Ознакомительная версия.
Думается, что предложение профессора В. В. Лапаевой представляет определенный научный интерес. В качестве критерия сбалансированности социальных интересов и оптимализации уровня конфликтности, как представляется, можно было бы рассматривать снижение числа актов принуждения, в том числе связанных с реализацией соответствующей нормы. Добровольное соблюдение и исполнение нормы служат свидетельством ее восприятия общественным сознанием и общественной практикой. В то же время необходимо иметь в виду, что реализация различных норм изначально предполагает и различный уровень принудительности, а некоторые разновидности норм (управомочивающие, нормы-дефиниции) вообще реализуются без применения принудительной силы государства.
Исследование эффективности права, в том числе в ее психологических аспектах, должно исходить из того, что, хотя «без права идея правосознания теряет свой исходный, подлинный смысл, но, тем не менее, не сливаясь с правом, правосознание занимает первичное (детерминирующее) место в их взаимодействии»[195].
С позиций методологии исследования эффективности права и конкретных норм законодательства весьма интересным представляется и рассмотрение права как внутриличностного феномена. Так, В. М. Шафиров говорит о праве как о стороне, свойстве личности[196]. И если немало авторов говорили о роли личности в мире права, то для исследования эффективности в праве необходимо изучение и места права, норм законодательства, иных правовых и политических феноменов во внутреннем мире личности. И если право как регулятивная система правил и принципов занимает достойное место во внутреннем мире людей, определяя поведение подавляющего большинства членов общества, то тогда мы можем сказать, что право действительно эффективно в данном обществе, в том числе в сравнении с другими регуляторами поведения (корпоративными нормами и интересами, мотивами личной выгоды, политикой государства и т. д.).
Без сомнения, нормы законодательства, для того чтобы реализовываться в общественной жизни, должны не только существовать на бумаге, в текстах законов, но и быть признаны в сознании людей, должны являться неотъемлемой частью этого сознания. Это особенно актуально применительно к проблемам правового нигилизма в прошлой и современной России. И. А. Ильин в свое время писал о правосознании, которое было вынуждено считаться с правом и покорилось, но не признало того, чему покорилось. «Оно испытало правовую реакцию как противодействие, как активный отпор, угрожающий сопротивлением до конца, т. е. как силу, и оно признало силу права, но не достоинство его. Оно научилось тому, что право нужно знать, и, может быть, даже тому, что оно имеет объективное значение, но не научилось зрячему, разумному убеждению в духовной ценности права. Оно не претворялось в волю к праву, основанную на воле к его цели. Мало того: оно утаило в себе волю к бесправию и уверенность в том, что силе все позволено. Оно приучило себя лицемерно исповедовать, что сила там, где право, и сохранило непоколебимую уверенность, что право там, где сила… Корыстный инстинкт человека творил свою силу до тех пор, пока не испытал противодействие чужой организованной силы, он уступил ей и научился тому, что эта сила есть право и что надо ей покоряться, и в душе современного цивилизованного человека, покорившегося внешнему авторитету, осталось полусознательное убеждение в том, что право есть не что иное, как организованная сила»[197].
Эффективность права как должного в отношениях людей, как продукта духа и культуры народа неотъемлема от освобождения права в сознании людей от «этатистских» элементов, государственнической «нагрузки». Право должно восприниматься не как указание большого и чужого государства, а как «правда», справедливость, порядок и порядочность в человеческих отношениях, которым должно следовать и само государство.
Изучение эффективности в праве в современных условиях предполагает ознакомление с работами зарубежных ученых. В частности, среди тех, кто отводит значительную роль проблеме эффективности в своих работах, можно назвать Г. Кельзена. Он характеризует эффективность как необходимое условие жизненности любой правовой системы. Дж. Тоусоз определяет эффективность как необходимое отношение между правовыми нормами и социальной реальностью в процессе их идентификации[198]. Интерес представляет и проблема эффективности в праве с позиций обеспечения и защиты прав человека и гражданина. Однако при рассмотрении этой проблемы следует сделать ряд оговорок. Во-первых, права человека не являются статическими или постоянными, и поэтому в этом смысле они не могут быть определены в полном объеме. Во-вторых, права человека по своей природе универсальны, но это не означает, что они должны применяться или осуществляться одинаковым образом в разных культурных контекстах. В-третьих, теория прав человека в современном мире превращается в языковое оформление экономической выгоды потребительского общества и потакания своим желаниям[199].
Плюрализм в исследовании эффективности права и норм законодательства неизбежно вытекает и из того, что само понятие эффективности неоднозначно понимается в различных науках. Так, ряд политологов соотносят эффективность с высоким качеством[200]. При этом серьезное внимание уделяется эффективности власти. Среди исследователей власти считается общепринятым, что власть должна характеризоваться каким-то результатом, «выходом». Показательно высказывание Д. Ронга о том, что эффективность власти является очевидным критерием ее существования[201]. Экономические науки определяют эффективность как отношение затрат к результатам или результата к затратам[202]. Некоторые авторы в свое время предлагали раскрыть сущность эффективности норм права с позиций политической экономии[203].
Проблема эффективности исследуется и в государствоведении. В. Е. Чиркин, например, отмечает, что спор должен вестись не о сильном или слабом государстве, а о государстве эффективном или неэффективном[204]. В литературе указывается, что в современных условиях «при таком социально-психологическом настрое, когда государственной власти, основанной на определенной идеологии, практически отказано в народном доверии, а новые институты государственной власти и вышедшие на политическую арену новые силы еще не выработали идеологии и политики, способных осветить в общественном сознании правомерность новой государственности и необходимость исполнения облеченных в правовую форму государственных велений, эффективность правового регулирования заведомо будет низка»[205].
Исследование эффективности правовых норм важно и при анализе политических систем. В литературе неэффективность применения законов и неподчинение им рассматриваются как признаки структурно-поведенческого кризиса политических систем[206].
В управленческих науках проблемы эффективности также ставятся достаточно остро. Так, отмечается, что главным требованием, предъявляемым к управленческой структуре, является не ее «подстройка» к тем или иным представлениям или установлениям, а ее способность соответствовать организуемому виду деятельности и обеспечивать его высокую экономическую и социальную эффективность[207].
С методологической точки зрения проблема эффективности правовых предписаний важна и в контексте социального регулирования, в том числе и в его историческом аспекте. И. А. Ильин писал о необходимости проводить строгое разграничение между основной сущностью права и его историческими осуществлениями. «Основная сущность права выражается в терминах: объективно значащее правило внешнего социального поведения. Историческое же осуществление этой возможности может быть различно, оно может влить различное содержание в это правило, оно может выдвинуть различные способы установления права, оно может сделать правоустановителем одного, немногих, многих или всех, оно может воззвать к различным мотивам душевной жизни… Историческое осуществление права не исчерпывает собой всех возможных форм его, не определяет его нормального строения и не устанавливает само по себе его достойного, идеального облика»[208].
Категория эффективности разрабатывалась и применительно к проблемам правового воспитания. В частности, проблемы эффективности правового воспитания были детально разработаны В. В. Головченко, который обосновал общие критерии и показатели такой эффективности: уровни правовых знаний, правовая убежденность, социально-правовая активность членов общества, поведение, соответствующее нормам права. Разработан был и способ измерения эффективности правового воспитания с помощью логикоматематического моделирования[209].
Ознакомительная версия.
