Ознакомительная версия.
Таким образом, лизинговые отношения – отношения по приобретению имущества и передаче его во временное владение и пользование – опосредуются двумя договорами (договором лизинга и договором купли-продажи), каждый из которых является двусторонней сделкой.
Исходя из этого вывода, рассмотрим отношения субъектов лизинга сквозь призму конструкций обязательств, с помощью которых в литературе предлагают объяснять участие в лизинговых отношениях продавца объекта лизинга[195].
Конструкция «договор в пользу третьего лица». Прежде всего, проанализируем приведенное выше мнение о том, что договор купли-продажи объекта лизинга является договором в пользу третьего лица. В соответствии с ч. 1 ст. 430 ГК РФ, договором в пользу третьего лица признается договор, в котором стороны установили, что должник обязан произвести исполнение не кредитору, а указанному или не указанному в договоре третьему лицу, имеющему право требовать от должника исполнения обязательства в свою пользу[196].
Конструкция договора в пользу третьего лица предполагает, что третье лицо приобретает права кредитора в отношении должника по заключенному договору[197]. Представляется, что если рассматривать договор купли-продажи объекта лизинга как договор в пользу третьего лица, то последнее должно приобрести право требовать от продавца передачи вещи в свою собственность. Однако право собственности возникает у лизингодателя, а не у лизингополучателя. Т. е. договор купли-продажи объекта лизинга – это договор в пользу покупателя (лизингодателя), а не лизингополучателя.
По общему правилу, для того, чтобы третье лицо стало кредитором в обязательстве, необходимы заключение договора в пользу третьего лица и изъявление третьим лицом согласия принять выговоренное в его пользу право. По вопросу о возможности возложения на третье лицо определенных обязанностей цивилистами высказаны различные мнения. В соответствии с ч. 3 ст. 308 ГК РФ, обязательство не создает обязанностей для лиц, не участвующих в нем в качестве сторон (для третьих лиц). В случаях, предусмотренных законом, иными правовыми актами или соглашением сторон, обязательство может создавать для третьих лиц права в отношении одной или обеих сторон обязательства. Однако, отметим, что в научной литературе получила распространение следующая позиция: после того, как третье лицо выразило согласие воспользоваться выговоренным для него правом, на третье лицо могут быть возложены и определенные обязанности. В любом случае, необходимо подчеркнуть, что третье лицо не обязано принимать выговоренное для него право. Оно может как воспользоваться этим правом, так и отказаться от него. М. И. Брагинский отмечает, что согласие третьего лица принять выговоренное в его пользу право служит для контрагентов или, по крайней мере, для одного из них обстоятельством, «относительно которого неизвестно, наступит ли оно»[198]. Причем, из анализа ч. 2 ст. 430 ГК РФ следует, что намерение воспользоваться своим правом по договору третье лицо должно выразить именно должнику, а не кредитору. По договору лизинга лизингополучатель обязуется принять объект лизинга в порядке, предусмотренном указанным договором (п. 5 ст. 15 Закона о лизинге). Более того, в п. 1 ст. 670 ГК РФ содержится положение о том, что арендатор имеет права и несет обязанности, предусмотренные Гражданским кодексом РФ для покупателя, как если бы он был стороной договора купли-продажи. И хотя обязанность лизингополучателя принять исполнение от должника (продавца), на наш взгляд, должна изначально определяться договором лизинга, а не договором купли-продажи, она, безусловно, известна заранее как лизингодателю, заключившему договор лизинга с лизингополучателем, так и продавцу объекта лизинга, уведомленному лизингодателем о том, что имущество предназначено для передачи во временное владение и пользование определенному лицу.
Принято считать, что выражение третьим лицом согласия на вступление в договор не превращает последний ни в многостороннюю сделку, ни в договор со множественностью лиц на стороне кредитора, поскольку по общему правилу ни одна из известных гражданскому праву моделей такой множественности (солидарные, субсидиарные и долевые кредиторы) здесь не используется, а третье лицо состоит в отношениях только с одной стороной – должником и вправе требовать исполнения обязательства только в свою пользу. Между тем, что касается договора лизинга, то Гражданским кодексом РФ предусмотрено, что в отношениях с продавцом арендатор и арендодатель выступают как солидарные кредиторы (ч. 1 ст. 670 ГК РФ). Это означает, что в соответствии со ст. 326 ГК РФ любой из солидарных кредиторов вправе предъявить к должнику требование в полном объеме. До предъявления требования одним из солидарных кредиторов должник вправе исполнять обязательство любому из них по своему усмотрению. Исполнение обязательства полностью одному из солидарных кредиторов освобождает должника от исполнения остальным кредиторам. И хотя, на наш взгляд, можно усомниться в солидарной природе требований лизингодателя и лизингополучателя к продавцу[199], в любом случае, думается, что распределение прав лизингодателя и лизингополучателя в отношениях с продавцом не характерно для конструкции договора в пользу третьего лица. Лизингодатель сохраняет права и обязанности покупателя по договору купли-продажи, а лизингополучатель получает только часть прав покупателя, которые в то же время принадлежат и лизингодателю. Еще более сложная ситуация возникает в случае, когда ответственность за выбор продавца лежит на арендодателе. В этом случае ГК РФ предусматривает, что арендатор вправе по своему выбору предъявлять требования, вытекающие из договора купли-продажи, как непосредственно продавцу имущества, так и арендодателю, которые несут солидарную ответственность (ч. 2 ст. 670 ГК РФ). Специфика договора в пользу третьего лица, как отмечает Н. С. Ковалевская, состоит в том, что «право третьего лица подлежит защите только в случае нарушения со стороны должника по договору, оно не может быть обращено к кредитору договора»[200].
