Ознакомительная версия.
«Бог, даровав ему гений дивный, не наградил его привлекательной наружностью. Лицо его было выразительно, конечно, но некоторая злоба и насмешливость затмевали тот ум, который виден был в голубых или, лучше сказать, стеклянных глазах его. Арапский профиль, заимствованный из поколения матери, не украшал лица его. Да и прибавьте к тому ужасные бакенбарды, растрепанные волосы, ногти, как когти, маленький рост, жеманство в манерах, дерзкий взор на женщин, которых он отличал своей любовью, странность нрава природного и принужденного и неограниченное самолюбие – вот все достоинства телесные и душевные, которые свет придавал русскому поэту XIX столетия.
Говорили еще, что он дурной сын, но в семейных делах невозможно все знать; что он распутный человек, но, впрочем, вся молодежь почти такова». Однако она тщательно берегла альбомы с автографами и рисунками Пушкина. Несмотря на все это, поэт с радостью посещал Оленинский дом, а в особенности дачу Елизаветы Марковны, матери Анны, в Приютине, около Петербурга. Здесь оленинский кружок весело проводил свободное время. И опять тот же П. А. Вяземский сообщает жене своей: «Ездил с Мицкевичем вечером к Олениным в деревню Приютино, верст за 17. Там нашли мы и Пушкина со своими любовными гримасами».
Время шло. Пушкин решил наконец-то посвататься и получил отказ. Оленины не желали этого брака. Много можно назвать причин этого: и политическая неблагонадежность поэта – началось следствие о «Гавриилиаде», а Алексей Николаевич был в числе разбиравших это дело, и бедность поэта, и его довольно разгульный образ жизни. Сама Анна Алексеевна не настолько любила Пушкина, чтобы идти наперекор семье. Уже позже она сказала своему племяннику о поэте: «Он был вертопрах, не имел никакого положения в обществе, и, наконец, не был богат».
Отказ Олениных оказался болезненным ударом для самолюбия поэта. 1 сентября 1828 г. Пушкин писал П. А. Вяземскому: «Я пустился в свет, потому что бесприютен». В ответ Вяземский скаламбурил: «Ты говоришь, что бесприютен; разве уж тебя не пускают в Приютино?» Поэт резко порвал с домом Олениных, и, как всегда, выплеснул свою обиду в резких стихотворных строчках. В черновых набросках к 8-й главе «Онегина» он привел сатирическое изображение семьи Олениных.
Тут… дочь его была
Уж так жеманна, так мала,
Так неопрятна, так писклива,
Что поневоле каждый гость
Предполагал в ней ум и злость.
Сатирически выведен и Оленин-старший:
Тут был отец ее пролаз,
Нулек на ножках.
Анна Оленина, как и другие современники, оказалась права. Болезненное самолюбие поэта было ущемлено. А в этом случае Пушкин не останавливался перед любым оскорблением, особенно в отношении отказавшей ему женщины. Поэтическое «мщение» состоялось. И в то же время мнение о развратном поведении поэта, о «буйной, неудержимой натуре» Пушкина, которая, по словам племянника Анны Алексеевны, не могла обеспечить тетушке «мирное благоденственное житье», было правдой. Ведь в период сватовства к Олениной у Пушкина были две любовные связи – с А. П. Керн и с Аграфеной Федоровной Закревской.
С Анной Петровной Пушкин вновь встретился в Петербурге осенью 1827 года в доме своих родителей. Она окончательно ушла от мужа, уехала из Риги и поселилась в столице вместе с отцом и сестрой Лизой Полторацкой. Конец 20-х – начало 30-х годов были нелегкими в судьбе А. П. Керн (необходимость самой устраивать свою судьбу, материальная зависимость от мужа), и в то же время они явились лучшими годами в ее сознательной жизни. Она вошла в круг людей, о которых мечтала, видела с их стороны внимание, дружеское участие, а подчас и восторженное поклонение. Среди ее ближайших друзей была вся семья Пушкиных, – Надежда Осиповна, Сергей Львович, Лев, которому она «вскружила голову» и, особенно, Ольга. Своим человеком была Анна Петровна у Дельвигов, некоторое время даже снимала квартиру в одном доме с ними. Дельвиг называл ее «жена номер два», а Софья Михайловна, жена А. А. Дельвига, проводила в ее обществе целые дни, делясь самым сокровенным. Анна Петровна была в курсе всех начинаний и забот пушкинско-дельвиговского кружка.
«Весь кружок даровитых писателей и друзей, группировавшихся вокруг Пушкина, – пишет Анна Керн, – носил на себе характер беспечного любящего пображничать русского барина… В этом молодом кружке преобладала любезность и раздольная, игривая веселость, блестело неистощимое остроумие, высшим образцом которого был Пушкин». Дельвиг очень любил Пушкина. Вместе им было по-прежнему хорошо и весело. Как только поэт после очередной светской встречи появлялся в квартире Антона Антоновича, то все пропитывалось веселым смехом его.
