Дело В. Засулич повлекло должностные перемещения А. Ф. Кони. В течение нескольких лет он был председателем гражданского департамента Петербургской судебной палаты. Но опала и нападки реакционной печати не сломили Кони. Его нелицеприятное, свободное от всякой предвзятости человеческое отношение к подсудимым и другим участникам процесса не раз вызывало злобные нападки «Московских ведомостей». В отчете о процессе по делу Ландсберга (июль 1879 г.) эта газета негодующе писала, что Кони обращается с такими высокопоставленными свидетелями, как туркестанский генерал-губернатор Кауфман, якобы резче и грубее, чем с подсудимыми. Для тайной полиции этого было достаточно! В записях известного революционера-народника Н. В. Клеточникова (проникшего на службу в III отделение) отмечалось, что «председатель Окружного суда Кони за обращение с Кауфманом (свидетель по делу Ландсберга) признан весьма неблагонамеренным лицом».
В одном из своих писем к А. Ф. Кони В. Г. Короленко тепло и проникновенно писал: «Даже мимолетное знакомство было для меня достаточно, чтобы увериться, что для Вас слово закон и правда не простые звуки, а также понятия, которые должны объединять всех честных людей…» [4].
Заслуживает внимания позиция А. Ф. Кони в период кризиса самодержавия в 1881 году. Редакция журнала «Вестник Европы», стремясь играть более активную общественно-политическую роль, стала выпускать газету «Порядок» (цензура не пропустила первую часть предложенного названия «Правовой порядок»). Этот типично либеральный орган пытался освещать «злобу дня» «с точки зрения права и нравственного долга».
В первомартовские дни 1881 года, когда большая часть столичной печати обнаружила свою холопскую приниженность в связи со смертью Александра II, убитого народовольцами, «Порядок» заявил о своей оппозиционности. 3 марта газета в анонимном обозрении, написанном А. Ф. Кони (сотрудничество Кони в этой газете, видимо, не было известно властям), вполне определенно, хотя и иносказательно, ратовала за конституционный строй. Тотчас последовали административные кары — запрещение розничной продажи, а затем приостановка выпуска газеты на шесть недель.
В 1885 году А. Ф. Кони вновь возвратился к прокурорской деятельности. Обстоятельства назначения его на должность обер-прокурора уголовно-кассационного департамента Сената весьма показательны. В связи с подготовкой этого назначения всесильный временщик К. П. Победоносцев, враждебно относившийся к Кони, писал Александру III: «Со всех сторон слышно, что на днях последует назначение нынешнего председателя гражданского отделения судебной палаты Анатолия Кони в Сенат обер-прокурором уголовно-кассационного департамента. Назначение это произвело бы неприятное впечатление, ибо всем памятно дело Веры Засулич, а в этом деле Кони был председателем и высказал крайнее бессилие, а на должности обер-прокурора кассационного департамента у него будут главные пружины уголовного суда в России». Александр III ответил на это: «Я протестовал против этого назначения, но Набоков уверяет, что Кони на теперешнем месте несменяем, тогда как обер-прокурором при первой же неловкости или недобросовестности может быть удален со своего места» [5].
Таким образом, ответ Александра III вскрывает истинные причины назначения Кони обер-прокурором Сената. Ему была предложена должность, с которой он мог быть легко смещен.
Честное выполнение гражданского долга доставляло Кони много тяжелых минут и огорчений. В связи с очередной служебной неурядицей он был вызван на длительную беседу к министру юстиции Манасеину, по поводу которой он писал одному из своих друзей: «При теперешних порядках в нашем подлом, безнравственном и одичалом правительстве и при отсутствии всяких моральных принципов у наших министров, порядочному человеку остается или издавать «глас вопиющего в пустыне», или же войти в «совет нечестивых». Первое глупо, второе хуже, чем глупо…». В этих коротких строках образно характеризуются вершители судеб русского народа.
Позднее, в беседе с А. В. Луначарским, А. Ф. Кони так нарисовал портрет Александра III: «Это был «бегемот в эполетах», человек тяжелый, самое присутствие которого и даже самое наличие в жизни словно накладывало на все мрачную печать. Подозрительный, готовый ежеминутно, как медведь, навалиться на все, в чем он мог почуять намек на сопротивление, — какой уж там «первый дворянин своего королевства»! — нет, первый кулак своего царства на престоле» [6].
