По-венгерски курицу кличут: «пи-пи-пи-пи-пи» (pi-pi-pi-pi-pi), а аналогом нашего «цыпа, цыпочка» будет «пи-пи» (pipi). «Пута-пута» венгры, к которым обратился, не слышали. Говорят, звучит совершенно чужеродно, может быть что-то цыганское.
От себя добавлю, что есть слово «Buta» – глупый, не знаю, насколько подходит по контексту.
В трактире «Старая дама» токарю Матвею за двадцать золотых кирпичом своротили нижнюю челюсть и вышибли шесть зубов, а тогда деньги были дороже, чем нынче.
Господа «У старой дамы» («U Staré Pani») существует до сих пор на том же месте в Старом городе. Ныне это сразу и одновременно ресторан, гостинца и джаз-клуб. Улица Михальска (Praha 1, Michalská 441/9).
Сам Вольшлегер вешает за четыре золотых.
Леопольд Вольшлегер (Leopold Wohlschläger, 1855–1929) – пражский палач. Был приемным сыном другого знаменитого исполнителя приговоров в чешских землях Яна Пиппигера (Jan Křtitel Pippiger, 1838–1888). Начал пособлять отчиму еще юношей, в частности пятнадцатилетним мальчиком помогал вешать в Пльзени знаменитого убийцу Яна Яничека (Jan Janeček, он же Serynek), см. комм., ч. 2, гл. 4, с. 429. По смерти Яна Пиппигера пражский уголовный суд, выбирая между 28 кандидатами на вакансию, остановил свой выбор на пасынке покойного и с 28 июня 1888-го Леопольд Вольшлегер становится палачом в Чехии. Годовое его жалование составляло круглых 800 золотых (1600 крон) и за каждого казненного отдельно еще 25 золотых (50 крон); иными словами, Швейк плохо осведомлен о цене одной уголовной головы. Любопытно, что, начав вешать в Австро-Венгрии, Леопольд Вольшлегер так же добросовестно исполнял свой долг и в республике. Работа была непыльная, за 41 год беспорочной службы Леопольд Вольшлегер отправил в мир иной всего-то навсего 28 осужденных. По выходу на пенсию в 1928 году этого заслуженного мастера заплечных дел синекура палача в Чехии и Моравии досталась его зятю, человеку с фамилией Негиба (Nehyba). Семейное ремесло получается.
С. 115
Теперь мы с Балоуном сварим вам такой куриный бульон, что в Трансильвании пахнуть будет.
В романе Трансильвания, северо-западный район современной Румынии, называется по-чешски – Sedmihradsko. Ареал распространения запаха получается солидный, до ближайшего трансильванского города Орадя (Oradea) в романную пору венгерского Надюварада (Nagyvárad), между прочим, места рождения реального Рудольфа Лукаса (см. комм., ч. 1, гл. 14, с. 199), – что-то около 250 километров по прямой.
Вы, вы!.. Я просто не знаю, как вас назвать, вы забыли о присяге.
Швейк, кончено, присягал императору еще в бытность солдатом срочной службы, до войны, о чем почему-то забыл Гашек в романе, перепутавший свою судьбу с судьбой своего героя. Во всяком случае, еще недавно все тот же Лукаш был уверен, что Швейк клятву верности своему государю не давал, см. комм., ч. 2, гл. 5, с. 471.
Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, я торжественно присягал светлейшему князю и государю Францу Иосифу Первому в том, что буду служить ему верой и правдой, а также генералов его величества и своих начальников буду слушаться, уважать и охранять, их распоряжения и приказания всегда точно выполнять; против всякого неприятеля, кто бы он ни был, где только этого потребует его императорское и королевское величество: на воде, под водой, на земле, в воздухе, в каждый час дня и ночи, во время боя, нападения, борьбы и других всевозможных случаев, везде и всюду…
Швейк повторяет армейскую присягу очень близко к тексту, только меняя адресата. В реальности солдаты присягали не императору, а Богу всемогущему (HL 1998).
Přísaháme slavně Bohu všemohoucímu, že budeme jeho Apoštolskému Veličenstvu nejjasnějšímu knížeti a pánu Františkovi Josefovi Prvnímu, z Boží milosti císaři rakouskému, králi českému atd. atd., apoštolskému králi uherskému, věrni a poslušni.
Это снижение, а также очевидную потерю всех титулов и званий государя бравый солдат с лихвой компенсирует обещанием защищать императора не только на воде и на земле, как это делали все солдаты Австро-Венгрии.
Jeho císařského а královského Veličenstva, na vodě, pod vodou, na zemi, ve vzduchu, ve dne i v noci, v bitvách, útocích, zápasech.
C. 116
И теперь ты, мародер, гадина, будешь мне еще говорить… Нет, я тебя когда-нибудь убью! Понимаешь?
