Ознакомительная версия.
1.2. Критерии разграничения терроризма и смежных с ним явлений
За последние годы проведено много социологических опросов населения и специалистов с целью выяснения различных аспектов терроризма[45]. Для последующего изложения материала интерес представляет отношение людей к этому явлению, то, как они понимают, в чем терроризм проявляется и кто такие террористы.
Наш опрос показал, что чуть более 17/29 % опрошенных лиц (мужского/женского пола) понимают терроризм как любые убийства, совершенные путем взрыва, 12/26 % отождествляют терроризм только со взрывами, 32,6/22,2 % понимают его как любую преступную деятельность этно-национальных групп, 16,2/36,5 % – преступную деятельность религиозных или этно-национальных групп, преследующих политические цели.
42/47 % опрошенных признают террористами лиц, исповедующих ислам, 46/32 % – преступников из числа выходцев с Кавказа (большинство из них слова «террорист» и «чеченец» рассматривают как синонимы – 58/46 %), 19 % считают террористами тех, кто совершает взрывы.
Опрос сотрудников правоохранительных органов показал, что 46,3 % рассматривают терроризм как уголовное преступление, при этом выделяют только один способ его совершения – взрыв, 29 % указали еще на некоторые признаки терроризма, закрепленные в ст. 205 УК (взрыв, устрашение, принуждение). Террористами признают экстремистов (18 %), религиозных фанатиков (46 %), выходцев с Кавказа (21 %).
Важно отметить, что 92 % опрошенных пользуются только одним источником информации – телевидением, 8 % наравне с телевидением назвали и иные средства массовой информации (газеты, радио, Интернет). Значит, общее представление о терроризме формирует телевидение, выступающее мощнейшим средством массового воздействия на умы и чувства людей. Это подтверждает мнение ведущего российского специалиста в отрасли криминологии массовой коммуникации профессора Г. Н. Горшенкова, рассматривающего информацию в качестве социального оружия[46].
В целом, и наш опрос показал, что люди, даже специалисты в области противодействия преступности, совершенно не ориентируются в явлении, которое, казалось бы, направлено против них, которое ставит их существование в зависимость от миропонимания и мироощущения террористов.
Результаты опроса не должны удивлять, так как нет понимания этих вопросов и в среде ученых. Предлагая массу вариантов определений терроризма, исследователи еще ни разу не предпринимали попыток выработать методику, которая позволяла бы более или менее точно определять терроризм и отличать его от иных понятий. Отсутствие методик установления признаков следует рассматривать как главную причину того, что слово «терроризм» не имеет точной или широко принятой юридической дефиниции. Это является одним из факторов, который как раз и позволяет терроризму столь свободно развиваться и очень облегчает жизнь террористам.
Понятие «терроризм» тесно связано с этимологией и трактовкой таких слов, как «террор» и «террористический акт». Однако нельзя считать, что все три понятия относятся к четко определенным и ясно идентифицируемым фактическим событиям[47]. Здесь мы имеем дело с редкой в правовой доктрине ситуацией, когда термин имеет весьма широкое значение. Тем не менее эффективность решения любой проблемы во многом зависит от точности и полноты ее определения.
В научной работе бывает целесообразным, особенно в тех случаях, когда разрешение какой-либо проблемы представляется чрезвычайно трудным, привлечь к ее разрешению еще и другую, каким-то образом связанную с главной, проблему – ведь легче же расколоть сразу два ореха. В этих целях и нам придется привлечь к разрешению проблемы определения терроризма еще две смежные проблемы – определение террора и террористического акта. При выработке терминологического аппарата в первую очередь необходимо установить связь и провести разграничение между этими тремя понятиями. По выполнении этой задачи можно будет приступить и к не менее сложному и важному делу – классификации терроризма. Задача отграничения смежных с терроризмом понятий – это сложная задача, но, на наш взгляд, ее можно решить, если пользоваться следующим алгоритмом, позволяющим определить признаки каждого из явлений. Для этого необходимо установить:
а) статус лица (лиц), осуществляющего акт насилия (юридическое или физическое лицо, наделено оно или нет правом определения внутренней или внешней политики государства);
б) цели субъекта преступной акции (прекращение государственной или общественной деятельности жертвы; принуждение посредством предварительного устрашения к определенным действиям; целенаправленная политика насилия в отношении определенных слоев общества или определенных наций, народов, конфессий);
в) круг лиц, против которых направлено деяние (статус жертвы, ее индивидуальная определенность или неопределенность);
г) средства осуществления преступных акций и их масштабы (масштабность преступных действий и их последствий; использование государственных органов принуждения);
д) правовую базу осуществления акции (наличие или отсутствие законодательной основы; точное соответствие акции нормам закона; соответствие самого закона общепринятым нормам Международного права);
е) продолжительность преступной акции.
