В настоящее время господствующей в России среди юристов и медиков является точка зрения, согласно которой жизнь человека начинается с момента начала процесса рождения.[129] При этом начальным моментом самого процесса родов, достаточным для констатации начала жизни ребенка, следует считать прорезывание головки младенца, выходящего из организма матери. Отделение ребенка от тела матери и переход на самостоятельное дыхание лежат уже за рамками начального момента жизни человека.
Такая трактовка начала человеческой жизни полностью отвечает современным гуманистическим тенденциям в развитии российской уголовно-правовой политики[130]. Перенос акцента в определении искомого момента на начальный этап процесса родов может выступать и как фак тор, призванный предупреждать некоторые виды преступлений против жизни.
К сожалению, предложенная версия определения начального момента жизни человека не стала еще общепризнанной и универсальной. В литературе (и уголовно-правовой, и медицинской) на этот счет можно встретить и иные суждения. Например, В. Ф. Караулов, перенося момент начала человеческой жизни на более позднюю стадию родов, рассуждает по этому поводу следующим образом: «После рождения с первым вздохом легкие новорожденного расправляются. Обычно об этом сигнализирует первый крик ребенка. С этого момента можно говорить о начале человеческой жизни».[131]
Своеобразную позицию занимал А. Н. Красиков. Так и не сформулировав своего собственного четкого и недвусмысленного мнения по спорной проблеме, он рекомендовал дискуссионность этого вопроса преодолевать, опираясь на приказ Минздрава РФ и Постановление Государственного Комитета РФ по статистике от 4 декабря 1992 г. «О переходе на рекомендованные Всемирной организацией здравоохранения критерии живорождения и мертворождения», а также на Инструкцию «Об определении критериев живорождения, мертворождения, перинатального периода».[132] В указанных нормативных документах живорождением действительно признается «полное изгнание или извлечение продукта зачатия из организма матери вне зависимости от продолжительности беременности, причем плод после такого отделения дышит или проявляет другие признаки жизни, такие, как сердцебиение, пульсация пуповины или произвольное движение мускулатуры, независимо от того, перерезана пуповина и отделилась ли плацента».
Между тем, во-первых, как справедливо отмечал С. В. Бородин, недопустимо смешивать разные категории: начальный момент жизни и живорожденность плода,[133] а, во-вторых (и это главное), подзаконные ведомственные нормативные акты в сфере здравоохранения не могут выполнять функцию «последнего» аргумента в споре, предметом которого является проблема уголовного права.
С не меньшими трудностями мы сталкиваемся при определении момента окончания жизни человека. В настоящее время выбор критерия установления этого момента стал практически безальтернативным. Но так было не всегда.
Смерть человека есть тоже процесс. Какой из моментов этого процесса признать окончанием человеческой жизни? В разные времена юристы и медики отвечали на этот вопрос неодинаково. Моментом, когда жизнь окончательно расстается с человеком, одни из них признавали прекращение дыхания, другие – прекращение сердцебиения, третьи – то и другое, вместе взятое. Но были и скептики, которые полагали, что жизнь даже в бездыханном организме теплится еще какое-то непродолжительное время. Эти представления в рамках науки танатологии – учения о смерти – в конечном итоге воплотились в теорию клинической и биологической смерти.
Процесс перехода от жизни к смерти носит в медицине название умирания и обычно состоит из пяти сменяющих друг друга этапов: а) предагональное состояние; б) терминальная пауза; в) агония; г) клиническая смерть; д) биологическая смерть.
Клинической смертью признается прекращение дыхания, остановка сердечной деятельности, угнетение сознания, рефлексов, нарастающее кислородное голодание всех органов и тканей. На этом этапе сохраняется возможность восстановления всех важных жизненных функций. Его продолжительность в среднем составляет 5–6 минут, однако при низкой температуре окружающей среды она может составлять 15–20 минут.[134]
Биологическая смерть есть финальный этап умирания, который характеризуется переходом в состояние, когда наступают необратимые изменения функций центральной нервной системы, кровообращения и дыхания.
