Ознакомительная версия.
Лисовой, исходивший из идеи триединства русского народа, использовал те же материалы, что и Силенко, и излагал в принципе ту же концепцию, но заменял украинцев «русами-русскими» (Лисовой 1990; 1991). Ведя свое изложение с палеолита, Лисовой делал акцент на якобы полной преемственности населения на территории Украины, обитателям которой он приписывал ведущую культуротворческую роль в мире – они якобы изобрели гончарство, ввели земледелие, стали первыми плавить железо, создали ранние города и древнейшую государственность (едва ли не в палеолите!). Подобно многим другим русским и украинским националистам, он исходил из того, что, хотя население на Украине во все эпохи оставалось прежним, разные народы в разные времена называли его по-разному. Сам Лисовой в разных местах своей работы использовал для этого населения такие названия, как «украинцы», «русские», «трипольцы», но утверждал, что к ним же относились скифы, хетты («гиттиты – это ранняя разновидность скифов на Украине»), гиксосы, шумеры, арии, аланы, гунны, вандалы и т. д. Автор специально указывал на то, что все они – «белые люди и принадлежали к той же этнической группе, что и нынешние русские». Иными словами, в Поднепровье якобы располагался мощный очаг этногенеза, который время от времени выбрасывал из своего жерла новые группы, расселявшиеся по всему миру, достигая Прибалтики, Западной Европы, Египта, Западной Сибири. Более того, излагаемая схема делала русских вечным бессмертным образованием: «Разница между ориньякцами и русью – между самой ранней и самой поздней эрой одного и того же этноса – в технологическом уровне, а не в духовности».
Особое место в построениях Лисового принадлежало гиксосам, которых он безоговорочно считал «русинами» и выводил с Украины. Мало того, он утверждал, что после ухода из Египта гиксосы надолго обосновались в Палестине, где их царь Киян будто бы основал столицу «Рус-Салим» (то есть русское село, по мнению автора). Вообще, Лисовой настаивал на том, что топонимика Палестины якобы имела выраженные славянские следы. О славянстве ему говорила и религия гиксосов. В частности, по Лисовому, один из богов гиксосов звался Ява. Вот откуда, оказывается, древние евреи взяли своего бога Яхве, равно как и многие другие черты иудаизма. Автор изобразил иудеев эпохи Вавилонского пленения «дикими, темными» людьми, для которых их священник Эзра сфабриковал искусственную историческую версию, в полной мере использовав для этого богатые ресурсы вавилонских библиотек. Самих древних евреев, как, кстати, и греков, Лисовой выводил из среды отсталых африканских племен, живших вначале в истоках Нила. Он был убежден, что ни иудеи, ни греки не дали ничего оригинального человеческой цивилизации – ведь все культурные достижения они заимствовали от гиксосов, то есть «праславян» (Лiсовий 1996–1997: 16–18).
Лисовой представлял выходцев из «Древней Руси» родоначальниками многих европейских народов. Он считал украинцев биологическим субстратом, на котором выросли все другие индоевропейские этносы, составившие тем самым «своеобразную биологическую общность» (Лiсовий 1996–1997: 19). В писаниях Лисового находила место и фантастическая концепция «Прибалтийской Руси». Он возрождал идею «славянской школы» о том, что один из поздних римских кесарей Одоакр якобы был по происхождению «русин с о. Рюген», сменивший Аттилу в качестве вождя гуннского государства, и что в окружении Аттилы говорили на древнерусском языке. В то же время Лисовой всячески стремился представить немцев захудалым народом второстепенного значения, поздно появившимся на исторической сцене и не имевшим великих предков. Для этого он шел на прямые подлоги – утверждал, например, что Тацит понимал под «германцами» кельтов, являвшихся якобы ответвлением галицийских скифов, и что Иордан писал в свое время вовсе не о готах, а о гетах, которые на самом деле будто бы являлись полянами, то есть славянским племенем. По Лисовому, в раннем Средневековье никаких германцев еще не было, а вся Центральная Европа была заселена славянами, из которых происходил будто бы даже Карл Великий. Подводя итог своим «изысканиям», автор торжественно заключал, что следы русских сохранились на Руси с палеолита, тогда как никаких признаков обитания там иранцев или германцев не обнаруживалось59.
Наконец, Лисовой объявлял христианство созданием древних евреев, разновидностью иудаизма, облагороженного влиянием «гипербореизма», общественной доктрины, распространенной среди обитателей Древней Украины. В частности, именно наследием последней автор считал идею «царства Божьего на земле», где господствовала бы справедливость (Лiсовий 1996–1997: 19).
