В пучине бренного мира. Японское искусство и его коллекционер Сергей Китаев - Евгений Семенович Штейнер

Письмо П. Я. Павлинову от 15 августа 1916, л. 2r. (Это последняя страница длинного письма, несмотря на то что содержимое ее написано на обороте второго листа. Вверху Китаев написал, что он пропустил эту сторону по ошибке, и решил заполнить ее дополнительной информацией, организованной в виде таблицы с именами и цифрами. Из публикации письма в Каталоге 2008 эта страница была исключена.)

Ёкохама боэки симпо. 1918. 16 октября.

Неизвестно, почему в музейном каталоге этот лист называется “Три женщины на веранде чайного домика Судзаки в Таканава”. Таких надписей на самой гравюре нет. Таканава находится далеко от залива Эдо (Токийского залива), в водах которого происходит действо, изображенное на заднем плане справа: омовение переносного храма (микоси араи). Это был праздник, посвященный бычьеголовому богу Годзу-тэнно и проходивший в 7-й день 6-го месяца. Известны два отпечатка этой гравюры: в Бостоне и Сан-Франциско. Еще один был продан на аукционе коллекции Фредерика Мэя в Нью-Йорке в 1918 году.

Через несколько лет эта моя догадка подтвердилась. Я разыскал сведения об аукционах 1911, 1915 и 1916 годов в Петербурге/Петрограде, на которых продавались произведения японского искусства. В одной заметке говорится: “28-го февраля [1911 года] вечером во временном помещении недавно основанного Обществом архитекторов-художников “Музея старого Петербурга” была устроена выставка художественных произведений, пожертвованных для лотереи в пользу музея, а затем и розыгрыш их. Выставка (из 100 номеров), устроенная нарядно и интимно, оказалась интересною и по своему содержанию. ‹…› Было несколько недурных вещей старых художников и иностранных; так, например, цветные гравюры японских художников Хирошичи и Шуници и т. д.” (Воинов В. Художественные письма из Петербурга // Студия. М., 1912. 17 марта. № 24. С. 12). Так вот, “Хирошичи” – это Хиросигэ, а “Шуници” – это Сюнтё! Он был малоизвестен, работал всего двенадцать лет (1783–1795), произведений оставил не так много. Вероятность того, что по Петербургу гуляли листы Сюнтё с владельческим клеймом СК и были при этом не от Китаева, близка к нулю.

ОР ГМИИ. Приемная опись Собрания Китаева. № 5624–5638.

Один ящик с диапозитивами, два ящика с каталогами и книгами и одиннадцать коробок с альбомами фотографий были переданы из отдела гравюры и рисунка в библиотеку ГМИИ (ОР ГМИИ. Ф. 5. Оп. I. Ед. хр. 536). Впоследствии они были переданы из библиотеки в Отдел научной документации, называвшийся в обиходе Отделом репродукций. Работая там с 1975 по 1979 год, я обнаружил эти стеклянные, раскрашенные от руки диапозитивы, а также коробки с десятками альбомов фотографий (также отколерованных). Они помещались на самом верху стеллажей с трофейными немецкими папками репродукций, на недосягаемой (лестниц потребного размера не было) высоте в узком пространстве между потолком и верхними плоскостями этих стеллажей. Не помню, были ли на них инвентарные имена Отдела репродукций, но помню, что когда я спросил старших сотрудников, что это и откуда, то внятного ответа не получил.

Воронова Б. Г. Из истории собрания // Корницки. Указ. соч. С. 10. В чуть менее категоричной форме это же написано в ее предисловии к Пусикин дзуроку: “American ukiyo-e specialist Roger Keyes confirmed that it is one of the largest in Europe” (p. XIII).

Имейл Р. Киза автору от 3 мая 2007 года: “Before I visited Moscow I read somewhere that the Pushkin Museum had 25,000 Japanese prints. I had high expectations of what I would find there. Of course there are not actually that many single-sheet prints. (Perhaps someone had counted all the individual book illustrations that are mounted on separate sheets.) So the Museum’s print collection is not the biggest in Europe. Please do not quote me as saying it is”.

ОР ГМИИ. Ф. 5. Оп. I. Ед. хр. 478. Л. 2.

Там же. Л. 4.

Архив Гос. Музея Востока. Кор. 1. Ед. хр. 6. Л. 2а. Опубл. в: Войтов В. Е. Материалы по истории Государственного музея Востока, 1918–1950. М.: Сканрус, 2003. С. 57.

См.: Список произведений живописи, переданных из ГМИИ в различные музеи страны // РГАЛИ. Ф. 2329. Оп. 4. Ед. хр. 124 (86 листов). Список гравюр, переданных в Челябинскую картинную галерею, см. на л. 12–13; в Ростовский музей изобразительных искусств – на л. 34–34а; в Новосибирскую картинную галерею – на л. 69. Эти документы были изучены мною в РГАЛИ в 2009 году. Недавно была опубликована обзорная статья об этих гравюрах, попавших в Челябинск: Шипицына Е. А. Коллекция японской гравюры-суримоно в собрании Челябинского областного государственного музея искусств. К вопросу о новой атрибуции предметов // Материалы XIV Международной конференции “Экспертиза и атрибуция произведений изобразительного и декоративно-прикладного искусства”. М., 2012. С. 322–325. К сожалению, на сайте музея несколько гравюр из китаевской коллекции описаны со множеством ошибок (см.: https://chelmusart.ru/node/18402).

Сейчас эти перегравировки могут стоить от 60 до 300 долларов в зависимости от состояния и сюжета. В послевоенные годы они не стоили практически ничего.

В основном они были сделаны в японских словах: “мисако” вместо “мияко” (столица) или “одоридори-сан” вместо “оджиджи-сан” (爺々 – “старички, дядюшки”). Я признаю: Китаев писал с завитушками XIX века и по старой орфографии, так что не все современные российские музейные работники могут это легко одолеть, особенно если со старинными дореволюционными завитушками написано неизвестное читателю (то бишь этим работникам) японское слово.

Письмо П. Я. Павлинову от 20 августа 1916, л. 1r.

Каталог 2008, т. 2, с. 541.

Там же, с. 532.

Позднее я прочел о нем заключение профессора Питера Корницки: “В собрании ГМИИ, кроме сборника II (Ал. 321) (переиздание 1878), напечатанного с оригинальных досок, находятся также 15 сборников “Манга” более позднего издания без предисловия и выходных данных” (Корницки П. и др. Каталог старопечатных японских книг ГМИИ, ГМИНВ и ГБЛ. М., 2001. С.