Следует указать еще на один момент. Одна из опасностей, сопутствующих компонентному анализу, заключается в том, что_он обычно игнорирует различие в частоте лексических единиц (и, следовательно, их более или менее «центральное» место в словаре) и различие между лексическими единицами и семантическими компонентами. Например, часто считают, что слова brother 'брат' и sister 'сестра' могут быть заменены их «синонимами» male sibling 'отпрыск мужского пола' и female sibling 'отпрыск женского пола'. Но это верно лишь в контексте антропологического или квазиантропологического рассмотрения. Слова brother и sister — весьма употребительные слова, известные, видимо, всем носителям английского языка, тогда как sibling—это специальный термин, созданный для удобства антропологов, и большинство говорящих по-английски, вероятно, не знают его. Тот факт, что не существует обычного подчиняющего термина для двух взаимодополнительных слов brother и sister, является свидетельством prima facie в пользу того, что оппозиция этих двух терминов в семантическом плане важнее, чем то общее, что их объединяет. Аналогичным образом факт существования слова horse 'лошадь', в качестве гипонимов которого выступают взаимодополнительные слова stallion 'жеребец' и mare 'кобыла', релевантен для анализа структуры английской лексики. Любая теория семантики, которая заставляла бы нас считать, что словосочетание adult male elephant 'взрослый слон мужского пола' находится в точно таком же семантическом отношении со словом elephant, как stallion 'жеребец' с horse 'лошадь', была бы неудовлетворительной.
Компонентные теории семантики не всегда являются жертвой неадекватностей такого рода. Но до сих пор уделялось удивительно мало внимания обсуждению отношений между лексическими единицами типа male 'мужской; мужчина, самец' или adult 'взрослый' и семантическими компонентами типа (male) - (мужской пол) или (adult) — (взрослый). Невозможно избежать подозрения, что семантические компоненты интерпретируются на основе интуитивного понимания лингвистом тех лексических единиц, которые он использует для их наименования.
10.5.6. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
Из-за недостатка места мы не можем более подробно проанализировать последние работы в области компонентной семантики. Если наше рассмотрение этого предмета носило несколько негативный характер, то следует подчеркнуть, что это делалось сознательно. Я старался привлечь внимание к некоторым из допущений, на которых часто основываются компонентные теории семантики, — в частности, к допущению, что семантические компоненты универсальны. Мы видели, что понятие компонентного анализа покоится на установлении пропорциональных равенств применительно к смыслу лексических единиц. Важный вопрос, который не всегда принимается во внимание, — это проблема степени «когнитивной истинности» этих пропорций. Слишком часто считают, что эти пропорции могут быть установлены просто на основе интроспекции.
Компонентный анализ внес, однако, значительный вклад в развитие семантики. Не говоря уже о других его достоинствах, он сблизил формализацию синтаксиса и формализацию семантики (или некоторых аспектов в семантике) больше, чем это было раньше. То, что лингвисты снова серьезно занялись отношениями между синтаксисом и семантикой, во многом объясняется влиянием работы Катца и Фодора, продолженной в более систематизированном виде Катцем и Посталом в рамках «единой теории лингвистических описаний» [69] и развитой далее Катцем в ряде последующих публикаций. Хотя Катц и Постал во многом сводят к минимуму ценность предшествующих работ в области компонентного анализа, они правы в том, что настаивают на важности уточнения формы «проекционных правил» и характера их действия «в контексте эксплицитных порождающих лингвистических описаний». Такой попытки раньше не предпринималось.
В одной из предыдущих глав мы подняли вопрос о возможности rapprochement (сближения) между «формальной» и «понятийной» грамматикой (ср. § 4.3.4); большая часть нашего последующего рассмотрения «грамматических категорий» и «грамматических функций» (в главах 7 и 8) была пронизана мыслью, что дальнейший прогресс в области формализации синтаксиса зависит от этого rapprochement. Мы можем, заключая данную работу, выразить твердую уверенность в том, что в ближайшие несколько лет будет опубликован целый ряд книг и статей, направленных к этой цели.
