В связи с этим чистосердечным заявлением уместно вспомнить, что говорил о своем друге будущий иллюстратор Швейка Йозеф Лада: «Гашек знает слова пары сотен разных песен, но при этом только один мотив». Стоит ли удивляться после этого, что петь Гашек очень любил. Много и вслух.
Что, монашек молодой,
Головушку клонишь.
Две горячие слезы
Ты на землю ронишь?
Как утверждает собиратель народных песен Вацлав Плетка (VP 1968), эти четыре строчки (Což ten mladý mnich v tom křesle čelo v pravou ruku kloní, и т. д.) – вовсе не песня, а часть довольно длинной народной устной былины «Mnichova láska» («Любовь монаха») с печальным концом: молодой монашек Ян и его любовь Луиза кидаются, обнявшись, в реку.
Дальше не знаю, — прервал Швейк. — Если желаете, спою вам:
Ох, болит мое сердечко,
Ох, тоска запала в грудь.
Выйду, сяду на крылечко
На дороженьку взглянуть.
Где же ты, милая зазноба…
Пять строчек, а в оригинале четыре:
Jak je mi teskno okolo srdce, co těžce,
bolně zdvíhá ňadra má,
když tiše sedím, do dálky hledím,
tam, tam do dálky touha má…
которые даже всезнающий Вацлав Плетка не смог ни опознать, ни атрибутировать.
Дальше тоже не знаю, — вздохнул Швейк. — Знаю еще первую строфу из «Где родина моя» и потом «…Виндишгрец и прочие генералы, утром спозаранку войну начинали»,
«Где родина моя» (в оригинале: «Kde domov můj») – ныне гимн Чешской республики (начальное восьмистишие). Был также гимном первой Чехословацкой республики. Изначально песня из патриотической пьесы 1834 года Йозефа Кайэтана Тыла (Josef Kajetán Tyl) «Праздник сапожников или Ни спора, ни ссоры» («Fidlovačka aneb Žádný hněv а žádná rvačka»). Автор музыки František Škroup.
«…Виндишгрец и прочие генералы, утром спозаранку войну начинали» – в оригинале: «Jenerál Windischgrätz а vojenští páni od východu slunce vojnu započali». Первые строчки песни с простым названием «Старая армейская» («Stará vojenská»). Повествует о военных действиях в Италии 1859 года, когда франко-сардинская армия разгромила австрийскую у городка Сольферино. Еще один раз эту песню Швейк запевает в постели, собираясь на призывной пункт. См. комм., ч. 1, гл. 7, с. 81.
Эту же песню нетрезвый Швейк выводит и в повести, холодной зимней ночью припав к закрытым воротам вожделенной казармы. После чего просыпается уже с ревматизмом. См. комм., ч. 1, гл. 1, с. 25.
Jenerál Windischgrätz – на самом деле, фельдмаршал, Alfred Candidus Ferdinand Fürst zu Windisch-Grätz (1787–1862). Печально прославился вовсе не поражением в Италии (песня врет, к моменту битвы у Сольферино фельдмаршал был уже десять лет в отставке), а жестоким подавлением революции 1848–1849 гг. в Австрии; в частности, мятежную Прагу приказал расстреливать из пушек.
да еще пару простонародных песенок вроде «Храни нам, боже, государя», «Шли мы прямо в Яромерь» и «Достойно есть, яко воистину…»
«Храни нам, боже, государя» (в оригинале: «Zachovej nám Hospodine») – государственный гимн Австро-Венгрии. См. комм., ч. 1, гл. 1, с. 26.
«Шли мы прямо в Яромерь» – в оригинале «Když jsme táhli к Jaroměři». Первые строчки песни, обычно именуемой «Катька лесника» («Hajného Káča»). История редкой непристойности о том, как солдаты на отдыхе в пивной задумали вставить в задницу старой бабе Кате свисток ее мужа-лесника и что из этого вышло. По частоте упоминания слова «жопа» (prděl) должна быть несомненным фаворитом в репертуаре грубияна Паливца (полный текст VP 1968).
Если же судить по частоте исполнения самим Швейком, то уж его-то точно любимая песня. Затягивает он родимую, выходя из ночного Табора в свой будейовицкий анабазис (см. комм., ч. 2. гл. 1, с. 277). Еще раз песня в его устах – в походе на Туровы-Вольски (см. комм., ч. 3, гл. 4, с. 207).
Яромержь (Jaroměř) – город в северно-восточной Чехии, расположен неподалеку от Градец-Кралове.
«Достойно есть, яко воистину…» – в оригинале: «Tisíckrát pozdravujeme Tebe» («Тысячу поклонов тебе отбиваю»). В отличие от православной короткой молитвы: «Достойно есть яко воистину блажити Тя, Богородицу, Присноблаженную иДренепорочную и Матерь Бога нашего» и т. д. — «Tisíckrát pozdravujeme Tebe, ó Matičko Krista Ježíše! ТУ jsi okrasou celého nebe, tobě klaní se celá říše» – первые четыре из более чем ста строк песни, которзчо традиционно исполняют не в храме, а по дороге к любым святым местам, связанным с именем Девы Марии, паломники.
