перемещения тяжущихся между различными формами права (религиозным, государственным или обычным) 273. Подданные Российской империи, татары или нет, не могли насладиться «изобилием правовых возможностей», которым пользовались жители, например, Британской Индии, где различные колониальные власти конкурировали друг с другом, предоставляя тяжущимся сторонам широкое пространство правового выбора 274. На фоне четко очерченных юрисдикции и постепенной интеграции татар-мусульман в государственный правовой порядок неудивительно, что во время Великих реформ в Казани, Крыму и на Южном Кавказе вопрос о создании местных судов не обсуждался. Новые окружные суды придерживались николаевской системы правового плюрализма, а юрисдикция исламских судей осталась практически неизменной 275. Однако новые суды не только уделяли больше внимания вопросам юрисдикции, но и предоставили мусульманам и другим меньшинствам доступ к новым принципам и процедурам судопроизводства, работникам суда и формам участия в судебных процессах.
В целом продвижение адата в большей части Центральной Азии и Кавказа бросило вызов исламскому праву, в то время как в других регионах оно было институционализировано. Одновременно на всей территории империи предпринималось все больше усилий для дальнейшей правовой унификации и интеграции. К началу ХX века центральная власть стремилась полностью отменить судебную практику, основанную на обычном праве. Департаменту духовных дел в Санкт-Петербурге было поручено составить «Сборник постановлений шариата по семейному и наследственному праву», который был издан в 1913 году 276. Теперь исламское право, в противовес обычному праву, казалось более совместимым с современной правовой системой. К 1899 году новые окружные суды действовали, с небольшими различиями, от Балтийского моря до Ашхабада в пустыне Каракумы и Якутска в северо-восточной Сибири. И если бы начало Первой мировой войны не помешало планам по внедрению «общей правовой культуры» империи на Северном Кавказе, этот последний бастион правовой раздробленности мог бы также рухнуть 277.
Хотя правовая унификация в Российской империи так и не была завершена, после 1860‐х годов она существенно продвинулась вперед. Сохранение правового плюрализма можно объяснить тем, что империя оставалась в затруднительном положении: ей так и не удалось примирить необходимость модернизации и учет позиции меньшинств, необходимость повышения административной эффективности и усиление единства, а также необходимость поощрения иерархий, различий и господство над ее бесправным населением. Именно поэтому в данном исследовании во многом прослеживаются подобные противоречия. В то же время увлечение культурными различиями в Российской империи как среди мыслителей и политиков того времени, так и среди современных исследователей, возможно, также способствовало тому, что больше внимания уделялось правовому разнообразию. В то время как различия были ключевым элементом в управлении империей, равенство и унификация становились все более выраженными в правовой сфере, в которой доминировало государство, и в расширяющихся правовых институтах.
Противоречия между стремлением к большему единообразию, признанием (и даже поощрением) различий и сохраняющейся дискриминацией были довольно очевидными на промежуточных территориях, таких как Крым и Казань. Однако, прежде чем исследовать появление новых судов в этих регионах и последствия этого для имперского управления, мы подробнее остановимся на Волжской губернии и юге Крымского полуострова во времена Великих реформ.
Глава II
C ОКРАИНЫ — В ЦЕНТР: КРЫМ И КАЗАНЬ В СЕРЕДИНЕ XIX ВЕКА
В этой главе рассматриваются два региона, занимающие центральное место в данной книге, а также обсуждаются географический, политический, экономический и культурный аспекты исследования. В то время как основное внимание уделяется эпохе Великих реформ, этот период представлен в контексте долгосрочных тенденций и изменений в Крыму и Казани на протяжении всего XIX века. В данной главе проводятся временное и пространственное сравнения и подчеркиваются не только различия между двумя регионами, но и их общие черты.
Во-первых, интересно рассмотреть изменчивость и неоднородность образа Крыма и Казани в имперском воображении. Несмотря на то что оба региона считались отличными как от периферии империи, так и от ее центральных районов, в дискуссиях и на практике они все больше воспринимались как часть имперского центра. Во-вторых, речь пойдет о демографическом составе обоих регионов, изменении их институционального устройства (в правовой, административной и религиозной сферах) и формы управления ими. Наконец, обсуждаются социально-экономические условия в Казани и Крыму, при этом пристальное внимание уделяется последствиям миграционных процессов. Во всех этих вопросах на первый план выходит положение татар-мусульман, которые составляли наиболее многочисленную группу внутренних «других» империи — как в Крыму, так и в Казани.
Кроме того, в данной главе сравнивается правовое, религиозное и социально-экономическое положение волжских и крымских татар, что позволяет обсудить более общий вопрос о социокультурном разнообразии промежуточных территорий. Наконец, межрегиональный и протяженный во времени анализ показывает, что, хотя эпоха реформ в некоторых отношениях и была новаторской, многие связанные с ней институты и политические меры, а также формы институционального взаимодействия не были беспрецедентными и, несмотря на значительные особенности Крыма и Казани, у этих двух регионов было много общего.
НАКАНУНЕ РЕФОРМ: МЕНЯЮЩИЕСЯ ОБРАЗЫ И СУДЬБЫ
После своего завоевания в XVI веке Казань быстро заняла ключевую позицию в растущей империи. В вопросах этноконфессиональной политики и отношений между центром и периферией Казань служила образцом управления в пограничных регионах на протяжении столетий 278. К середине XIX века город по-прежнему отличался от остальной империи и сохранял свойственную ему лиминальность. По словам Джераси, он был «микрокосмом российской гибридной идентичности» — одновременно «окном на Восток» и самим Востоком 279. Несмотря на включение Казани в систему гражданского управления империи, консерваторы продолжали считать ее «одной из самых трудных для управления по разнородности ее смешанного населения, по мусульманскому фанатизму, по бывшей там неурядице и запущенности» 280. Хотя Казань была и культурным центром, она все еще считалась взятой в кольцо «темных масс населения бывшего Казанского царства» 281. В своем отчете о ревизии деятельности государственных учреждений в Казани, Уфе и Оренбурге в 1881 году сенатор Михаил Ковалевский отмечал: «Губернии, ревизия которых была возложена на меня, значительно уклоня<ются> по своим этнографическим условиям от общего типа губерний Великороссийских <…> Мною <…> были приложены все старания, чтобы при обсуждении общих вопросов отделять явления нормальные от тех, которые порождаются местными условиями» 282. Как и соседние губернии, Казань эпохи реформ была отнюдь не «нормальной».
Сергей Викторович Дьяченко изучал право в Харьковском университете, затем полтора года служил в Санкт-Петербургском окружном суде, после чего летом 1870 года ему предложили присоединиться к группе юристов для поездки в Поволжье. В задачу группы под руководством сенатора князя Михаила Шаховского входили анализ работы существующих судебных учреждений в Казани и ее окрестностях и
