Ознакомительная версия.
Сам же изъяснительный подход к проблеме Кельт-филологизации политичного общества весьма многосторонен: тогда, как, наравне с принятыми на сегодня понятиями существующей Системы, раскрываются, соответственно, и архи-понятия Системы, восстающей пред нами из забвенного Языка, этакие последние, в канве каждой из отдельно-следующей глав, изображаются неоднократно и, всякий раз, под разным углом этимологического рассмотрения в свете той или иной социальной препозиции; одному архи-слову, в таком дискурсе, соответствует, затем, неск. его эволюционирующих значений, кои, однако, всё также, ещё подлежат прото-языку; и это, как если бы подробный (толковый, по всем степеням), сравнительно, тому же Камдену или нашему Далю, античный Словарь9и, образом таким, запечатлевающий саму суть перехода от системы только смысловой прото-идентификации к системе уже архи-ценностей, т.е., по-сути, пра-этическое становление природной и социальной Сознательности, предполагающее всё последующее в нас представление и знание о иерархии понятий в законах неписанных, а иначе, если можно так выразиться, «Путь к Заповедям из Забвенного Небытия».
До сих пор, единственной мерой суждения о какой бы то ни было Человеческой пра-истории является не иное, как свидетельство былинное: будь то в ряду мифов иль басен. Так, именно, и начинается «Этимологический Словарь» – с изъяснения самой сути слова «басня/былина», что по смыслу относит внимание читателя к наиранним вехам зарождения самой речи, кое есть, как раз-таки, в Кельтском корне сего взятого, Европейски-выделенного слова. Переписанная на академически-образованный, школярский язык, Библия начиналась бы именно так – c изъяснительного утверждения превалирующего, перво-бытийного аспекта феноменализации речевого интеллекта. – Едва ли, однако, мы ещё знаем, чем само по себе слово и речь могут являться10, что сие физически, в материи, производит; с тем вместе, научно-философское отношение к Истории, как к процессу, на сегодня, всё более и чаще основывается на представлении о её вероятности, предположенности11; – ко всему, этак, подобному, для своего века суждений, этимолог Клеланд, в числе начальных глав своего труда, делает ряд пробных штрихов, предполагающих мотивы направленности дальнейших изысканий, и это как если бы три ветви представлений: – о началах веры и зла (преступления); о взгляде на матримонию и отношения полов; и об обретении пространства. Вкупе сего данного, автор делает перво-ставленный смысловой акцент, именно, в соотнесении корне-изыскания в последнем. В том, в Английской манере литературно-контестуального намёка, так и в характере композиционного преподания глав, в сравнение всему архи-библейству и хронико-летописным истокам, Клеланд, изначально и очевидно, указывает на положенную необходимость раскрытия искомых этимологических основ именно в землях корневой культуры, и то не в известных правилах соотнесения сего фактам только лишь исторически-культурной (до-христианской) иноземно-античной привзятости. В манере и в контексте изложения находимого материала, Клеланд поочерёдно обращается к одной из сих ветвей, тем самым, достигая, по-возможности, наиболее объективного и цельного ракурса.
Итак, в ходе дальнейших глав, нам является общественно-обитанное пространство, или, сказать, архи-Область с устроенной в ней Системой Друидо-правления. (Если и есть пространства без людей, бывают ли когда люди без пространства?) В пространстве сей Области уже существует издавна сложившаяся, в законе архи-условностей, установленная Система отношений, в которой превалирующее место отводится понятию общественной Справедливости, или Честного Суда. Представители Честного Круга, – заведомо ещё не доминантно-владыческой иерархии, – делятся на жрецов и генералов, первые из которых выполняют функцию законохранителей, а другие – законовершителей. Собираясь на вечевных сессиях, оние в обоих случаях являются представителями Судейства – судейства духовного и мирского – и, с тем, адвокатура оних обращена как к авторитету Слова во имя Деяния, так и праведного Деяния во имя Слова. Сии две составляющие Человеческого Миросогласия обоюдно взаимокомпенсируют одна другую, и, в целом, представляют собой велико-премонитивную связь между Словом и его предметно-деянным Смыслом, в сей совокупности образуя то, что, собственно, и называется «диалект» (обоюдосторонний Закон Слова). Этакий, первой правды, первой сути, Диалект, единственно, только и осуществляет, и удовлетворяет диалектическому смыслу осознанной репродукции общества в степенях смыслонаследия и законоприемства.