С. 60
Можете справиться в канцелярии Девяносто первого полка в Чешских Будейовицах или в Управлении запасных в Карлине.
Карлин – с севера примыкающий к Жижкову и с востока к Старе Место район Праги. По всей видимости, речь идет о казармах и прочих воинских учреждениях (Ferdinandova kasárna), располагавшихся на Краловском (Královské), а ныне Соколовском (Sokolovské třídě) проспекте. Предположительно, место жительства фельдкурата Отто Каца. См. комм., ч. 1, гл. 10, с. 127.
С того момента как санитары получили приказ вернуть Швейку одежду, они перестали о нем заботиться, велели одеться, и один из них отвел его в третье отделение.
В оригинале буквально: в третий класс (dáte ho na třetí třídu и далее odvedl na IIL třídu). Бржетислав Гула в своем комментарии к этому месту (BH 2012) указывает на полное сходство системы классов (первый, второй, третий), существовавшей на транспорте и в общественных (включая и лечебные) учреждениях Австро-Венгрии. Согласен с этим и Милан Янкович (MJ 1968): III класс, пишет он, отделение для неимущих (па třetí třídu – na oddělení pro nemajenté). Соответственно, можно предположить, что первоначально Швейка приняли по первому классу, как человека достойного и с достатком.
Так как Швейка выписали из лечебницы перед самым обедом, дело не обошлось без небольшого скандала. Швейк заявил, что если уж его выкидывают из сумасшедшего дома, то не имеют права не давать ему обеда.
Между прочим, неудачливый самоубийца и писатель Ярослав Гашек тоже не хотел покидать психушку. В сохранившейся истории его болезни имеется запись:
26.2. Chce zůstat nějaký čas v ústavě, aby prý si odvykl pití.
26.02.(1911) Хотел бы задержаться в институте, по его словам, чтобы отвыкнуть от пьянства.
Следующая, впрочем, такая:
27.2. — je propuštěn vyléčený.
27.2 — выписан как излечившийся.
Скандал прекратил вызванный привратником полицейский, который отвел Швейка в полицейский комиссариат на Сальмовой улице.
в оригинале Salmová ulice. Настоящее название Сальмовска (Salmovská). Это все в том же районе Нове Место. И все по-прежнему в радиусе пешей прогулки. Полицейский комиссариат находился в доме номер 20.
Еще раз упоминается в романе во время пешего марша по Галиции, см. комм., ч. 3, гл. 4, с. 60.
ГЛАВА 5. ШВЕЙК В ПОЛИЦЕЙСКОМ КОМИССАРИАТЕ НА САЛЬМОВОЙ УЛИЦЕ
С. 61
Полицейский инспектор Браун обставил сцену встречи со Швейком в духе римских палачей времен милейшего императора Нерона. И так же свирепо, как они в свое время произносили: «Киньте этого негодяя христианина львам!».
Нерон, христиане – многолетний фельетонист продолжает сыпать историческими параллелями, которые будут казаться искусственными до внезапного и полного своего художественного оправдания смыслом и композицией будейовицкого анабзиса Швейка. См. также вставной фельетон, ч. 1, гл. 14, с. 194. И комм., ч. 2, гл. 2, с. 321.
— За решетку его!
В оригинале: za katr (Dejte ho za katr!). Это дериват от немецкого Gatter – решетка, штакетник. Да и все выражение – калька с немецкого: Wirf ihm hintern' Gatter. В чешском мрачноватым образом перекликается со словом палач – kat.
В ПГБ 1929 инспектор говорит «Под замок его».
Швейк, освоивший в тюремных скитаниях жаргон, сам позднее употребит выражение posadili za katr. См. комм., ч. 2, гл. 3, с. 375.
C. 62
«Ну вас к черту, петухи!»
Петухи – полицейские. Как совершенно верно указывает в своем комментарии ПГБ 1963, прозвание возникло по очень простой причине: на форменных шляпах пражские полицейские носили что-то вроде султана из черных петушиных перьев.
Петушиные перья полицейских вновь упоминаются в ч. 2, гл. 1. с. 257 – попробовал прочистить себе трубку петушиным пером из султана на каске полицейского.
Лавочник Йозеф Маречек из Вршовиц.
Возможный источник имени гашковедами пока не найден, а вот Вршовице (Vršovice) – в те времена дальний район Праги, практически пригород, на юго-восток от Виноград. Живал там и Гашек после того, как в очередной раз сошелся с женой Ярмилой, сразу после рождения единственного сына Рихарда (Richard).
