Базаргур процитировал персидского хрониста Мухаммеда аль-Джурджани, писавшего в 1260 г.:
Есть среди монголов обычай выкапывать подземный склеп для почившего правителя. Пол его покрыт коврами, на которые они ставят трон, многие сосуды, оружие и вещи покойного. После тело сажают на трон и закапывают могилу, обычно ночью.
Многие археологи напрасно искали могилу Чингизхана. Большинство — в аймаке Кхенти, возле горы, расположенной в 60 км от российской границы, которая официально считается настоящей Бурхан-Халдун. Базаргур, однако, с этим не согласен, поскольку она никак не соответствует приметам, содержащимся в «Сокровенном сказании (Тайной истории)» монголов, написанном для монгольской правящей династии в 1240 г. и считающемся единственным — и важнейшим — современным Чингизхану документом о нем. Базаргур полагает, что нашел Бурхан-Халдун: это невзрачный холм Оглогчиин-Кэрем в 90 км на юго-восток от официально признанного положения. Но почему именно этот холм? Во-первых, он расположен совсем рядом с верхним течением реки Онон, где Темучин впервые увидел свет солнца, неподалеку от современного поселка Биндер, где когда-то было летнее пастбище для скота. Во-вторых, Великий курултай 1206 г., на котором Чингизхан объединил монгольские племена, происходил на близлежащей равнине, у слияния рек Хурхин и Онон. И в-третьих, прилегающая местность носит название «кладбища ста воинов» — предположительно это связано со 100 убитыми после похорон хана воинами.
Утром после нашего приезда на место профессор Базаргур провел нас по территории раскопок. Она захватывала южный склон холма, нижняя точка которого соответствует 1194 м, а верхняя — 1416 м над уровнем моря. Каменная стена от 3 до 4 м высотой и протяженностью 3,2 км, датированная между XII и XIV веками, опоясывает зону раскопок. Внутри этой стены стоит другая, еще более древняя стена длиной около километра. Если это действительно был некрополь, то внутренняя стена оберегала более ранние могилы.
Археологи, работавшие здесь, определили наличие более 60 нетронутых могил: 40 на склоне и еще около 20 вокруг вершины. Теперь они начали копать в двух точках нижнего сектора: в первой обнажились десятки плоских тщательно уложенных каменных плиток размерами от 60 х 40 до 100 х 70 см. Мощеная тропа? Или фундаменты зданий? Или могильные камни? Выяснить это — значило бы узнать, что именно ограждала каменная стена Оглогчиина: древнее городище или в самом деле некрополь.
После интенсивных раскопок на Оглогчиине стало ясно, что это действительно кладбище, хотя и не долгожданный некрополь Чингизхана и его семьи. В двух могилах были обнаружены три скелета. В первой, свод которой образовывали пятиметровой длины камни, украшенные изображениями волков, была захоронена молодая женщина, занимавшая высокое положение, — возможно, жена правителя, судя по окружавшим ее предметам. Рядом с ней был деревянный гроб со скелетом мужчины, в котором оказались детали уздечки и железные предметы в форме утюга. В соседней могиле находился скелет еще одной женщины, а при нем — украшения и драгоценные камни. Все три скелета датированы железным веком (600–400 гг. до н. э.) или временами империи хунну (IV–I вв. до н. э.). Там же оказался наконечник штандарта, относящийся к Средневековью. Базаргур был очень доволен, несмотря на то что покойники оказались по меньшей мере на тысячу лет старше поколения Чингизхана: даже не будучи могилой великого хана, находка была сенсационной.
Через три недели после нашего отъезда с Оглогчиина мы связались по спутниковой связи с Базаргуром, чтобы узнать, можно ли нам вернуться. Однако дело приняло неожиданный оборот. По возвращении в Улан-Батор наш переводчик Ньингже обратил внимание на первую страницу ведущего еженедельника страны: находки возле Оглогчиина привлекли всеобщее внимание. В передовице были процитированы слова бывшего премьер-министра Бьямбасурена: «Я глубоко обеспокоен тем, что могилы наших предков потревожены, а неприкосновенность кладбища поругана ради жалкой кучки долларов. Ради духов наших мертвых это место должно навеки остаться заповедным». Далее он требовал немедленного прекращения раскопок, высылки американских археологов и объявления Оглогчиина охраняемой природной зоной. Вскоре после этого мы узнали, что деятельность экспедиции полностью прекращена.
