Александр Бойко - Преступное бездействие

Знаем, да хочется. Социальная апатия в целом, за исключением тех горьких эпох, когда общество вынуждено разувериться в своих прежних ценностях, порицается населением. Но бездействие всегда завораживает, магнитит своею сложностью и, в наш динамический век суматошной погони за настоящими и призрачными ценностями, даже обескураживает какой-то тайной рациональностью, граничащей с нирваной. Не зря древние китайские мудрецы говорили о превосходстве воздержания над деянием, а наш великий писатель и обмирщенный философ пропагандировал непротивление в качестве базовой ценности христианской жизни.

И они туда же… Обратим свой взор в античность и там встретим примеры преклонения перед бездействием. Кратил достиг на этом пути своеобразного апогея: он позволял себе ничего не говорить, а лишь показывал на все пальцем, то есть выступал провозвестником конклюдентности[11]. Прочие любомудры изрекали советы, пограничные с бездействием, запретом и предосторожностью. К примеру, Хилон выдавал такие предписания жизни: «Не грозись: это дело бабье. Мертвых не хули. Лучше потеря, чем дурная прибыль. Языком не упреждай мысль. Гадательству не перечь. На непосильное не посягай. Когда говоришь – руками не размахивай. Законам покорствуй. Покоем пользуйся»[12]. Наставления по бездействию Пифагора, которые сам он называл напрямлениями, были еще прозаичнее: «Огонь ножом не разгребать; через весы не переступать; на хлебной мере не сидеть; изображения бога в перстне не носить; горшком на золе следа не оставлять; против солнца не мочиться; руку без разбора не подавать; ласточек под крышей не держать; на обрезки ногтей и волос не наступать; переходя границу, не оборачиваться»[13]. Философов в древней Элладе любили, можно сказать, носили на руках. Следовательно, греки и другие жители Средиземноморья придерживались поведенческих установок своих кумиров. А посему не будем записывать в реестр только наших национальных слабостей лень и бездеятельность, это – мировое достояние.

Пойдем за бездельем вместе, взявшись за руки. Выходит, что бездействие, даже приносящее горести окружающим людям и потому подлежащее уголовно-правовому регулированию, – весьма занимательная штука. Мы ведь еще не сказали о том, что обыватель сходу согласен с криминализацией многих преступных действий, с ответственностью за активное посягательство, но на преследование пассивного поведения он смотрит неодобрительно либо индифферентно[14].

Уже по этим причинам трудно удержаться от соблазна специально осмыслить этот феномен человеческого существования. Приглашаем в сообщники читателя и призываем его деятельно проглотить наши рассуждения о бездействии, самостоятельно усмотреть различия в физиологической и социальной сторонах пассивности, совместно помечтать о юридических перспективах «ничегонеделания» обязанных лиц. А логика и структура настоящей книги достаточно проста: центральной, 4-й главе (о бездействии) предпосылается очерк научных взглядов на объективную сторону состава преступления; окружена же она (4-я глава) навеянными временем суждениями об объективном вменении (идеологической подпорке преследования), о постоянно дразнящей проблеме причиняющих механизмов пассивного поведения и об отличии одноактного бездействия от длительного; завершается же исследование справочным разделом – анализом законодательных предпочтений и оговорок в сфере криминализации пассивного поведения.

Конечно, в жизненной тесноте и истерике уличная философия бурно встречает лишь деятельное поведение; бездействие же благоразумно хоронится от общественного обсуждения, прямого вызова властям и социуму для ответной реакции не подает, выпрашивает себе роль Золушки. Склонные к воздержанию люди благоразумно сдаются перед оффензивой[15], предпочитают держать дистанцию и в работе, и в разговоре с поборниками межличностной экспансии. Как иронично подметил один из отечественных бытописателей, «дед с первых лет супружества молчанием привык отделываться от красноречия бабушки»[16]. Право, самые примитивные аргументы и силлогизмы приговорят бездеятельность к меньшему воздаянию. Того же взгляда вынужден придерживаться и законодатель, но делает он это утонченно, с помощью специальных конструкций и оговорок.

