы, при этом указывается и мотивировка этого действия (в украинских материалах подобного мотива зафиксировать не удалось): удушение производится потому, что умирающие евреи «просят и даже молят о крещении», ибо без этого их души не могут попасть в царствие небесное. Чтобы не допустить крещения, окружающие прерывают мучения умирающего, придушив его (Cała 1995: 92, 127). Отметим, что в народно-христианской традиции вообще распространено поверье о том, что «умирают» (т. е. правильно расстаются с жизнью и отправляются на небеса) только представители «своей» веры. Так, поляки Мазовше считали, что «умирают» только католики, евреев же черт уносит в пекло наравне с лютеранами и кальвинистами (Swietek 1893: 547).
Отметим, что аналогичные ритуалы молва иногда приписывает и русским старообрядцам, и данный сюжет, таким образом, выходит далеко за рамки регионов, где имели место контакты евреев и славян. Так, по