Окончанием жизни человека признается момент наступления биологической смерти. В России этот постулат закреплен в Законе РФ от 22 декабря 1992 г. «Отрансплантации органов и (или) тканей человека». В ст. 9 названного Закона прямо говорится: «Заключение о смерти дается на основе констатации необратимой гибели всего головного мозга (смерть мозга), установленной в соответствии с процедурой, утвержденной Минздравом РФ».[135] «Смерть мозга» – это состояние, характеризующееся необратимыми патологическими изменениями в головном мозге, которые делают невозможным существование человека как личности и вследствие которых он признается мертвым.[136]
На основании изложенного можно, казалось бы, заключить, что «смерть мозга» и «биологическая смерть» – понятия-синонимы. Однако Инструкция по определению критериев и порядка определения момента смерти человека, прекращения реанимационных мероприятий (утвержденная Приказом Минздрава РФ от 4 марта 2003 г.) в последние стадии процесса умирания включает клиническую смерь, смерть мозга и биологическую смерть. Таким образом, две последние стадии отграничиваются друг от друга. В соответствии с инструкцией смерть мозга не эквивалентна биологической смерти, но вместе с тем означает гибель организма как целого и дает основания для констатации смерти человека подобно тому, как это происходит в случае биологической смерти человека. Столь противоречивый подход медиков к определению момента окончания жизни человека вызвал обоснованную критику со стороны юристов[137].
Итак, посягательство на человека, уже находящегося в состоянии клинической смерти, которая еще не дошла до фазы смерти биологической, необходимо расценивать как посягательство на жизнь живого человека. И напротив, нельзя признать объектом уголовно-правовой охраны человека, биологическая смерть которого уже зафиксирована, однако некоторые функции организма искусственно еще поддерживаются. В этом случае окончательное прекращение функционирования отдельных элементов такого организма есть проблема этическая (и отчасти религиозная), но не уголовно-правовая.
Объект анализируемой группы преступлений – жизнь другого человека.
С объективной стороны преступления против жизни могут выражаться в форме как активных действий, так и бездействия. Все составы – материальные. Оконченными эти преступления признаются, когда имеется не только деяние (в форме действия или бездействия), но и последствие (в виде смерти человека) и причинная связь между ними.
С субъективной стороны все деяния – умышленные, за исключением одного: причинение смерти по неосторожности (ст. 109 УК). Преступления против жизни необходимо отграничивать от других видов насильственного причинения смерти. Они могут быть как правомерными, так и неправомерными. К первым относятся: исполнение смертной казни, необходимая оборона, задержание преступника. Вторыми являются некоторые виды насильственного умерщвления потерпевших, ответст венность за которые предусмотрена специальными нормами (ст. 277, 295, 317, 357 УК).
Субъектом этой категории преступлений в основном является вменяемое физическое лицо, достигшее 16-летнего возраста. Лишь за совершение простого и квалифицированного видов убийств (ч. 1, 2 ст. 105 УК) ответственность наступает с 14 лет.
Если Особенная часть Уголовного кодекса РФ 1996 г. открывается главой «Преступления против жизни и здоровья», то сама эта глава начинается с норм, устанавливающих уголовную ответственность за убийство. Убийство, следовательно, отнесено законодателем к категории наитягчайших преступлений против жизни.
В России в 1986–2006 гг. число всех видов убийств по абсолютным показателям выросло более чем в 3,4 раза. Если в 1997 г. в стране было совершено 29 285 убийств и покушений на них, то в 2000 г. – 31 829, в 2002 г. – 32 926, в 2003 г. – 32 342, в 2004 г. – 32 213, в 2005 г. – 31 451, в 2006 г. – 27 977. Существует гипотеза, согласно которой в стране регистрируется лишь около половины всех убийств. Однако прогноз криминологов, согласно которому к 2005 г. в России будет совершаться около 40 тыс. только зарегистрированных убийств, не осуществился.[138]