Нетрудно заметить, что в своих основных чертах историософская концепция Лисового мало чем отличалась от общей схемы, принятой на вооружение многими украинскими эмигрантами. И именно ее «украиноцентристские» пассажи несколько шокировали редакцию публиковавшей ее петербургской газеты «Родные просторы», которая вынуждена была восстанавливать баланс путем корректирующих комментариев. В то же время Лисовой тактично обошел вопрос о происхождении великороссов и вообще не затрагивал украинско-русские взаимоотношения. Именно это и наделило его работу особыми достоинствами в глазах русских националистов-неоязычников, и они с благодарностью восприняли его сочинение, с гневом отвергая все, написанное Силенко. Между тем нельзя не заметить множества параллелей между конструкциями русских неоязычников и Силенко. Различия между ними – лишь в нюансах, но таких, которые радикально меняют смысл концепции, приспосабливая ее к совершенно иным целям. В моде у русских неоязычников и некоторые идеи самого Шаяна. В частности, вслед за ним они с пиететом относятся к наследию украинского мыслителя Г. Сковороды, выдавая его за поклонника языческого мировоззрения и врага христианства (ср.: Володимир 1964: 17–18; Шаян 1992; Кобзев 1984: 51).
В еще большей мере на сложение русской неоязыческой концепции повлияли сочинения другого эмигранта, Ю. П. Миролюбова (Лядского), подготовленные им в 1950 – 1960-х гг. и вышедшие в нескольких томах в Мюнхене в 1975–1984 гг.60 Продолжая начатую «славянской школой» борьбу за исторический приоритет «славяно-русов», этот автор настаивал на учреждении новой исторической дисциплины, изучающей «преисторию русов», причем уповал прежде всего на фольклорные и археологические источники, дополняя их ссылками на «Влесову книгу» (Миролюбов 1983). Справедливо замечая, что далеко не все ранние письменные источники сохранились до нашего времени, этот автор избрал своим основным методом логические предположения, часто доходившие в его устах до полной фантастики. Так, вслед за теософами, он верил в погибшие сотни тысяч лет назад высокие цивилизации Атлантиды и континента Ма (Му), в существование русов еще в палеолите, когда они якобы сильно пострадали от нашествия неандертальцев из Передней Азии, в обитание предков славян в целом в Междуречье (рядом с шумерами) и, в частности, украинцев в Северном Иране. Кроме того, Миролюбов почитал и «открытие» Тилака, помещавшего прародину ариев в Приполярье (Миролюбов 1981: 15, 103).
В целом Миролюбов был сторонником теории циклизма и катастроф и не сомневался в том, что голубоглазые и светловолосые «скотоводы-арийцы» олицетворяли собой упадок древнейших цивилизаций, знавших летательные аппараты и артиллерийские орудия (Миролюбов 1981: 65–67, 103)61. Перед этими завораживающими историческими перспективами его идеи о тождестве русов со скифами, сарматами и фракийцами, об их обитании в Алазанской долине в Грузии, о западнославянском происхождении варягов и т. д. кажутся просто банальностями. Он был убежден в том, что, уйдя из Месопотамии, славяне долго занимались разведением лошадей в горах Загроса, после чего они вихрем промчались по Передней Азии, разгромив все древнейшие государства от Шумера до Египта, затем поселились в Троаде на окраине Хеттского царства и уже оттуда после Троянской войны переселились в Северную Италию и Подунавье, где и возникла их «древнейшая европейская прародина». Он не видел никакого противоречия между этими построениями и своим утверждением о том, что часть славян исконно проживала в Верхнем Поволжье и Поднепровье. Тем самым, по его построениям, восточные славяне могли претендовать как на земли Восточно-Европейской равнины, так и на обширные пространства, лежавшие к востоку отсюда, ибо он называл «естественным» стремление вернуться туда, откуда вышли предки (Миролюбов 1983: 30). Более того, он с сочувствием воспроизводил идею о том, что славяне могли быть «пранародом» Европы (Миролюбов 1981: 227).
Выступая против нацистского определения славян как «низшей расы», Миролюбов сам не чурался расизма, заявляя, что среди народов «белой расы» никогда не было ни «дикарей», ни «отсталых народов» (Миролюбов 1983: 142). Правда, Миролюбов – надо отдать ему должное – отвергал идею «чистых рас» и соглашался с тем, что для первобытности были характерны процессы смешения самых разных племен (Миролюбов 1981: 215; 1983: 194). Однако ему была дорога другая нацистская идея, резко противопоставлявшая «сухого, умозрительного Бога семитов» «вечному природному Божеству» арийцев, а семитскую Библию – индоевропейскому ведическому учению, отдававшему приоритет кровному родству перед Законом и моралью (Миролюбов 1981: 11, 55). Развивая идеи традиционализма, Миролюбов объявлял древнейшей религией арийцев «ведизм», приписывал ему монотеизм и рисовал картину его последовательного упадка и разложения, приведшего в конечном итоге к язычеству. И он стремился всеми силами обнаружить следы «ведизма» как в славянском язычестве, так даже и в православии (Миролюбов 1981: 69–93, 132–167).
Ознакомительная версия.
