Ознакомительная версия.
Отстраненная, слегка аутичная манера рассказчика напомнит читателю прозу Камю, детальная проработка всего связанного с игрой – «Игру в бисер» Гессе, легкая смещенность причинно-следственных связей, создающая внутри романа особую искривленную геометрию пространства-времени, – «Человека без свойств» Музиля. Однако Боланьо не случайно называют первым классиком XXI века: ничто из этого не выглядит у него вторичным. Из привычных, многократно использованных в мировой практике кирпичей XX века он возводит здание, не имеющее аналогов в истории.
[103]
«Сын» Филиппа Майера – амбициозная и, что гораздо более удивительно, очень удачная попытка раз и навсегда, методом стремительной кавалеристской атаки, разобраться со всеми проблемами прошлого и выкристаллизовать, а после надежно зафиксировать в словах некий универсальный американский (ну или, точнее, техасский) культурный и ментальный архетип.
Сто пятьдесят лет американской истории, от первых поселенцев на землях Техаса до наших дней, упаковываются у Майера в три человеческие жизни – правда, весьма продолжительные. Первый герой, старый полковник Илай МакКалоу, в 1849 году становится свидетелем смерти матери, брата и сестры, убитых индейцами, и сам на многие годы попадает в плен к команчам. Второй протагонист – нелюбимый сын Илая Питер, позор гордой и прямодушной семьи МакКалоу: он слишком тонок и рефлексивен для того, чтобы в конфликте однозначно принять чью-то сторону, во всем он видит нюансы и оттенки, а потому в результате именно он становится косвенным виновником жуткой мексиканской резни 1915 года. Ну, а третья героиня – несгибаемая Джинни МакКалоу, беспощадная и ослепительная бизнес-леди, любимая правнучка Илая, способная не моргнув глазом пустить по миру целый клан конкурентов или выжечь тавро на шкуре теленка, но при этом отделенная от своего времени и окружения незримой стеной, бесконечно чуждая тем ценностям, которые ей по факту приходится отстаивать и транслировать.
В сущности, «Сын» – это не один роман, а сразу три: история Илая – это приключенческий роман про индейцев (честно говоря, довольно мрачный и кровавый), история Питера – психологическая драма и отчасти история любви (тоже не слишком веселая), история Джинни – эдакий «Атлант расправил плечи» Айн Рэнд (ну, тут, я думаю, можно вообще ничего не объяснять – с общей тональностью и так всё ясно). Прелесть этой конструкции в том, что каждая из ее граней существует не сама по себе, но как часть целого, одна линия зеркалит другую, и каждый раз, когда тебе кажется, что ты уже наконец полностью считал авторский замысел и понял, извините за выражение, месседж, Майер находит способ вывести тебя из комфортного равновесия точечным ударом то из прошлого, то из будущего. Техас предстает в его романе эдаким неуспокоенным, бурлящим фронтиром – и такое состояние, по версии автора, является для этой точки пространства перманентным и наиболее естественным. Словом, если коротко, – любит, любит кровушку техасская земля, и ничего в этом месте не меняется. Ну а что – культурная и ментальная универсалия не хуже прочих.
[104]
Роман Абрахама Вергезе – одна из тех редких универсально восхитительных книг, которые одинаково приятно рекомендовать и ценителям серьезной прозы, и любителям литературы «про врачей», и чувствительным особам, планирующим летний отпуск. Известнейший американский физиотерапевт, светило медицинской науки и стэнфордский профессор медицины Вергезе написал большой и настоящий многофигурный эпос, сочетающий в себе лучшие черты постколониального романа, семейной саги и медицинской энциклопедии.
В больнице при христианской миссии в Эфиопии рождаются сросшиеся макушками двойняшки. Их мать, молодая монахиня из Индии, умирает в родах, а их убитый горем отец, талантливый хирург-англичанин, исчезает, так что матерью для малышей становится принявшая их акушерка, отцом – ее незадачливый супруг, а родней – вся разноязыкая команда миссии. Нож хирурга рассекает соединяющую младенцев перемычку, однако судьбы братьев связаны узами куда крепче телесных, и разрушить их оказывается не под силу ни времени, ни людям.
