«Чудесно исцеленные» и «чудесно накормленные» – роли для Алисы и Базилио второстепенные, эпизодические. А роль основная – спутники главного героя, предавшие его ради денег. Продублированный Иуда… Проанализировать основную роль кота и лисы нам еще предстоит, а сейчас разберемся с разбойниками.
Очевидно, что к двум главным разбойникам в евангельской истории – распятым вместе с Иисусом – хвостатые прохиндеи отношения не имеют. Гораздо вернее сопоставить их с другими разбойниками, упомянутыми в притче Иисуса:
«На это сказал Иисус: некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставивши его едва живым». (Лука, 10:30)
Почему именно с этими, мельком упомянутыми разбойниками? Ответ – в следующей главе, но сначала вернемся к нашему главному персонажу, как раз выходящему из харчевни…
Глава 6. О стучащих и отворяющих, а также о званых и избранных
В одиннадцатой главе «Золотого ключика» с Буратино, покинувшим харчевню, происходит каскад приключений: он схвачен разбойниками, вырывается, бежит, перебирается через озеро, ухватившись за лапы лебедя, – и оказывается перед домиком Мальвины.
А дальше действие развивается в полном соответствии с другой одиннадцатой главой – Евангелия от Луки. Доказательства излишни, достаточно лишь процитировать два фрагмента.
У Толстого:
– Девочка, откройте дверь, за мной гонятся разбойники!
– Ах, какая чушь! – сказала девочка, зевая хорошеньким ртом. – Я хочу спать, я не могу открыть глаза…
У Луки:
«Не беспокой меня, двери уже заперты и дети со мной на постели, не могу встать…» (Лука, 11:7)
Случайное совпадение? Или прямая полемика со словами Иисуса: «Стучите, и отворят вам»? (Лука, 11:9)
Если учесть, что в предыдущей главе евангелист излагает уже упомянутую притчу Иисусову о человеке, ставшем жертвой разбойников (и о равнодушных, проходивших мимо) – очевидно, что о совпадении говорить нельзя. Не бывает столько совпадений подряд…
Далее действие у Толстого уходит в сторону от соответствующей евангельской главы: разбойники настигают Буратино и вешают его на дереве. Сам этот эпизод весьма важен, как и последовавшее возвращение Буратино к жизни, – мы еще рассмотрим его отдельно, а пока перелистаем несколько страниц: неприятности позади, Буратино в гостях у Мальвины, она его кормит, затем начинает обучать и воспитывать…
И вновь мы видим возвращение к сюжету одиннадцатой главы евангелиста Луки: Иисус в гостях у пригласившего его фарисея… «Фарисей же удивился, увидев, что он не умыл рук перед обедом» (Лука, 11:38). Мальвину, помнится, такое поведение тоже сильно удивляло…
После трапезы (в «Золотом ключике») следует урок арифметики. И опять, как со стучавшими и отворяющими, Толстой устами Буратино ведет полемику со словами Христа, сказанными фарисею, принимавшему его в гостях. Доказательства и здесь не нужны, все на поверхности, достаточно простого сравнения цитат.
«Подавайте лучше милостыню из того, что у вас есть…» и «Я же не отдам же Некту яблоко, хоть он дерись!» Кто-нибудь еще настаивает на версии о случайных совпадениях?
А затем Мальвина наказывает своего нерадивого ученика и воспитанника:
– Вы гадкий шалун, вы должны быть наказаны! (…) Артемон, отведи Буратино в темный чулан!
И сразу же вспоминается другая притча, о званых и избранных (в изложении Матфея, у Луки этот эпизод званого пира опущен), – на пиру один из гостей тоже вел себя неподобающим образом и поплатился: «Возьмите его и бросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов» (Матфей, 22:13).
Нет ли тут натяжки? – спросит недоверчивый читатель. Можно ли признать темный чулан девочки Мальвины за библейскую «тьму внешнюю» с ее зубовным скрежетом? В чулане ведь тьма внутри? Легко усомниться, но Толстой не позволяет: «В чулане послышался тоненький писк, будто кто-то скрежетал мелкими зубами…» Писк и скрежет – звуки разной природы, и зубовный скрежет в писк не превратится, какими бы мелкими зубы не были… Писатель, даже не калибра Толстого, но хотя бы сносно владеющий русским языком, случайно такой ошибки не допустит. Никакой случайности нет и в помине – зубовный скрежет должен был появиться, и появился. Ну и плач заодно – но плачет сама добрая Мальвина, Буратино лишь ругается.
