Уже въ началѣ нашей письменности „ять“ сталъ терять свою самостоятельность и переходить въ звуки, родственные ему по произношенію. Прошло два-три столѣтія, и онъ сдѣлался ненужнымъ, какъ спеціальный звукъ; его замѣняли другіе звуки, въ особенности „е“. И вотъ тогда одни изъ грамотеевъ, придерживаясь стариннаго начертанія, ставили „ять“ приблизительно на прежнемъ мѣстѣ; другіе же писали „ять“, нарушая историческое правописаніе, — удерживали эту букву въ своей письменности лишь „красоты ради“, и въ употребленіи буквы „ять“ произошла большая путаница; при введеніи книгопечатанія въ этомъ разобраться не могли и потому допустили въ печатныя книги много ошибокъ касательно „ять“. Большая часть ошибокъ мало-по-малу была санкціонирована нашими грамотеями: послѣдніе стали требовать, чтобы всѣ писали такъ, какъ они, т.-е. невѣрно.
Ошибки въ употребленіи буквы „ять“ укоренились какъ въ церковной, такъ равно и въ гражданской письменности.
У Грота мы читаемъ, что „е“ замѣнила собою „ѣ“ въ двухъ категоріяхъ словъ: „а) послѣ „р“ и „л“, слѣдующихъ за начальной согласной, въ словахъ, которыя въ русскомъ языкѣ имѣютъ соотвѣтственную полногласную форму, т. е. когда сочетанію „лѣ, рѣ“ соотвѣтствуетъ въ русскомъ выговорѣ „ере, оло“, какъ, напр., въ словахъ: брѣгъ, брѣза, врѣдъ, прѣдъ, срѣда, влѣку, млѣко и др. Причина тому ясна: это произошло подъ вліяніемъ русскихъ формъ: берегъ, береза, вередъ, передъ, середа… б) въ глаголахъ, у которыхъ въ древне-славянскомъ языкѣ, хотя коренная форма имѣетъ „е“, но которые, по закону словообразованія, удлинняютъ эту глассную въ „ѣ“, какъ, напр.: гнести и гнѣтати, летѣти и лѣтати, легати и лѣгати, метати и мѣтати, реку, рещи, реченіе и рѣкати, рѣкъ, рѣчь.
Всѣ эти слова, исключая послѣднее, постоянно пишутся теперь съ „е“ („Русское правопис.“ § 64 Спб. 85).
По мнѣнію Буслаева, мы безо всякой причины отступаемъ отъ древнѣйшаго правописанія, когда пишемъ „ѣ“ вм. „е“ 1) въ формахъ сравнительной степени болѣе (и усѣч. болѣ), менѣе (и менѣ) вм. церк. слав. болiе, менiе; 2) въ нарѣчіяхъ гдѣ, здѣсь вм. церк.-слав. — къде, сьде“ („Историческая грамматика русскаго языка“, § 25. Москва, 63 г.).
Историческія изслѣдованія въ области филологіи показываютъ, что въ русскомъ языкѣ слишкомъ много всякаго рода словъ, гдѣ, вмѣсто древняго „ѣ“, поставлено „е“; таковы слова: песокъ, клей, бремя, время, семья, темя, блескъ, предъ, требовать, дремать стрекотать и т. д., и т. д.
По поводу отмѣченной фальши въ нашемъ правописаніи Гротъ замѣчаетъ: „Какъ бы ни желательно было возстановить правильное письмо, трудно теперь, да едвали и нужно измѣнять начертаніе словъ, которыя всѣми пишутся одинаково. Попытка такого измѣненія могла бы увеличить разладъ въ орѳографіи“ („Русск. правопис.“ § 64).
Однако же и самъ Гротъ и многіе важные и неважные филологи дѣлаютъ попытки возстановить древнюю орѳографію буквы „ять“; они спорятъ между собою, приходятъ къ противоположеннымъ выводамъ и такъ затемняютъ правописаніе, что не только учащіеся, но и учащіе, даже при высокомъ образовательномъ цензѣ, становятся втупикъ предъ употребленіемъ буквы „ѣ“: до сихъ поръ, напр., не могутъ рѣшить, какъ слѣдуетъ писать слова: копейка, белена, прилежный, лѣкарь и др.
Что же касается до насъ, то намъ страннымъ кажется употребленіе буквы „ѣ“ и еще болѣе странными кажутся споры о ея правописаніи. Если бы насъ все это только удивляло, мы, пожалуй, молчали бы; но мы рѣшаемся говорить, такъ какъ намъ не только странно, но и больно, досадно.
Много времени и труда требуется для того, чтобы изучить правописаніе буквы „ять“; а между тѣмъ это время и трудъ можно бы употребить на пріобрѣтеніе полезныхъ знаній. Намъ особенно грустно за дѣтей начальной народной школы.
