властям, официальным идеологиям и их источникам – к Западу, феминизму, сексизму и либерализму, к национальному духу и традиционализму, к русско-советскому эмоциональному наследию и к своим собственным родителям и учителям.
При этом язык эмоций одновременно очень «сердечный»: он затрагивает за живое и мобилизует самое нутро индивидуума, самые ее/его сокровенные мысли и чувства. Мир «мы» и бесконечная взаимозависимость, долги и обязанности заменяются на эмоциональный мир Я/Self, защиту его личных границ и охрану его автономии. Как соблазнительность, так и тотальность этого нового мира заключаются в его рациональной эмоциональности, в том, что это, в сущности, удобный инструмент – и сопротивляться ему очень сложно.
У языка этого мира есть своя азбука. Ее мы и предлагаем вам изучить. Включать ли эти понятия в ваш лексикон, как и где использовать эти термины, принимать ли их идеи на душу или же произносить с улыбкой и писать в кавычках – разговорник новых сложных чувств оставляет это на ваш личный автономный выбор.
Абьюз
Оксана Мороз, культуролог
Абьюз – одно из самых репрезентативных понятий словаря современной эмоциональной культуры. По крайней мере, той, которая обслуживает эмоциональный режим сейфтизма – тотальной заботы о безопасных ритуалах и практиках выражения чувств, отсутствии провокационных, «триггерящих» высказываний, ощущений. Смысл понятия настолько широк, что дать ему определение или использовать на сто процентов корректно бывает сложно.
Вот и психолог Елизавета Великодворская задается в фейсбуке вопросом:
Сейчас много говорится о том, что такое абьюз, а давайте немного поговорим о том, что практически наверняка не абьюз, а суровая реальность жизни взрослых. Мои примеры:
1. Начальник требует выполнения служебных обязанностей, а оно ощущается как бессмысленная жестокость.
2. Жена требует вынести мусор, и так постоянно.
3. Препод поставил тройку за сляпанную за ночь курсовую и не хочет менять на четверку, потому что стипендия.
4. Славно поужинали и потанцевали, а кто-то дальше к сексу не готов и не стыдно.
5. Выросшие дети не считают отношения с родителями главными в своей жизни и не звонят маме каждый вечер.
6. Родители контролируют выполнение домашних заданий и связывают результаты с вознаграждением (кино, аттракционы, новая приставка).
Что еще? [14]
В комментариях вроде бы весело. Люди смеются, что «идти к врачу, платить ему деньги, и он еще будет делать тебе неприятно за твои же деньги», «платить налоги», воспитывать детей («Люби их, расти, ладно еще поесть/попить, так какие-то базовые эмоциональные потребности изволь удовлетворять. Еще и деньги на них трать»), «необходимость здороваться с продавцами и соседями» и убирать за домашними животными – тоже весьма абьюзивненько и попахивает насилием, пытками, болью.
Но если присмотреться, то интонации этого поста и комментов совсем не беспечальные. Даже выбор слов, с помощью которых взрослые люди описывают свой взрослый опыт, указывает на глубокую неудовлетворенность – жизнью, собой? – прикрываемую смешками. А так во всех случаях речь идет о необходимом выполнении действий, которые совсем не обязательно согласуются с искренне желанными. При этом, показывает короткой заметкой Елизавета, звучным словом «абьюз» называют как будто настолько разные ситуации взаимоотношений, что создается впечатление необъятности самого понятия и, как следствие, манипулятивности вокабуляра, в котором оно работает. Это впечатление не вполне обманывает даже при столкновении с описаниями, где «абьюз» применяется точно без примеси (само)иронии.
«Моя история такова: встречалась с парнем три года, это были абьюзивные отношения с манипуляциями с его стороны. Последний год я несколько раз пыталась с ним расстаться, но каждый раз он не отпускал: постоянно за мной везде ездил, каким-то образом узнавал мое местонахождение, преследовал, добивался встречи, а я прощала», – так начинается одна из историй из трансмедийного проекта о сталкинге «Лавр» [15]. Как говорят авторы проекта, его нарратив – «о нежелательном, навязчивом <…> переходящем привычные нам границы способе привлечения внимания и демонстрации власти. <…> И о невозможности сделать с этим что-либо в рамках существующей системы».
«В рамках существующей системы» оказывается вообще сложно обнаружить абьюз – отношения такого рода всегда маскируются под нечто социально приемлемое. Это может быть проявление заботы и тепла, искренняя заинтересованность в человеке, привычное, присвоенное в процессе социализации распределение ролей в отношениях. Когда же абьюз обнаруживается? Видимо, только в момент освобождения от этих результатов социализации, от мифов, определяющих «нормальное», в том числе в отношениях.
«Отношения, которые позднее выливаются в абьюз, в большинстве случаев начинаются со сказки – с внимательного заботливого (ну немножечко душного, ну подумаешь) ухажера, который устраивает своей даме сердца небо в алмазах», – объясняет блогерка и переводчица Анна Топилина в своем фейсбуке [16]. Эта реплика встречается в серии ее постов про домашнее насилие и его нормализацию. Одна из целей топикстартера – развенчать предрассудки, которые окружают эту тему в публичном пространстве. В частности, стереотип о том, «что жертвы насилия – это такие бедочки и нытички, которым лишь бы присесть на уши окружающим, вымогать жалость и ничего не делать со своей ситуацией. <…> Правда в том, что когда тебя бьют или обижают – это очень стыдно. <…> Женщины, у которых дома филиал ада, тщательно замазывают синяки, ограничивают социальные контакты, как по собственной инициативе, так и принудительно, и молчат о том, через что проходят. По разным причинам – стыд, желание сохранить хоть одну сферу жизни, где они – нормальные субъекты, а не коврики для вытирания ног и жертвы, страх осуждения, понимание своей неготовности что-то решать и нежелание слышать советы от тех, кто вообще не понимает ситуации» [17].
«Да, представляете, можно через много лет обнаружить, что тебя изнасиловали. Можно через много лет обнаружить, что тебя дискриминировали. Можно через много лет обнаружить, что над тобой издевались родители. Можно через много лет обнаружить, что ты была в абьюзе», – замечает журналистка Ольга Карчевская в материале «Неудобные вопросы про фильм Leaving Neverland [18] (и ответы на них)» для журнала «Домашний очаг» [19]. Эта ремарка продолжает рассуждения Ольги о распространенности rape culture (культуры изнасилования), а вместе с ней – об объективации, обвинения жертв в провокации мизогинических действий.
«переживая с раннего детства абьюз со стороны отца и набравшись смелости рассказать об этом – я получила от семьи игнорирование, виктимблейминг, пожелания „не вспоминать о плохом“. я остро почувствовала, что история повторяется, только теперь абьюзер – государство» [20], – это твиттер художницы и активистки Лели Нордик. Она сравнивает переживания от домашнего насилия с эмоциональным фоном в момент задержания после акции в поддержку Алексея Навального.
Этот перенос отлично иллюстрирует замечание о смысловой гуттаперчевости концепта.