Базаргур негодовал: «Если ученым не дать закончить раскопки, туда как мухи налетят искатели сокровищ и расхитители гробниц. Место находки известно, и интерес к ней возрос». Я тоже был разочарован прекращением работ. Но в то же время я понимал и решение правительство. Разве позволили бы мы монгольским археологам выкапывать в Европе останки наших исторических героев, таких как Карл Великий, Мартин Лютер или римские папы?
Когда мы были в Оглогчиине, один кочевник отвел нас к скальной стене, называемой Аршаан Кход, возле которой состоялся Великий Курултай. Эта стена и окружающие ее скалы покрыты мезолитическими символами, называемыми тамга, напоминающими отпечатки копыт, а так же средневековыми надписями, выполненными старомонгольским, китайским и арабским письмом. Кроме того, мы увидели сиены охоты и фигурки животных, датируемые бронзовым веком (1600—600 гг. до н. э.). Как и бесчисленные другие места, отмеченные доисторическими петроглифами, Аршаан Кход является святым местом, святилищем под открытым небом. То, что кочевники до сих пор почитают такие места, заметно по многочисленным голубым или синим лентам, свисающим из трещин в скале.
Эти ленты, называемые хадак, — знак почитания, заимствованный из тибетского буддизма. Их приносят в дар, укладывая вокруг статуй или привязывая к длинным шестам, символизирующим мифологическое древо жизни. С таких «деревьев», соединяющих небо и землю, часто свисают сотни лент, среди которых попадаются банкноты с изображением Чингизхана. Они водопадом ниспадают до земли, символически даря людям благословение небес. Голубой цвет чрезвычайно популярен среди монголов, так как связан с небом, которому они поклонялись до обращения в буддизм, как воплощением вечной истины и высшей божественности. Голубой цвет — один из мостиков между шаманизмом и буддизмом. Есть и другие значимые цвета: красный символизирует блаженство и храбрость перед лицом препятствий; желтый — жизнь и вечность; белый — человеческую доброту и успех; зеленый — рост и плодородие.
Бродя вокруг стены, я увидел крест с лучами равной длины, заключенный в круг, рельефно выделяющийся на камне. Поскольку некоторые монгольские племена в XIII веке были несторианами, вполне возможно, что этот крест был первым маленьким свидетельством средневекового христианства в Монголии. Но крест также является древним, дохристианским символом. Представляя собой двойную связь между парами противоположностей и точку пересечения между главной фигурой круга (символизирующей небеса) и квадратом (представляющим землю), он является символом единства противоположностей, другими словами — совершенного согласия и равновесия. Дохристианский крест можно видеть в петроглифах каменного и бронзового века в Центральной Азии, Скандинавии или Калифорнии, так же как и на 6000-летних керамических сосудах из Элама в Юго-Западном Иране. Присутствие символа креста в самых разнообразных культурах объясняется тем, что он непосредственно связан с самим человеком. Раскинув руки в стороны, человек сам становится крестом; он управляет миром верхним и нижним, всем, что справа и слева, севером и югом, западом и востоком, а горизонт делается замыкающим этот крест кругом. Приняв позу креста, человек как бы становится повелителем вселенной.
Российский микроавтобус 4x4 «татра» с высокой подвеской — идеальный автомобиль для путешествия по стране. Внутри салона нас было шестеро: мы с Терезой, Ньингдже, повар, водитель — и, конечно, местный проводник, поскольку в последующие три недели не видать нам ни одного указателя! Помимо продуктов и вещей, необходимых для поездки, мы везли с собой 550 л солярки. В провинции Баян-Улджи, расположенной на самом западе Монголии, заправки редко встречаются, а топливо в них бывает еще реже. Иногда заправочные станции отстоят друг от друга на 300 км; это отражает низкую плотность населения и тот факт, что машины пока не заняли место лошади, верблюда и яка в качестве средства передвижения. В Монголии на квадратный километр территории приходится всего 1,5 человека (сравните, например, с 365 в Нидерландах!), а на 2,8 млн человек населения приходится 33 млн голов скота — единственный тип экономики, приспособленный к условиям экстремального климата страны. Земледелие возможно только в немногих районах, да и там почва требует большого количества удобрений. Животные, однако, находят себе пропитание — и обеспечивают пищей своих хозяев.