Не будучи революционером, А. Ф. Кони сочувственно относился к лицам, которые оказывались на скамье подсудимых за революционные убеждения. Сошлемся на впервые публикуемые во втором томе настоящего издания воспоминания Кони, относящиеся к событиям 1 марта 1887 г. (покушение Александра Ульянова и его товарищей на убийство Александра III).
Он едко характеризует лиц, в руках которых оказалась судьба Ульянова и его товарищей. Прокурор, поддерживавший обвинение и требовавший смертной казни подсудимых, в прошлом пользовался особой любовью своего учителя Ильи Николаевича Ульянова. Председательствующим на этом процессе был ретроградный судебный деятель Дейер. За вынесение смертного приговора пяти юношам он получил из сумм министерства юстиции 2000 рублей «на лечение» — так была названа подачка холопствующему судье. Прокурором, присутствовавшим при казни осужденных в Шлиссельбургской крепости, бы воинствующий реакционер, ставший затем министром, а накануне Февральской революции — председателем Государственного совета, И. Г. Щегловитов, прозванный своими же подчиненными «Ванькой Каином». Вспоминая об этом деле, А. Ф. Кони искренне сочувствовал погибшим на эшафоте молодым революционерам.
Несмотря на то, что «бегемот в эполетах» не раз косо смотрел на Коки и неоднократно упрекал его за «беспомощное ведение» процесса Веры Засулич, правительство все же вынуждено было отдавать должное его таланту и считаться с его высоким авторитетом.
А. Ф. Кони как обер-прокурор Сената возглавил специальную комиссию, которой было поручено расследование причин крушения царского поезда в Борках. От результатов данного расследования реакционные круги ожидали многого: распускались слухи, что крушение было следствием подготовленного революционерами взрыва «адской машины». Эту мысль Александру III настойчиво внушали министр путей сообщения и некоторые другие крупные сановники.
А. Ф. Кони не разделял мнения влиятельных кругов. Он неопровержимо доказал, что катастрофа — результат грубого нарушения правил движения и эксплуатации подвижного состава. Усилия А. Ф. Кони предать суду крупных чиновников министерства путей сообщения и руководителей акционерного общества, владевшего железной дорогой, не дали положительных результатов, но он все же не допустил, чтобы сановники министерства переложили ответственность за крушение на мелких чиновников железной дороги.
Воспоминания А. Ф. Кони об этом деле представляют большой интерес. Написанные правдиво и талантливо, они убедительно показывают скрытые пружины отдельных государственных учреждений царской монархии.
Достаточно сослаться на следующее утверждение А. Ф. Кони. Александр III, выслушав обстоятельный доклад о причинах железнодорожной катастрофы, склонен был предать суду министра путей сообщения и руководителей акционерного общества, владевшего железной дорогой, но все же не смог осуществить своего намерения. Более того, подробности расследования, несмотря на желание Александра III предать дело огласке, не были опубликованы в «Правительственном вестнике». Могущественная бюрократия была заинтересована в том, чтобы результаты расследования, говорившие о серьезных пороках в работе ряда ответственных государственных учреждений, были скрыты от общественного мнения. Перед ней бессильным оказался и Александр III.
Как известно, в царствование Александра III правительство приняло ряд законодательных актов, грубо попиравших элементарные права народа. Среди них особое место занимает реакционный закон о земских начальниках (1889 г.), в которых Александр III видел опору и поддержку своей единодержавной власти в борьбе с революционным движением среди крестьян.
Свое отношение к этому закону А. Ф. Кони выразил в обвинительной речи по делу земского начальника кандидата прав В. Протопопова, глубоко возмущаясь произволом, который учиняли земские начальники над беззащитным крестьянским населением. «Наука о праве, — сказал Кони, — в своих обширных разветвлениях везде говорит о началах справедливости и уважения к достоинству человека. Поэтому тот, кто через год с небольшим по окончании курса бросил эти заветы и начала, как излишнее и непрактичное бремя, кто, вместо благородной радости о возможности послужить на добро и нравственное просвещение народа, со смиренным сознанием своей ответственности перед законом, вменил спасительные указания этого закона в ничто, напрасно ссылается на свой диплом. Звание кандидата прав обращается в пустой звук по отношению к человеку, действия которого обличают в нем кандидата бесправия».
