Ознакомительная версия.
Однако существенным различием является по-разному понимаемая природа этого несовершенства. Для О. Тоффлера проблемы его практопии – это в основном так и не решенные проблемы современного мира или усугубившиеся проблемы: «Не лучший и не худший из возможных миров, но мир практичный и более благоприятный для человека, чем тот, в котором мы живем. В отличие от утопии в практопии есть место болезням, грязной политике и дурным манерам…». Стругацкие, напротив, описывают мир, где проблемы сегодняшнего общества в основном решены. Для них описываемое общество было венцом всего предыдущего исторического развития, но, являясь диалектиками и марксистами, они полагали, что описанный ими мир, в котором будут разрешены противоречия сегодняшнего дня, сам не может не содержать новых противоречий.
Исследование их творчества позволяет говорить как минимум о четырех выделяемых ими группах проблем, с которыми в будущем могло бы столкнуться прогнозируемое ими общество: l) ограничения технократического типа развития; 2) несоответствие между уровнем развития Мира Полдня, овладевшего законами общественного развития, и теми отсталыми обществами, с которыми он гипотетически должен был столкнуться при освоении Вселенной; 3) противоречие между увеличивающимся могуществом человека и природой; 4) противоречие между моральной ответственностью за судьбу тех обществ, которые находятся на более низкой стадии развития, – и невозможностью навязать последним свой опыт, ценности и свое понимание исторического прогресса.
При этом прогнозирование проблем будущего у Стругацких опиралось на осмысление тех или иных современных им проблем, но развивалось и прогнозировалось в их последующем развитии.
2.2.1. Тупики технократизма
Рассматривая будущее общество как общество познания и высоких технологий, в работах 1960-х гг. Стругацкие описывают этап его развития и освоения мира, основанный на звездоплавании; в работах 70-х уже активно используется телепортация – именно эксперименты в ее области привели к катастрофе на Далекой Радуге. С одной стороны, можно было бы сделать вывод о том, что произошедшая катастрофа и возможные жертвы были не напрасны, но именно в этих романах описываются наиболее глубокие моральные и политические проблемы, встающие перед людьми будущего.
В 1990-е годы Б. Стругацкий напишет, что идея автоматического порождения научно-техническим прогрессом социального, зародившаяся в недрах XIX века, «века пара и электричества», не имеет определенного автора и порождена успехами «первой НТР и головокружительными победами второй». И скажет, что, по его мнению, эта идея казалась простой и доступной, что и сделало ее привлекательной, но уже в XX веке она не оправдала себя.
Собственно, и о самом этом веке Борис Стругацкий пишет, как об уходящем, оставляющем «руины великих идей и прекрасных иллюзий. Новых идей и новых иллюзий он, кажется, не породил. Зато породил много новых страхов»[246].
В какой-то момент Стругацкие, по его словам, задумались над вопросом: «Возможно ли стабильное общество, в котором высокий уровень благосостояния сочетается с полным отсутствием свободы слова и мнений»[247].
Более того. Именно такое общество им казалось хотя и имеющим свои ограничения и в чем-то им не импонирующим – но наиболее вероятным и эффективным. Однако они констатировали, что хотя оно и выглядит наиболее разумным – ни в какую эпоху его создать не удавалось.
По мысли Стругацких, одно лишь развитие естественных наук и технического прогресса не является достаточным условием для прогресса социального. Оно грозит переходом в стадию диктатуры технократизма, с одной стороны, и отставанием культурной и моральной сфер развития социума с другой. Необходимым условием прогресса для Стругацких является познание обществом законов собственного развития. Только осознав их, «прогрессоры» получают возможность целенаправленно воздействовать на развитие общества, уберегая его от возможных тупиков истории и направляя на основной путь прогресса.
Мир Полдня не только желателен – он естественен как продукт прогресса. Но он не может быть его конечным пунктом. Это стадия, которая будет длиться достаточно долго, но которая сама будет иметь свои проблемы и свое будущее: «Коммунизм – это последняя и вечная битва человечества, битва за знание, битва бесконечно трудная и бесконечно увлекательная. И будущее – это не грандиозная богадельня человечества, удалившегося на пенсию, а миллионы веков разрешения последнего и вечного противоречия между бесконечностью тайн и бесконечностью знания»[248].