Не исключено также, что бо́льшая концентрация интересов в области теории семантики вернет лингвистов к традиционному взгляду, согласно которому синтаксическая структура языков очень сильно детерминируется их семантической структурой, более конкретно — «способами обозначения», характерными для грамматических категорий, семантических в своей основе (ср. § 7.6.10). Если развитие науки действительно пойдет в этом направлении, не следует считать, что лингвистическая теория просто отступила на позицию, которую занимали традиционные грамматисты. Все будущие грамматические и семантические теории, как бы ни были традиционны их цели, должны отвечать строгим требованиям лингвистики двадцатого века — «структурной лингвистики». За революциями в науке могут следовать контрреволюции; нов этом случае не может произойти простой реставрации прошлого.
Ohe iam satis est, ohe libelle,
iam pervenimus usque ad umbilicos...
iam lector queriturque deficitque,
iam librarius hoc et ipse dicit:
'ohe iam satis est, ohe libelle'
MARTIAL
(полные названия книг и статей приводятся в библиографии) Примечания к главе 1, с. 22—69
1.1.4. Цитата из Блумфилда: Вlооmfiеld, Language, p. 3.
1.2. Традиционная грамматика: многие стандартные учебники по лингвистике пронизаны антипатией по отношению к традиционной грамматике и не могут служить надежным источником соответствующих сведений (например: Bloomfield, Language; Jespersen, Language; F. de Saussure, Cours). Для углубленного ознакомительного чтения можно рекомендовать следующие работы: Robins, Short History; Dinnееn, Introduction; Arens, Sprachwissenschaft; Kukenheim, Esquisse; Leroy, Grands Courants; Mоunin, Histoire; Sandys, Short History.
1.2.1. Истоки греческой грамматической теории: ср. Forbes, Greek Pioneers; Koller, Anfänge. О стоиках, значение которых часто недооценивается, ср. Barth, Stoa; Ваrwiсk, Probleme; Роhlеnz, Begründung.
1.2.3. Аналогия и аномалия: по поводу того мнения, что Варрон неверно истолковывает эти проблемы—ср. Fehling, Varro, а также Dihlе, Analogie.
1.2.6. Римский период: по поводу общей характеристики периода ср. Соllаrt, Varron; Ваrwiсk, Remmius Palaemon.
1.2.7. Средневековый период: в связи с общим философским фоном ср. Gilsоn, History; Copleston, History. О средневековой лингвистической теории ср.: Dinnееn, Introduction, р. 126—150; Rоbins, Short History; Вursill-Hall, Medieval Theories; Rооs, Sprachdenken. Более специальные работы: Grabmann, Mittelalt. Geistesleben; Heidegger, Kategorien lehre; Rооs, Modi Significandi.
1.2.8. Интересное освещение «рационалистской» лингвистики семнадцатого века можно найти в: Сhоmskу, Cartesian Linguistics. Возможно, я и недооцениваю степень оригинальности грамматистов Пор-Рояля.
1.2.10. Индийская традиция — ср.: Веlvаlkаr, Systems; Мisra, Descriptive Technique; Allen, Phonetics; Вrоugh, Theories; Вlооmfield, Review of Liebisch; Emeneau, India; «Введение» Рену к Wackernagel und Debrunner, Grammatik.
1.3. Сравнительно-историческое языкознание: стандартное пособие — Реdеrsеn, Linguistic Science. Однако эта работа известна своей неполнотой в освещении вопросов, выходящих за рамки основных интересов «младограмматиков», поэтому в качестве дополнений к этой книге можно рекомендовать: Jespersen, Language, pp. 32—99; Leroy, Grands Courants, pp. 17—60; Моиnin, Histoire, pp. 152—212; Arens, Sprachwissenschaft, SS. 139—337.
1.4. Современная лингвистика: при чтении этого раздела можно пользоваться следующими работами: G1еasоn, Introduction, pp. 1 —13; Носkеtt, Course, pp. 1—11, 569—586; Robins, General Linguistics, pp. 1—17; Hall, Introductory, pp. 3—35; Martinet, Éléments, pp. 9—51; Lepsсhy, Linguistics, pp. 17—41; Dinneen, Introduction, pp. 1—19; Hill, Introduction, pp. 1—12; Sapir, Language, pp. 3—12; Malmberg, Nouvelles Tendances; Householder (forthcoming book).