Всё, что демонстрирует нам последующая известно-запечатлённая в манускриптах История – это дисторция той связи исконного Диалекта и, тому соответственно, разрушение некогда идеальной Cистемы, и диструкция негативно-диалектируемого общества по смыслу утрачиваемого чувства Cправедливости. Ибо этакое не закрепляется более в словах; за несоблюдением правил великой речевой Истины, оригинальные силлабы всё более оказываются в пагубной контрадикции друг другу, и оттого жизнь общества есть вечная распря; борются и воюют между собой не люди – воюют и спорят между собою сами слова (в том, и перво-смысловые анти-олигархические распри в Древних пра-демократических, пра-парламентских Афинах; в том, и все нынешние «войны слов» Яйценюка, или иные какие пр.); так Государство и превращается, из прежнего Аппарата Поощрения и Благоустройства в Аппарат Насилия, по вменённому новому смыслу Слова, некогда воспринимавшегося иначе. – Разрушенная диалектическая связь между Словом и предметно-деянным Смыслом превращает Судейско-Мирскую Систему только в Милитарно-Уставную (силовую). Далее – многие века пути возвращения к прежним понятиям; сама бессмертная исконно-радикальная суть слов, подсознательно и неотступно, стремит человечество к истине. – Древние корни, не взирая на временные деяния всех последующих негативных судейств (скажем, оттоль, суждений, т.е. судов, запечатлённых в изречениях) неумолимо ищут друг друга в своём речевом стремлении, ожидая правильных по себе сосложений.
Как раз, в таком, именно, ракурсе, пусть и весьма бегло, Клеланд изображает пред нами ипостаси проявления отдельных фрагментов исконной социальной Системы, на пути типичных смен историзированных формаций во всём пост-Друидистском миропространстве, – вплоть до того времени, когда Британская модель либерал-парламентаризма, находит своё известное конституционное воплощение. Олицетворённые эпохи (времён истории) в изображении Клеланда есть не иное, как разно-составленные радикал-силлабы, или, сказать, архи-слоги, а иначе цепь прогрессирующих погрешностей и искажений в термовом использовании таковых, согласно той или иной анти-Друидиской, анти-Кельтской доминирующей контракции. В не малой своей половине, таковые просто-напросто изничтожались за подозрением, или же за явным знанием об их, для всего нового уклада и строя-государства, непреходящей опасности; остальные же, по сохранению за ними смысла всеобщности, весьма искажённым образом адаптировались под смыслоформы ново-изменённой лингво-социальной условности. Конечно же, особо-критической вехой, в таком разе, являлась экспансия Древнего Рима и, с тем, установление Христианства.
Впрочем, к сему сказанному, лингвистические слого-деривации Клеланда преподают нам, можно так сказать, немалый повод к дальнейшим изумлениям. Последовательное разложение корневой структуры логоса, демонстрирующее нам новое представление об эпохах, скрытых в античных словах, ново-открываемый взгляд на смену оных эпох, в свете эволюции термовых понятий, изменяет также и представление о гео-пространственной истории обществ цивилизации, изменяет представление о границах и о гео-нахождении даже фундаментально-известных в истории фактов. То, поистине примечательно, что и Рим (в лингво-исследовании фрагментов того же Плиния и пр.), и ранне-раннее Христианство, по-сути, являются как бы разделёнными и, в том, сугубо-деформированными ветвями одного и того же Кельтского Этимологического Древа, изошедши, этак, из разных сфер Великих Судейств и их Школ; к чему, таки, сия этимологическая линия свидетельствует в пользу, также, и до-Римского Христианизма в Британии. Лингвистически исследуемая Былинность раскрывает себя в свете всё больших загадок и открытий: тогда как только лишь из записанных устных преданий, едва ли способные это как-либо научно проверить, мы, дескать, наверняка знаем, что Рим основал Ромул, – сокровенные архи-силлабы, ко всей тогда для нас неожиданности, этак, вдруг утверждают, что оный Ромул был разве что реставратором прото-античного Рима: не его основателем, но реставратором Кельтского, некогда существовавшего там прежде, учёного града. В полуироничной же, полусерьёзной манере, встречно сему делаемое, беглое заявление (ЭС, «Парламентские мантии», 1-й абз.) об откровениях Христа, постигших оного, якобы, в «тех, как раз, Северо-Западных землях», способно поставить читателя в явно недоуменное положение. – Египетские монументальные реликты, возведённые, оказывается, древними Кельтами; Кельтские генералы в Персии; Кельтский Карфаген; Кельтская до-магометанская Аравия и Куираш; – всё это из ряда удивительных выводов, произволенных раскрытием канонов и степеней древней силлобизации в общем характере сравнительно-известной нам архи-именности. Даже и сами «боги», так и великие боги Древней Эллады, в корне сего слова, есть ни кто иные, как те же Кельтские генералы или же жрецы, как это в отношении и Античных Балака и Малоха12, кои, просто-напросто, из рода древне-Кельтских каноников-дивов. – Не удивительно, что при всех таких соображениях и суждениях, труд Клеланда не встречал весьма большой приязни среди фримасонов своего времени, когда Египетски-Израильские столпы фримасонической авторитетной концепции подвергались им столь высокому сомнению; впрочем, иные могли бы видеть, в том, пожалуй, и повод к более основательной гордости.
Ознакомительная версия.