История Мэриона и Шивы раскручивается от их рождения сразу в обе стороны. Одна нить уводит в прошлое – туда, где юная монахиня-кармелитка Мэри Джозеф Прейз знакомится на тифозном корабле, идущем из Индии в Африку, с Томасом Стоуном – молодым врачом из Англии, а будущая приемная мать близнецов, врач-акушер Хемлата, красавица из касты браминов, в родном Мадрасе встречает своего будущего мужа – врача-терапевта, неряху и сердцееда Гхоша. Вторая нить ведет братьев от рождения в будущее – из уютного и безмятежного детского мирка, через крушение их семьи и страны, заменившей им родину, – к разгадке собственного появления на свет. Неторопливый и плавный, скроенный по лекалам великой литературы позапрошлого века роман Вергезе неспешно переносит читателя из Индии в «город порока» Аден, где на долю Мэри Джозеф Прейз выпадают суровые испытания, оттуда – в блестящую и диковатую Аддис-Аббебу времен императора Хайле Селассие, а потом еще дальше – в Нью-Йорк, куда, впрочем, отправится лишь один из братьев – Мэрион, летописец и рассказчик этой причудливой саги.
Политические интриги и семейный раздор, любовь длиною в жизнь и сокрушительное предательство, зачарованный мир древней Эфиопии и медицина, становящаяся для героев одновременно и профессией, и проклятием, и смыслом жизни, «Рассечение Стоуна» содержит в себе всё необходимое для того, чтобы стать первоклассным читательским аттракционом. Пусть вас не пугает обманчиво размеренный темп повествования: роман Вергезе лишь прикидывается респектабельным и консервативным экипажем XIX века – под бархатными рюшами и благородной дубовой обшивкой скрывается мускулистое и стремительное тело сверхскоростного болида. А глубокие медицинские познания автора придадут его тексту сходство с лучшими из всенародно любимых медицинских сериалов – от «Скорой помощи» до «Доктора Хауса» включительно. Словом, единожды погрузившись в подробный и продуманный мир «Рассечения», вы не сможете его покинуть до последней страницы – а их, прошу заметить, в романе шестьсот с лишним. Так что планируйте свое время.
[105]
У американских и русских читателей есть по крайней мере одно общее свойство: от своих больших писателей они ждут не просто яркого литературного высказывания, но чего-то неизмеримо большего – новой, парадоксальной и пронзительно точной интерпретации актуальной реальности. Джеффри Евгенидис (наряду, скажем, с его коллегой и ровесником Джонатаном Франзеном или нашим Виктором Пелевиным) относится к этой почтенной категории писателей-пророков: два его предыдущих романа говорили о бесспорно важном, отливая в слова и наполняя ясным, познаваемым смыслом смутные вибрации атмосферы. Трагические «Девственницы-самоубийцы» (прославившиеся не в последнюю очередь благодаря блестящей экранизации Софии Копполы) толковали о конфликте поколений и том странном, полупризрачном положении, которое до сих пор – несмотря на пятьдесят лет цветущей политкорректности – занимает в американском обществе женщина вообще и девушка-подросток в частности. Эпический «Средний пол» рисовал перспективу американской истории XX века, поданной под диковинным соусом из генетики и греческого национального колорита.
В этом монументальном ряду долгожданный третий роман Евгенидиса «А порою очень грустны» выглядит на первый взгляд разочаровывающе обыденно, чтоб не сказать мелковато. В его центре – классический любовный треугольник: Митчелл, Мадлен и Леонард. На дворе 1982 год, эпоха хиппи миновала, в моде разумный прагматизм, семиотика и хорошие оценки в университете. Студент-теолог Митчелл страстно влюблен в Мадлен – начинающего специалиста по английской литературе викторианской эпохи. Мадлен, однако, предпочитает поддерживать с Митчеллом чуть рискованную «платоническую дружбу», в то время как сердце ее принадлежит блестящему мачо и будущему биологу Леонарду. А Леонард – человек, который, как говорят о нем сокурсники, «приподнимает голову, чтобы прервать акт куннилингуса, ровно настолько, сколько понадобится, чтобы затянуться трубкой с марихуаной и правильно ответить на вопрос на семинаре», – страдает тяжелой маниакальной депрессией, и неожиданно Мадлен оказывается при нем в благородной, но безрадостной роли сиделки. В этот момент шансы Митчелла на взаимность начинают расти – но он отправляется в долгое путешествие по Европе и Востоку в обществе своего лучшего друга Ларри, который внезапно начинает проявлять гомосексуальные наклонности… Мадлен ищет любви – и зачитывает до дыр «Фрагменты речи влюбленного» Ролана Барта; Митчелл ищет Бога – и едет за ним на край света; Леонард ищет средства от распада собственной личности – и теряет Мадлен.
Ознакомительная версия.