Таким образом, можно сделать вывод, что договор купли-продажи объекта лизинга не является договором в пользу третьего лица, хотя и имеет с ним некоторые схожие черты.
Конструкция «исполнение обязательства третьему лицу (переадресация исполнения)». Не является договор купли-продажи и обязательством, исполняемым третьему лицу, т. е. переадресацией исполнения, поскольку третье лицо в таком обязательстве не приобретает никаких прав требования в отношении должника, который остается обязанным только перед кредитором. В то время как права требования лизингополучателя к продавцу объекта лизинга предусмотрены ст. 670 ГК РФ и п. 2 ст. 10 Закона о лизинге.
Конструкция «исполнение обязательства третьим лицом». Представляется также спорным вывод о том, что лизингодатель по договору лизинга возлагает исполнение части своих обязанностей на продавца по договору купли-продажи (п. 1 ст. 313 ГК), причем имеет место особый случай перепоручения исполнения, при котором перед кредитором (лизингополучателем) в силу прямого указания закона становится ответственным только исполнитель (продавец). Передавая имущество лизингополучателю, продавец исполняет свою обязанность по договору купли-продажи и отвечает перед лизингополучателем за неисполнение или ненадлежащее исполнение обязанностей продавца, а не обязанностей лизингодателя по договору лизинга.
В случае же перепоручения исполнения третье лицо, являющееся непосредственным исполнителем обязательства, может нести ответственность перед кредитором, но при этом такая ответственность наступает за неисполнение или ненадлежащее исполнение именно того обязательства, исполнение которого возложено на третье лицо (ср.: ст. 403 ГК РФ).
Конструкция «перемена лиц в обязательстве». Думается, что также сложно объяснить отношения лизингополучателя с продавцом объекта лизинга при помощи конструкции «перемена лиц в обязательстве».
Вряд ли в договоре лизинга можно усматривать черты уступки права требования. Лизингодатель не уступает лизингополучателю свое право требовать от продавца объекта лизинга передачи этого объекта. Права лизингополучателя по отношению к продавцу изначально предусмотрены законодательством, а не соглашением между лизингополучателем и лизингодателем.
Поэтому, на наш взгляд, если и пытаться в данном случае применять главу 24 ГК РФ «Перемена лиц в обязательстве», то допустимо вести речь только о переходе прав кредитора (лизингодателя) к другому лицу (лизингополучателю) на основании закона, а не об уступке кредитором требования к должнику. Однако в рассматриваемом случае перемены лиц в обязательстве не происходит, поскольку лизингодатель не теряет прав покупателя по договору купли-продажи. А по справедливому замечанию С. А. Зинченко и В. В. Галова, «перемена лиц в обязательстве и проявляется в том, что прежний кредитор (цедент) или должник при цессии или переводе долга выбывают»[201]. В концентрированном виде это правило удачно сформулировала Т. Д. Чепига: «существо правопреемства состоит в том, что оно является юридическим способом перехода субъективных прав и обязанностей от одного участника гражданского оборота к другому и сопровождается прекращением субъективного права (обязанности) у одного лица и соответствующим приобретением этого права (обязанности) у другого лица при том непременном условии, что правопреемство есть единство этих взаимосвязанных результатов, как это вытекает, в частности, из правил ст. 235 и 218 ГК РФ»[202]. В то же время, как отмечает О. Ломидзе, «при регулировании перехода обязательственных прав на основании закона ГК РФ допускает (в ряде случаев) переход отдельного правомочия, без перемены лиц в обязательстве»[203]. Однако в рассматриваемой нами ситуации лизингодатель и лизингополучатель как раз одновременно наделены законом одними и теми же правомочиями в отношении продавца объекта лизинга (ч. 1 ст. 670 ГК РФ), по крайней мере, те правомочия, которые есть у лизингополучателя, имеются и у лизингодателя, т. е. в данном случае нет перехода и отдельного правомочия.
Ознакомительная версия.