Определяя признаки каждого из этих понятий, необходимо опираться на фактический материал, в котором нет недостатка, и его можно почерпнуть из истории любого государства. Но лучшими примерами для определения признаков указанных понятий все-таки являются эпохи революций, тоталитаризма и фашизма. В эти периоды истории человечества смерть и угроза ее причинения были основным регулятором отношений людей и управляли жизнью целых стран. Смерть выступала в качестве основного способа реализации идей и решения возникающих проблем, что и позволило профессору Ю. М. Антоняну называть эти эпохи «некрофильскими»[48].
1. Субъект преступных действий. Упрощенно отвечая на традиционный вопрос «Кто виноват?», можно обвинить в революционном терроре Ленина, в массовых репрессиях – Сталина[49], в преступлениях фашистов – Гитлера. Хотя возможно, что непосредственными исполнителями преступлений они и не были, но создали такую систему государственной власти, которая только и могла реализовать их политику всеобъемлющего террора. Следовательно, инициатива преступных действий, определяемых как террор, исходит от высших должностных лиц, наделенных правом определения внутренней и внешней политики государства. Сказанное покажется не вполне верным применительно к Ленину, поскольку в начальный период своей революционной деятельности он не только не обладал правом определения политики России, но и был преследуем официальной властью как государственный преступник. Постановление СНК, узаконившее «красный террор», было им подписано лишь 5 сентября 1918 г., то есть тогда, когда власть революционеров окрепла и сравнялась или даже стала превосходить по мощи легальную власть. Этот период истории можно охарактеризовать как период перерастания терроризма в террор. Из этого следует, что в революционный период субъектом террора может выступать и неофициальная власть, которая хотя бы на какое-то время перехватила у официальной власти инициативу определения внутренней и (или) внешней политики государства. В случаях равенства сил (политических, идеологических, военных, финансовых возможностей противников) действия обеих конфликтующих сторон, направленные на перелом сложившейся ситуации в свою пользу путем устрашения противника применением широкомасштабного насилия в отношении как собственно противника, так и гражданского населения, также следует рассматривать как террор. Напротив, действия более слабой стороны конфликта, даже если она и пользуется методами сильной стороны (применяет насилие для устрашения), следует рассматривать не как террор, а как терроризм. Значит, террор и терроризм можно рассматривать как противоборство двух субъектов, один из которых (более сильный) юридически или фактически обладает правом или реальными возможностями определять внутреннюю или внешнюю политику государства. Другая сторона конфликта (слабая) может юридически обладать правом определения такой политики государства, однако фактически не способна этого сделать в силу своей слабости, в том числе и нелегитимности.
Субъектами терроризма выступают индивиды (психически больные, с обостренным чувством справедливости, религиозные фанатики и т. д.), а также политические партии, движения и организации. Следовательно, если субъектом террора является официальная (легитимная или нелегитимная) либо неофициальная (но легитимная, имеющая массовую поддержку в обществе) власть, то круг субъектов терроризма может быть значительно шире, чем круг субъектов террора. Более того, субъекты терроризма чаще всего действуют анонимно (особенно если террористами являются индивиды) и независимо от официальной власти. Причем террористические организации, партии и движения, действующие автономно, лишь в очень редких случаях идут на контакты с властью (как правило, с властью другого государства), получая от нее инструкции, материальную, финансовую и другую помощь. В этом случае в зависимости от масштабов действий организации ее деятельность можно рассматривать как террор одного государства (спонсирующего террористическую группу) в отношении другого (на территории которого или против которого действует группа). Субъекты (непосредственные исполнители) террора, как было отмечено, всегда реализовывают политику государства и не могут существовать, тем более масштабно действовать автономно и анонимно, поскольку находятся на довольствии у покровительствующей им официальной политической власти государства. Поэтому представляется ошибочным отнесение учеными действий народников и эсеров в России к террору. Их преступления в отношении государственных деятелей России следует рассматривать либо как терроризм (когда ставилась цель запугать всю официальную власть), либо как террористические акты (когда преступление было совершено против конкретного государственного деятеля без цели общего запугивания).
Ознакомительная версия.