Делу – время, вступительным наставлениям – час. Но, пожалуй, хватит играть роль рекламного зазывалы. Так можно, по нечаянности, перейти от невинной пропедевтики к формулированию выводов. Мы к этому, конечно же, готовы, поскольку представительские части книг обдумывались параллельно с основным текстом, да вот читателя нужно чтить. Лучше не только писать лучше[17] – это я себе, но и читать самому весь текст, а не только аннотацию, – это я вам. Теперь отдыхать будет автор. Пусть читатель испытает первобытную умственную раздражительность, следующую обычно за посещением выставки (цитируемых) идей и взглядов, да и придет к собственным выводам. Мы будем рядом, но не чувствуем себя обязанными, говоря словами русского мастера сатиры, «распространять ни грамотность, ни малограмотность, ни даже безграмотность»[18]. Так надежнее, плодовитее, эстетичнее. С тем и проводим читателя на первую страницу основного текста книги.

Давно канонизирована мысль, что объективная сторона (наряду с объектом, субъектом и субъективной стороной) входит в структуру законодательной конструкции, именуемой составом преступления. Это обстоятельство приговаривает нас предварить суждения об объективной стороне и бездействии квинтэссенцией научных взглядов по поводу состава преступления вообще. Да и «все вопросы общего учения о преступлении, вопросы о круге наказуемых действий и их образующих элементах неразрывно связаны с разрешением общей проблемы состава преступления»[20].

Этот термин впервые употреблен в УК РФ 1996 г. и только в ст.8, хотя данное словосочетание давно известно мировой юридической мысли[21]. Совсем не ново оно и для правоприменительной практики, российской (советской) науки, традиционно и обширно анализируется в учебной литературе. Указания на состав преступления содержал УПК РСФСР 1960 г. (ст. 5, 213, 222, 303, 309), присутствуют они и в новом процедурном законе (ст. 24 УПК РФ, например).

Состав преступления относится к центральным или базовым понятиям классического уголовного права, что порождает постоянный интерес к нему. В отечественной науке состоялись несколько дискуссий: «1) имеется ли общий состав преступления или речь можно вести только о конкретном составе; 2) что включать в понятие состава преступления; 3) считать или не считать состав преступления основанием уголовной ответственности»[22]. К числу важнейших вопросов толкования состава преступления следует отнести также проблему «реальности» этого явления/понятия и его значения. Мы ограничим поле исследования лишь несколькими спорными фрагментами[23], и суждения о них разместим в нескольких главах настоящей книги.

В материальном праве состав преступления понимается как законодательный набор признаков, позволяющий оценивать конкретное деяние как преступление, а его автора привлекать к уголовной ответственности[24]. Наименование статьи 8 УК, в которой содержится упоминание о составе преступления, требует анализа этого понятия через призму допустимости, справедливости уголовного преследования вообще. Вопрос об основаниях уголовной ответственности является центральной проблемой уголовного права, в которой отражаются и принципиальные установки отрасли, и диалектические противоречия регулирования живого преступного промысла с помощью обобщенных юридический формул.

Как и в философии, в уголовном праве существует свой основной вопрос: есть ли достаточные и убедительные основания для преследования граждан и расправы над ними со стороны власти? Все остальные материально-правовые и даже процессуальные регламенты – размер наказания, виды санкций, списки смягчающих и отягчающих ответственность обстоятельств, процедура привлечения к уголовной ответственности, порядок и условия отбывания наказания, судимость и пр. – все это вторично, предопределено решением основной задачи.

В законодательном регулировании оснований уголовной ответственности можно и нужно видеть несколько аспектов. Философский аспект заключается в обосновании целесообразности преследования через признание всех преступлений естественной разновидностью социально обусловленного, отклоняющегося поведения. Криминальные эксцессы, как и законопослушные образцы поведения, детерминированы общественными условностями, но не до такой степени, что у человека в распоряжении остается единственный вариант выхода из жизненной ситуации – причинение вреда другим людям.