Они учатся въ школѣ три года, и этимъ образованіе ихъ заканчивается. Времени у нихъ мало, а оно очень дорого; зачѣмъ же значительную долю времени тратить непроизводительно?. Учащіе нерѣдко сознаютъ, что они обучаютъ безполезному, тѣмъ не менѣе, съ болью въ сердцѣ, вбиваютъ въ головы школьниковъ ненужныя правила правописанія. Впрочемъ, учащимъ иначе нельзя поступить. Отъ нихъ строго требуется научить дѣтей правописанію „ять“. Для возбужденія интереса къ этой буквѣ, для болѣе легкаго, скораго и прочнаго усвоенія ея, ученикамъ предлагаются стишки, въ родѣ слѣдующихъ:
„возлѣ, нынѣ, подлѣ, послѣ,
вчужѣ, въявѣ, вкратцѣ, вскорѣ“…
или:
„бѣлый, бѣглый, бѣдный, бѣсъ,
убѣжалъ, поспѣшно въ лѣсъ“…
Всѣ подобныя ухищренія мало достигаютъ цѣли. Правописаніе „ять“ сохраняется въ памяти: только путемъ частаго механическаго повторенія. Ученики народной школы, по вступленіи въ жизнь, не пользуются этимъ средствомъ: имъ рѣдко приходится писать; оттого они, изъ школьнаго запаса знаній, особенно быстро утрачиваютъ правила правописанія „ять“.
Буква „ять“ чаще, чѣмъ что-либо другое, является для учащихся причиною несчастія: за неумѣнье правильно употреблять эту букву лишаютъ выпускныхъ свидѣтельствъ учениковъ народной школы, не принимаютъ въ низшія и среднія учебныя заведенія (нужно замѣтить, что на пріемныхъ экзаменахъ по диктанту бываетъ болѣе неудовлетворительныхъ балловъ, чѣмъ по другимъ предметамъ; а если диктантомъ начинаются самые пріемные экзамены, то получившихъ менѣе 3-хъ не допускаютъ до слѣдующихъ экзаменовъ). Буква „ять“ причиняетъ горе учащимся въ теченіе учебнаго года и на переходныхъ экзаменахъ; она вредитъ имъ не только въ младшихъ классахъ, но и въ старшихъ; вредитъ и по выходѣ изъ учебнаго заведенія. Иногда не принимаютъ на должность лишь за то, что въ прошеніе попали ошибки въ буквѣ „ять“. Чрезъ эти ошибка менѣе развитые люди смотрятъ свысока на лицъ болѣе достойныхъ, чѣмъ они сами. Въ такой придирчивости кроется много несправедливости: буквою „ять“ нельзя опредѣлять степень развитія, такъ какъ здѣсь не принимается во вниманіе индивидуальность человѣческой натуры. Есть люди съ автоматическимъ складомъ ума; они одинаково легко, но вмѣстѣ съ тѣмъ безучастно, воспринимаютъ знанія всевозможнаго рода: имъ все равно, — изучать ли твореніе великаго мыслителя, или заучивать мелочныя родословныя таблицы; разсматривать ли важную эпоху въ исторіи, или сидѣть на отжившими теоріями языка. Но есть другіе люди, сосредоточенные, глубокаго чувства, которые съ жаромъ отдаются тому, что достойно вниманія, къ чему сердце влечетъ; къ остальному относятся болѣе или менѣе безучастно; нѣкоторые изъ послѣднихъ съ трудомъ усвоютъ правописаніе буквы „ять“ и скоро его забываютъ: эта буква не возбуждаетъ въ нихъ ничего, кромѣ тоски. Справедливо ли ихъ карать?!…
Однимъ словомъ „ять“ не только безполезная, но и весьма вредная буква. Удерживаемъ мы ее въ печати и письменности по какому-то безцѣльному консерватизму. Мы недостаточно работаемъ надъ грамматикой родного языка; мы отчасти похожи на китайцевъ, которые учатся письму нѣсколько лѣтъ и не могутъ вообразить себѣ, что этому дѣлу можно научиться въ нѣсколько недѣль…
Пора намъ выйти изъ долгаго заблужденія; пора изгнать „ять“ изъ русскаго алфавита. Это сдѣлать легко: стоитъ только отобрать у типографскихъ наборщиковъ изображеніе этой буквы.
Примѣчаніе. Въ нашемъ изслѣдованіи мы вооружались „единственно“ противъ „ять“ по той причинѣ, что ея усвоеніе требуетъ много безполезнаго труда. Но есть въ русскомъ алфавитѣ и еще нѣкоторыя буквы, утратившія свое значеніе, а потому излишнія. Такъ, намъ не нужны два знака „и, і“, а лишь одинъ; то же самое слѣдуетъ сказать относительно „ф, ѳ“. Могутъ возразить, что разнообразіе однозвучныхъ знаковъ требуется для различія сходныхъ по произношенію словъ; но такихъ словъ слишкомъ мало и значеніе ихъ, обыкновенно, выясняется изъ контекста рѣчи; наконецъ, для нихъ можно изобрѣсти какую нибудь кавычку. Хорошо было бы выбросить въ концѣ словъ и твердый знакъ, руководствуясь простымъ соображеніемъ: если не мягко, то, значитъ, твердо. Вообще слѣдуетъ значительно измѣнить русскій алфавитъ. А для большей рѣшимости въ этомъ дѣлѣ можно вспомнить о томъ, какъ въ началѣ 18-го вѣка, вмѣсто прежняго неудобнаго славянскаго алфавита, стали вдругъ употреблять новоизобрѣтенный алфавитъ гражданской печати.