Постоянное поступательное развитие в этом обществе гарантируется тем, что предметы познания в отличие от предметов потребления бесконечно разнообразны, и насыщение ими произойти не может.
Для выхода из стадии диктата технократизма Аркадий и Борис Стругацкие предлагают усилить гуманитарный акцент в «Великой Теории Воспитания». Система образования должна готовить не будущих работников, не энциклопедистов и не учёных-естественников. Хотя двигателями научно-технического прогресса в первую очередь являются математика, физика, биология, химия, чистого научного прогресса недостаточно для создания идеального общества. Необходимо воспитание морали и нравственности людей, а такое воспитание может дать только культура[249].
2.2.2. Человека и природа – могущество и бессилие хайтека
К проблеме отношения человека и природы (экологическая проблема в собственном смысле слова, проблема последствий воздействия на природу человека, достигшего технического могущества) в высокотехнологическом обществе будущего Стругацкие обращаются уже в 1962–1963 гг. при написании повести «Далекая Радуга». Формально поводом для нее стала демонстрация в июле 1962 года в Москве фильма Стенли Крамера «На берегу» («Конец света»), в котором описывалось медленное умирание остатков человечества после окончания ядерной войны.
В повести они выстраивают прогностическое размышление о ситуации в пространстве описываемых ими трех проблем: отношений «машина-человек», «техническое могущество человека и природа», «человек и человек» в условиях человеком же порожденной катастрофы.
«Далекая Радуга» – комфортная и благоустроенная планета, превращенная человечеством одновременно в нечто среднее между Академгородком, санаторием творчества и пионерлагерем. Не полигон, а комфортная творческая зона, в которой предполагается проведение экспериментов, но экспериментов заведомо не несущих в себе опасности для там же находящихся детей и отдыхающих.
Все проводимые эксперименты – изначально заведомо безопасны, поэтому и возможно их проведение на данной планете-курорте. Но все они – эксперименты, и как таковые – вторгаются в пространство для человека непознанное. Все они проводятся с использованием надежной и безопасной техники, причем ее безопасность гарантируется научным и техническим могуществом человечества. Однако именно поэтому данная техника способна к вторжению в область непознанного во всем объеме своего могущества. И результатом эксперимента с использованием существующего потенциала становится пробуждение катастрофического ответного действия не менее могущественных и на тот момент непознанных сил.
Стругацкие предсказывают и описывают ситуацию, при которой соединение трех в отдельности позитивных начал: стремления к познанию, научно-технического могущества и, казалось бы, гарантированной им безопасности приводят к превращению их из инструмента овладения силами природы в инструмент уничтожения природой человека.
В ходе повети описывается и один из ранее проведенных экспериментов – попытка симбиоза человека и машины, технобиологического соединения интеллекта группы добровольцев с возможностями мощной электронно-вычислительной машины. Эксперимент вышел из-под контроля: считается, что он был остановлен – и был засекречен. Судьба его участников неизвестна, но в повести действует один из них. Парадоксом данного интеллектуального синтеза становится то, что он, неся в себе начало человеческого сознания и возможностей ЭВМ, в этом отношении может все – и все знает. Все может рассчитать, предсказывает будущее, но уже ничего не хочет. И неограниченность средств соединяется с полным отсутствием целей и способностей их ставить.
Соединяя и сопоставляя две проблемы обретения могущества, авторы обрисовывают дилемму двух вариантов его последствий. В одном оно оказывается ограничено им же вызванной катастрофой, в другом, став неограниченным, становится бессмысленным, поскольку не имеет цели своего применения.
Одновременно катастрофа и угроза общей гибели выявляет то, в чем человек остается человеком и что оказывается для него главным. По сюжету повести у населения планеты есть два, причем маловероятных, шанса на спасение. Одни – в короткие сроки вырыть глубинную шахту, где удастся спасти всех – но успеть вырыть ее практически невозможно. Второй – на небольшом звездолете попытаться спасти немногих – явное меньшинство. И нужно выбирать между спасением наиболее талантливых и ценных для науки и искусства (на планете – санатории творчества) и результатов их труда, или детей (на планете – пионерлагеря).
Ознакомительная версия.