Взбешенный Лукаш действительно переходит на ты, как и всегда в момент, когда решает, что человек, стоящий перед ним, потерял право называться солдатом: А teď mně řekni, ty marodére, ty hyeno – ne, já tě přece jen jednou zabiju. См комм., Ч. 2, гл. 5, c. 453.
C. 118
Мне хотелось доставить вам горизонтальную радость.
В оригинале: А tu jsem vám chtěl udělat horisontální radost. Один из самых поэтических романных русизмов (см. комм., ч. 1, ГЛ. 3, с. 52), случившийся благодаря чудесной замене чешского определения horentní – «фантастический» на созвучное русское с совершенно несходным значением. Выглядит как попытка перевода Швейком обыкновенного слова через русский в какой-то особо торжественный латинско-греческий регистр (horizontis). А «горизонтальный» по-чешски – слово, понятное и без перевода: vodorovný.
Удивительная и красивая перекличка с этим оборотом Гашека обнаруживается в стихах известнейшего чешского поэта Владимир Голана (Vladimír Holan, 1905–1980), посвященных сестре Владимира Маяковского Ольге (1939), которые открываются строками:
Vy, v pozadí Golos těatru
před hlasy recitujících.
Где таинственный русизм – голос (Golos, то же самое по-чешски иначе – hlas) очевидным образом увязывается с чешским goliáš. Исполин, великан, голиаф. И получается что-то вроде: огромящий на сцене перед говорящими негромко.
Здесь хотел бы поблагодарить славного блогера m_bezrodnyj, однажды предложившего мне посмотреть чуть дальше и чуть шире текстов собственно Ярослава Гашека.
С. 119
такая, мол, толстая морда может быть только у солдата, занимающегося грабежом и воровством.
Швейк еще и кругленький. См. комм, о небольшом росте бравого солдата: ч. 3, гл. 2, с. 107.
Поручик Лукаш залпом выпил стопку коньяку.
В оригинале: odlivka (najednou vinnou odlivku koňaku). Буквально: винный стаканчик, то есть по-русски попросту залпом полстакана коньяка.
С. 120
— Это голова курицы из породы черных итальянок – прекрасные несушки: несут до двухсот шестидесяти яиц в год.
В оригинале: hlava slepice druhu černých vlásek. Правильное русское название этой породы (černá vlaška), что родом из итальянского города Ливорно, – леггорн. В данном случае, черный леггорн. Цифры яйценоскости, объявленные Швейком, исключительно точны.
Подпоручик Дуб, уходя, проворчал:
— Мы встретимся у Филипп.
— Что он тебе сказал? — спросил Швейка Юрайда.
— Мы назначили свидание где-то у Филиппа.
«У Филипп» и «У Филиппа» (U Filippi se sejdeme – někde u Filipy) – игра слов. Бывший школьный зритель Дуб имеет в виду известное место из трагедии Шекспира «Юлий Цезарь» (1599).
Дух Цезаря: Я – дух, тебе враждебный.
Брут: Зачем явился ты?
Дух Цезаря: Чтобы сказать, что встретимся мы снова близ Филипп.
Брут: Опять предстанешь ты?
Дух Цезаря: Да, близ Филипп.
(Пер. П. Козлова).
Филиппи (Фιλιπποι) – город, некогда располагавшийся в восточной части нынешней Греции, поблизости от современного с названием Филиппы. Здесь в октябре 42 года до н. э. состоялось решающее сражение между войсками сторонников Цезаря во главе с Марком Антонием и Октавианом Цезарем, и войсками республиканцев-цезареубийц во главе с Марком Юнием Брутом и Гаем Кассием Лонгином, в которой победу одержали первые.
Простодушный же Швейк, естественно, ни о чем ином не может подумать в данном контексте, кроме пивной с названием «У Филиппа».
Эти знатные баре в большинстве случаев педерасты.
В оригинале: Voni tilile vznešení páni bejvají obyčejně buseranti. См. комм, к австрийскому глаголу buserieren: ч. 1, гл. 14, с. 235. Во всех случаях «педерасты» – неверно по смыслу, что-то торжественно-архичное должно быть – мужеложцы, наверное.
Несколько лет тому назад в Праге Второй жили две брошенные дамочки-разводки
Прага II – один из десятка административных округов Праги. Ныне включает полностью или частично исторические районы Вышеград (Vyšehrad), Винограды (Vinohrady), Нове Место (Nové Město) и Нусле (Nusle). А до 1922-го практически совпадала с Нове Место. В этом районе, по всей видимости, и жил романный Швейк. Улицы, площади и пивные Нового Города – место действия первых глав романа, вплоть до момента явки Швейка на медкомиссию.
