Джон Клеланд - Кельт-Друидистская Этимология

Ознакомительная версия.

© Джон Клеланд, 2016

© М. Гюбрис, перевод, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Перевод публикуемого текста сочинений, впервые предлагаемых для Русской читающей аудитории, выполнен с оригинального образца Лондонского издания 1768 года, и вполне может быть отнесён к типу канонических копий, что подразумевает отсутствие возможных технических исправлений, при соответствующем сохранении орфографической и графической оригинальных структур текстового оформления: постраничная нумерация (в адвертизированном и частном оригинальных форматах), стиль выделения, пунктуация и пр. символизмы, как то, к примеру, нарочитые озаглавливания и акцентация, преизобильно имеющие место быть в оригинальном тексте автора, а, также, сам стиль Английской манеры письма, с непременно-озаглавленным, в том, атлантически-мужественным местоимением «Я» и не менее обязательной заглавной литерацией слов, в касательстве имён той или иной национальной принадлежности, или априорного смысла, нисколько не изменены и соблюдаются здесь в каноническом их соответствии. В соображении, однако, более выгодной компиляции отдельных мест громоздких сносок и замечаний из текста оригинального издания, автор перевода позволил себе совместить таковые, и ввёл их, за особым выделением (в фигурных скобках), в основной формат публикуемого материала. Работа с текстом, также, представилась быть заведомо креативным, и, в том, подчас неоднозначным процессом: признаюсь, что по ходу выполнения сего перевода, мне делалось весьма жаль сойти до сугубой толмаческой определённости, что полагало бы, в угоду только лишь пассивному читателю, полностью заменить используемые Английские слова на принятые, по сегодня, Русские их этимоны и этимонионы. Засим, все основные, выделенные Клеландом слова, по меньшей мере, в тысяче пятьсот радикалов сопричастные поставленной теме Прото-Античного Языка, мне посчиталось уместным оставить в исконной их литерации, а потому, зачастую, текст сопережён Английским и Русским рядом синонимического словоподбора (в квадратных скобках). Было бы нелепо думать, что проблема идеальной вокабулярности в Русско-Английских Словарях и их Толкованиях, в Историко-Филологическом отделе РАН, решена кафедрой Английского языка, этак сказать, всецело и стопроцентно гарантно; сугубая ж идентификация Кельт-Русских исконных радикал-корней, уверен, ещё только предстоит всей филологии Будущего, а потому мне мнится, не соделав эту книгу наиболее удобной для развлекательного или только познавательного чтения, автор перевода, в некоторой степени, заведомо сумел вовлечь инициативного читателя, т. ск., в общий процесс логостроения. В некоторых местах идентификации, здесь, только лишь подчеркивается то или иное разительное несходство между сущим и, на сегодня, только общепринятым Русским значением толкуемого Английского (так, в местах, и совр. Англ.) слова; в каких-то отдельных строках – подобная дилемма весьма озадачивает, за неимением наскоро подыскиваемого, Русского, тому радикал-соответствия. Но этакое, надеюсь, к последующим интересам искушённых умников.

Сноски, помещаемые под основным текстом, в добрую половину, являются продуктом собственных выводов и размышлений автора сего перевода, и, скорее, относятся к разряду собственных его комментариев, а потому отмечены за его именем, как те, что не выражают собой какое-либо формально-институционное мнение в мире науки, но способны иметь свой вес в ряду полемики по возникшему вопросу; другая же часть сносок, как это и должно быть, является предметом строгой и апробированной фактичности в ракурсе отмечаемого материала. В видах возможных интересов со стороны читательской аудитории, каких-либо замечаний или комментов на предмет книги, автор сего рад будет иметь признательный контакт со здоровой полемической средой.

(Тематическое Эссе, ‎‎‎‎03-‎11-‎2015/18-02-2016).

Я весьма рад писать здесь о Клеланде. Ещё около десяти порядка лет назад, если и говорилось когда среди библиофилов об этом парадоксальном литераторе Британии, то разве-что в узком Англо-читающем кругу России, сугубо Западнической; ныне же, пока единственная книга из переведённых на Русский, в некоторой популярности своей, является в своём роде венчающим символом всего того пути, ещё от 90-хх, кой, в первозачатиях антисоветской либеральной культуры и морали, соблазнительно назывался Русская Сексуальная Революция. Пробуждённые созревающие дети, однако, взрослеют весьма не сразу, и не иначе тогда, когда в них взрослеет, а лучше сказать, умнеет сам по себе язык – язык, в частности, иже эротический; возможно, как раз, поэтому та его, до сих пор, вселенски-занимательная «Фанни Хилл» – до недавнего, единственное из наследий Русскоязычного «клелиандства», – не вошла в ряд первых революционных переводов либертэн-жанра, не стала достоянием первых тех книжных серий, этак, предоставив шанс обывателям, кто успел уже пресытиться изобилием гротескно-нагроможденных фигур и разнузданных образов, эстетически оттоль искушаться прочувствованной стильностью, в сладострастных тактах, истинно-развитого языка сего автора.

