Ознакомительная версия.
Исследование эффективности права и норм законодательства должно исходить из того, что она имеет определенные рамки, границы которых зависят от различных факторов, и различные формы проявления. Эти рамки имеют и психологический аспект – восприятия, понимания, познания, соотнесения с личностными ценностями и установками. А. Г. Бережнов отмечает: «Вся проблема права в самом широком и философском смысле слова – это изначально и по существу всегда лишь вопрос нашего правопонимания. Ведь в собственном смысле слова так называемая правовая проблематика (включающая, естественно, и вопросы практической реализации так называемых правовых норм) есть продукт нашего сознания, результат отражения и социально-субъективной интерпретации реально существующих социальных закономерностей, тенденций, связей, отношений, противоречий и т. п. Нечто трактуется кем-то в качестве права и не более того: “Право – это система норм”, “право – это то, что о нем говорят судьи”, “право – это нормативно выраженная справедливость”, “право – это принцип формального равенства”, “право – это нечто объективное” и т. д. Слово “право” в этой связи, хотя оно и выражает в языке многих народов в какой-то степени нечто общее и в этом смысле как бы нечто закономерное, неслучайное, тем не менее, не имеет никакого самостоятельного и тем более принципиального значения – главное здесь словоупотребление, тот смысл, который придается этому слову или термину, те реальные или мнимые явления, этим словом символизируемые. Между тем основное практическое и теоретическое значение правопонимания и права состоит не в том, что это одна из форм отражения и выражения реально существующих явлений, вещей (этот аспект смело можно назвать второстепенным, предпосылочным), а именно в том, что наше сознание – в данном случае в форме правосознания – не только отражает объективный мир, но и во многом творит, создает его. Правовые явления как продукт сознания, конструкция всякого правосознания – это результат нашей интерпретации, нашего субъективного понимания и поэтому это всегда нечто неадекватное, нетождественное и в этом смысле нечто новое в сравнении с “освоенными” сознанием реальными явлениями как по своему непосредственному содержанию, так и по модусу бытия»[142]. Все это еще раз подчеркивает значение субъективных факторов в изучении эффективности права и его норм, необходимость использования методов герменевтики. Измерению эффективности норм законодательства должна предшествовать четкая классификация видов такой эффективности и форм ее выражения.
На роль нашего субъективного понимания, интерпретации в социальных исследованиях указывалось и в зарубежных исследованиях. Так, Дж. Геринг указывает: «Понятия не являются статическими. Работа над предметом обязательно включает реконцептуализацию этого предмета. Работа над национальным государством, например, изменяет наше понимание “национального государства”. Никакое использование языка не является семантически нейтральным. Авторы делают лексический и семантический выбор, когда они пишут, и таким образом принимают участие, осознанно или нет, в продолжающейся интерпретивной битве. Так происходит потому, что язык – это набор инструментов, с помощью которого мы проводим нашу работу, а также он и субстанция, над которой мы работаем. Прогресс в культурных науках происходит, если он вообще происходит, посредством изменения терминов и определений»[143].
Действительно, аналитическая работа с понятиями, относящимися к проблемам эффективности (качество закона, социальная ценность и т. д.), призвана сыграть положительную уточняющую роль в исследовании эффективности в праве, а формально-догматический анализ текстов самих нормативных актов может снизить уровень их дефектности, повысить качество, а значит – и эффективность.
Исследование проблем эффективности права как социально-духовного регулятора неотделимо от изучения его в контексте культуры соответствующего народа в соответствующий исторический период. Г. Д. Гриценко справедливо указывает, что особое положение права в системе культуры как «продукта» человеческого разума обусловливается рядом обстоятельств.
Во-первых, в праве аккумулируется и накапливается опыт разумных решений жизненных ситуаций, возникающих в сфере многообразной практической и личностной жизни, в самой гуще практической деятельности, в условиях конфликтов – всего того, что представляет живую практику человеческих отношений, которая охватывает самые существенные и важные области жизни человеческого сообщества, каждого человека: отношения семейные, собственности, власти, положение личности и т. д. И вот здесь, в праве, как правило, отсекается и не принимается в расчет то, что может быть названо художественными, собственно моральными или религиозными проявлениями и формами в практике человеческих отношений. В центре права, с одной стороны, разумная регуляция прозы жизни, реалий человеческого бытия, предстающих в неприкрытом, порой обнаженном, грубом виде, и, с другой стороны, разумная регуляция целого комплекса социальных отношений, которые являются общественно значимыми.
Во-вторых, в праве, после долгой, многотрудной «работы» по апробации и вхождению в жизнь правовых предписаний, концентрируются оптимальный опыт, тщательно отработанные типовые решения жизненных ситуаций в зависимости от конкретных социокультурных традиций. Именно поэтому формулировки, классификации, конструкции права нередко приобретают характер совершенных, нередко законченных логических построений, точно и строго соответствующих законам формальной логики, что особенно проявляется в выдающихся памятниках позитивного права.
В-третьих, этот оптимальный опыт, зафиксированный в праве и охватывающий практическую жизнь людей, не только выражен в определенных, математически точных конструкциях, но и объективирован, воплощен в реальной материи и в таком объективированном, материализованном виде увековечен. В конечном итоге такой опыт выступает как результат интеллектуальной деятельности, как оставленное на века интеллектуальное достижение предшествующих поколений[144]. Представляется, что именно наполненность норм законодательства духовным и социальным опытом является одной из главных предпосылок их психологической и социальной эффективности.
Другая оговорка в исследовании эффективности права и норм законодательства в современных условиях заключается в кардинальных изменениях в восприятии социальных, в том числе правовых, предписаний. Письменная форма изложения норм права перестает быть гарантией общеизвестности. Развитие аудиовизуальных средств массовой информации, сети Интернет ведет к существенному изменению самого восприятия социальной и, в частности, правовой информации.
Помимо изменения в восприятии складывается ситуация, когда значительную часть правовых предписаний человек усваивает не из первоисточника, то есть официального текста нормативного акта, а в изложении, с соответствующими комментариями (выпуски новостей, рекомендации экспертов, обсуждения на форумах сети Интернет и т. д.). В этих условиях значительно возрастают роль интерпретационной деятельности, ее влияние на обеспечение эффективности норм права. Это необходимо учитывать при формировании правовой политики государства, ведь для общеизвестности нормы как фактора ее эффективности важны не только формальное качество и социальная ценность нормы, но и ее правильное толкование.
Ряд авторов справедливо отмечают важность антропологической ориентации для дальнейшего развития правовой науки в XXI веке, а также возрастающее значение гуманизации правоведения[145]. В современной литературе говорится об обогащении механизмов социализации в современном мире, о постепенной замене жестко регламентированных программ человеческого поведения более сложными и разнообразными[146]. Таким образом, исполнение многообразных программ социального и группового поведения, в том числе в технической сфере, к тому же постоянно изменяющихся, превращается в непосильную задачу для современного человека. Все это, как представляется, должно учитываться и осмысливаться при определении путей и форм обеспечения эффективности права как социально-духовного регулятора и конкретных норм законодательства.
Ни для кого не секрет, что усложнение социальной жизни и технической деятельности ведет к постоянному расширению законодательного массива. Такое расширение не может не вызывать целого ряда последствий, негативно сказывающихся на эффективности норм права:
1) увеличение числа правовых предписаний превращает презумпцию знания закона в фикцию, делает более или менее полное ознакомление с системой законодательства практически невозможным;
Ознакомительная версия.