Дальнейшую судьбу бедолаги, ввергнутого во «тьму внешнюю», Новый Завет нам не раскрывает, но едва ли она оказалась завидна. Буратино же, как все помнят, из чулана сбежал без особых затруднений, и даже сберег свое богатство – полученные от Карабаса золотые монеты. О них мы поговорим в следующей главе.
Глава 7. О числах и суммах
Арифмология Библии вообще и Нового Завета в частности – наука дотошная и скрупулезная, все числа и цифры, упомянутые и в авторском тексте евангелистов, и в притчах Иисусовых, разобраны подробнейшим образом, и каждому числу найдено свое толкование, а то и несколько, взаимно исключающих друг друга.
Арифмология же «Золотого ключика» – терра инкогнита. Ну что же, поработаем немного Колумбами…
Первая цифра, которая приходит на память любому, даже читавшему сказку Толстого лишь в раннем детстве, – пять. Знаменитые пять золотых монет, подаренные Карабасом… Зарыв их на Поле Чудес, Буратино увеличил бы свои капиталы в десять раз, – лишь по уверениям кота и лисы, естественно.
«Умненький, благоразумненький Буратино, хотел бы ты, чтобы у тебя денег стало в десять раз больше?»
Выдумка Алисы и Базилио – перевранная с точностью до наоборот евангельская притча о рабах и талантах: именно в десять раз увеличил (по версии евангелиста Луки) полученный от хозяина капитал оборотистый раб; нерадивый же, закопавший деньги в землю, остался при своих… Буратино ждала еще более незавидная судьба. Он, по расчетам мошенников, должен был лишиться всего.
(У Коллоди кот и лиса врут гораздо круче, сам Мавроди позавидует: обещают Пиноккио сразу две тысячи золотых! Прибыль более внушительная, но никаких новозаветных аллюзий не появляется…)
Причем у разных евангелистов при изложении притчи о рабах и талантах варьируются как первоначальные суммы, так и размер прибыли. Но в одном из вариантов (у Матфея) стартовый капитал составляет именно пять талантов. Однако у Буратино по дороге в Страну Дураков он уменьшается в результате визита в харчевню. Было пять золотых монет – стало четыре.
А вот это уже интересно… Четыре золотых монеты – очень любопытная сумма.
Дело вот в чем: безымянных золотых монет не бывает, любая как-нибудь называется: либо это дукат, либо луидор, либо империал… Первые читатели «Приключений Буратино» – советские школьники 1936 года – едва ли задумывались о таких тонкостях, и монеты золотые едва ли держали в руках, разве что в музейных витринах видели…
Но у графа Алексея Николаевича Толстого, нет сомнений, золотые монеты в руках бывали неоднократно. Какие именно? Надо полагать, чаще всего империалы и полуимпериалы – те, что чеканились в царской России.
Маленький золотой империал (с пятиалтынный советской чеканки размером) разменивали на пятнадцать больших серебряных рублей. Полуимпериал, соответственно, оценивался в семь пятьдесят серебром.
Учитывая, что Карабас не имел причин для излишней щедрости к папе Карло и Буратино, можно предположить, что под его золотыми монетами надо понимать именно полуимпериалы.
И вот ситуация: лиса Алиса доносит на Буратино полицейскому начальнику Страны Дураков. Награда за предательство – четыре золотых полуимпериала. Тридцать серебряных рублей… Тридцать иудиных сребреников…
(В итальянском оригинале вся эта арифметика не работает: Пиноккио зарывает в землю четыре цехина, и, как их на серебро не разменивай, тридцать монет не получится).
Надо отметить, что предательство повторяется еще раз, и вновь ради денег, – на этот раз кот и лиса в харчевне выдают Буратино его главному преследователю, – Карабасу. Казалось бы, эпизод второго предательства излишен, кот и лиса свою роль отыграли, а Карабас с Дуремаром самостоятельно близки к тому, чтобы обнаружить спрятавшегося в кувшине Буратино. Для чего повтор? Думается, для того лишь, чтобы усилить сходство с евангелистами, пересказывавшими одни и те же эпизоды разными словами.
И это еще не конец истории… Вновь, уже перед самым финалом, появляются кот и лиса, показывают Карабасу и Дуремару: вот же он, Буратино! И вновь эпизод кажется излишним и нелогичным: все четверо отрицательных героев стоят рядом на холме, и Карабас может увидеть своих противников ничуть не хуже, чем кот и лиса… Но логика отсутствует только в первом слое сказки, а в евангельской ее трактовке немедленно возвращается: достаточно вспомнить, что Иуда тоже указал Иисуса людям, пришедшим взять его, – они видят Учителя, но не знают в лицо и сами не могут опознать.