Единицы, однако, знают на сегодня, что сия изобилующая художественно-лингвистическая роскошь раннего Клеланда есть тот в нём золотой задаток уникального таланта, кой, выведя его сперва в не рядовые новеллисты, контрастно выделив его, этак, среди прочих (Дефо, Хогарта, Ричардсона, кто, также, пытался касаться либертинаж-авантюрных тем), впоследствии сотворил в нём первого из лингвистов-этимологов своего времени, не побоюсь сказать, в масштабах Вселенски-Европейской культуры. Это, в-особенности, есть предмет сего эссе, как равно, и предмет публикации новой книги переведённого мной автора.

До сих пор, биография Клеланда, в ряду авторитетных источников, преподана весьма скудно, и содержит достаточно много пробелов, что, как и прежде, плодит в изобилии число слухов и домыслов касательно его интригующей персоны. Как и с чего он, дескать, официально не доучился; увеселялся ли за своими ранне-литературными занятиями в Бомбее или уже в Британской тюрьме (Флит-Призонъ), где оказался, по-молодости, за долги; так ли точно был одним из членов общества Содомитов, точно ли не был женат или же скрывал своё супружество в глубокой тайне; принадлежал ли к влиятельным маcоническим кругам и, в том, не потому ли, как раз, и был обречён на пренебрежительное к себе, потом, отношение? – так ли вправду, чтобы жить, подчас, под маской инкогнито, а, когда, если и в женском платье, дескать, спасаясь от слежек и предательств; – это ли истинный Клеланд, а если – да, то не в причине ли того самого открытия, по его словам, рокового для всей Восточной части Евразийского Континента, кое и поныне, не известно, существует взаправду или нет? – верно, что всё этакое, извечно, остаётся в предметах любопытств авантюрных критиков и историков. В одной из глав сего переведённого «Этимологического Словаря», Клеланд, в риторической манере, выражает весьма глубокую мысль о том, что истинным свидетелем Истории и Эволюции не может являться что-либо, помимо самого Языка, в нас существующего и проходящего вместе с нами все возраста и все эпохи. Это же можно отнести и к самому Клеланду и, т. ск., воздать ему истинный долг по его же лепте, ибо ничто иное, помимо его собственных произведений не свидетельствует в пользу фактора судьбоносности сей личности в её масштабах и в ипостасях, и если это касательно его серьёзных научных трудов, то – личности, прежде всего, ума незаурядного, а в том, светски и литературно, превелико-эрудированного и просвещённого.

Старший сын семьи, высоко-уважаемой и светски-одарённой в изысканных знакомствах, юный Клеланд (род. 1709), по ходатайству своего отца Уильяма Клеланда (1673/4 – 1741) – друга всем известного поэта-литератора Александра Попа, в 1727 году поступает в престижную Вестминстерскую Школу при оном Аббатстве, честь и гордость класса первых литераторов Британии (У. Камдена, Б. Джонсона, Драйдена, и пр.), что, очевидно, располагает и провоцирует в нём начало всех тех литературных позывов, кои, вместе с ранне-складывающимся в нём настроением классика, предстают быть в свете исключительно-оригинальной революционности: и если мы говорим только о литературе, то революционности, в её контрадиктуме, не столь тяготеющей к новому слову, сколь к новому изображению всего того, что за поверхностью слова, ещё только принятого – слова и, соответственно сему, его смысла. Мир литераторов (и не одних лишь только беллетристов) той эпохи, при всей её известной либерал-ренессантности, олицетворялся, по большей части, типом «облачителей истин», каковыми, в подавляющем их числе, были, также, и те, кто решался и находил возможным писать на ново-изыскуемые, прогрессивные темы, в которых «облачить» предмет в надлежащую форму было главной задачей; – Клеланд же, в сравнении им всем, начиная с первых и аж до последних своих шагов в занятиях, представал быть типом именно «обнажителя», как если бы чистого физиолога (как то в его собственном выражении об этимологах вообще1), и это как для легкодоступных его вещей, так, равно, и для продуктов его высокоинтеллектуальных штудий. Недаром, должно быть, за сочинением уже «Пути от Слов к Вещам…» и сего «Этимологического Словаря», он решительно и целенаправленно устремляется к образам дотоль авторитетно-преподаваемых смыслов, находя в них не иначе, как базис всего ещё нераскрытого, нарочито как если бы не стесняясь, при этом, ни самого Камдена, первоглавы Школы Вестминстера, не забывая, также, смерить подчас и перво-гомеричность2 Александра Попа, прямо сказать, не хилым намёком на относительность в нём языкознания, – должно быть, в чувстве некой сентиментальной отместки, будучи тогда уже непринятым и не поощряемым своей семьёй и её кругом, вовсе. Кажется, так, что его собственный бунтарский уход или же его изгнание из Вестминстерской Школы, – о чём архивы Шеффилда не содержат в себе прямого разъяснения, – в ранние годы автора, представилось быть, как раз-таки, начальным этапом на пути всего последующего семейного разобщения, протеста и противостояния.

Ознакомительная версия.