Зиму 1827-28 года Пушкин почти каждый день проводил у Дельвигов. Сидели все обычно в кабинете хозяина. Пушкин на диване, сложив ноги по-турецки, грузный Дельвиг в кресле. Они постоянно обсуждали стихи, литературные новости, делились впечатлениями. «Гостеприимный, великодушный, деликатный, изысканный, – пишет А. Керн о Дельвиге, – он умел осчастливить всех окружающих… Я никогда его не видала скучным или неприятным, слабым или неровным».
В 1825 году Дельвиг женился на 17-летней красавице Софье, которая до свадьбы увлекалась поэзией и поэтами. Особенно ей нравился Пушкин. «Мой несравненный Пушкин… – писала она подруге. – Я восторженно люблю не только его стихи, но его личность». После приезда Пушкина в Петербург семья Дельвигов радостно встретила поэта. «Александр (Пушкин) меня утешил и помирил с собой, – пишет Дельвиг П. А. Осиповой в июне 1827 года. – Он явился таким добрым сыном, как я и не ожидал. Его приезд обрадовал меня и Сониньку. Она до слез была обрадована, я – до головной боли». Однако эта идиллическая картина была нарушена приездом в октябре 1827 года Алексея Вульфа, ученика поэта по амурным похождениям. Сексуально активная Анна Керн не преминула продолжить свою старую связь с опытным любовником.
«Вульф не изменял своей любви к Анне Петровне, – отмечает П. Е. Щеголев, – и был уверен в постоянстве нежной ее любви к нему. Но и его верность, и ее постоянство носят печать чрезвычайного своеобразия. Он был влюблен в Анну Петровну: “прощальным, сладострастным ее поцелуям удавалось иногда возбуждать его холодную и вялую чувственность”. Но связь с Анной Петровной не мешала ему одновременно вести ряд романов, “платонических” и физических, на глазах Анны Петровны, с ее знакомыми, подругами и даже с ее родной сестрой. Романы имели свое, различное течение, но верный приют любовное чувство Вульфа находило всегда у Анны Петровны. Анна Петровна знала, конечно, о любовных историях Вульфа, и это знание не мешало их взаимным наслаждениям; в свою очередь, близкие отношения к Вульфу нисколько не мешали и Анне Петровне в ее увлечениях, которых она не скрывала от него. Они не были в претензии друг на друга. В их отношениях поистине царила какая-то домашность, родственность. Вульф навсегда остался благодарен Анне Петровне за ее любовь».
Он дни и ночи проводил у Анны Петровны, хотя, в общем-то, они не мешали друг другу. Вульф не платонически развращал свою кузину Лизу Полторацкую, сестру А. П. Керн, ухаживал за женою Дельвига. Анна Петровна окружала себя молодыми прапорщиками, сблизилась с бароном Вревским, будущим мужем Евпраксии Николаевны Вульф. Она имела интимные отношения с лицейским другом Пушкина Илличевским и с тем же Соболевским. Алексей Вульф подробно описывает обстановку сексуальной атмосферы, которая царила в доме Дельвигов, и особенно свои начинающиеся отношения с Софьей Дельвиг, которую он возбуждал своими постепенными ухаживаниями.
«Между тем я познакомился в эти же дни, и у них же, с общей их приятельницею Софьей Михайловной Дельвиг, – пишет в «Дневнике» Алексей Вульф, – молодою, очень миленькою женщиною лет 20. С первого дня нашего знакомства показывала она мне очень явно свою благосклонность, которая мне чрезвычайно польстила, потому что она была первая женщина, исключая двоюродных сестер, которая кокетничала со мной, и еще оттого, что я так скоро обратил на себя внимание женщины, жившей в свете и всегда окруженной толпой молодежи столичной. – Рассудив, что, по дружбе ее с Анной Петровной и по разным слухам, она не должна быть весьма строгих правил, что связь с женщиною гораздо выгоднее, нежели с девушкою, решился я ее предпочесть, тем более что, не начав с нею пустыми нежностями, я должен был надеяться скоро дойти до сущного. – Я не ошибся в моем расчете: недоставало только случая (всемогущего, которому редко добродетель или, лучше сказать, рассудок женщины противостоит), чтобы увенчать мои желания».
Вульф подробно рассказывает о своих действиях по соблазнению молодой женщины.
«14 октября…вечер провел с Дельвигом и Пушкиным. В 10 часов ушли они ужинать, а я остался с Анной Петровной и баронессою. Она лежала на кровати, я лег к ее ногам и ласкал их: Анна Петровна была за перегородкою; наконец вышла на минуту и София подала мне руку. Я осыпал ее поцелуями, говорил, что я счастлив, счастлив, как тогда, как в первый раз целовал эту руку. “Я не думала, чтобы она для вас имела такую цену”, – сказала она, поцеловав меня в голову. Я все еще держал руку, трепетавшую под моими лобзаниями: не в силах выдерживать мой взгляд, она закрыла лицо. Давно безделица меня столько не счастливила, – но зашумело платье, и Анна Петровна взошла». Однако Дельвиг что-то заподозрил. Он увез Софью Михайловну. Тогда Вульф начал обхаживать новую жертву – сестру Анны Керн, Лизу, симпатичную девушку с высокой грудью, грустными глазами.
Ознакомительная версия.
