122
Тогда как ложным считается только то высказывание, применение к которому (принимаемого) оператора отрицания давало бы истинное высказывание.
Поэтому неслучайно, что исследование споров по поводу реальности прошлого и будущего составляет ключевую тему в философии Даммита.
Так, например, интенсионал термина «золото» формулируется в виде дескрипции «тяжелый, неокисляющийся, твердый металл желтого цвета, растворимый в царской водке» или в виде любой другой аналогичной дескрипции.
Другие философы (С. Крипке, Д. Каплан) получили такой же результат для имен собственных, индексальных выражений и т. п.
Поскольку эти теоретические тождества являются апостериорными истинами, признание их необходимого характера свидетельствует об отказе от учения, которое со времен логических позитивистов доминировало в аналитической философии и согласно которому необходимость отождествлялась с априорностью и аналитичностью.
Крипке отнес к категории жестких десигнаторов и имена собственные. Это означает, что связь между именами и их носителями носит необходимый, «жесткий» характер и не может измениться при изменении обстоятельств их употребления. Эти выражения, словно бирки, «пришпиливаются» к объектам, на которые они указывают. В отличие от них определенные дескрипции не являются жесткими десигнаторами, поскольку их референция определяется контекстом их употребления. Согласно известному примеру Крипке, имя «Фалес» и дескрипция «греческий философ, полагавший, что все есть вода», считаются, в соответствии с теми сведениями, которыми мы в настоящий момент обладаем, имеющими референцию к одному и тому же человеку, но если в ходе исторических изысканий вдруг выяснится, что Фалес, о котором упоминали Аристотель и Геродот, никогда не считал, что все есть вода, а этого мнения придерживался другой греческий философ-отшельник, о котором не знали ни Аристотель, ни Геродот, то совершенно очевидно, считает Крипке, что референция рассматриваемой дескрипции изменится, тогда как имя «Фалес» сохранится за тем, кому оно было дано при рождении. Более того, этот пример показывает, что дескрипция «греческий философ, полагавший, что все есть вода» (как, впрочем, и любая другая дескрипция) не может идентифицировать того, к кому следует применить имя «Фалес», даже если мы привыкли связывать ее с данным именем. Это означает, что свойства или характеристики, которыми, как нам представляется, должен обладать носитель имени, вовсе не определяют референцию данного имени и даже не составляют его смысла, ибо имена, согласно Крипке, имеют референцию, но лишены смысла.
Благодаря этому обстоятельству рассматриваемую концепцию называют также «каузальной теорией референции».
Согласно Патнэму, ученый, вводящий в теорию новый термин, рассуждает примерно так: «На мой взгляд, существует частица, ответственная за такие-то эффекты. Назову ее кварком». Но если в последующем научном исследовании выяснится, что никакая частица не удовлетворяет данной при введении термина «кварк» дескрипции, то означает ли это, что кварков не существует? Патнэм так не считает и предлагает принять «принцип полезности сомнения», согласно которому следует допустить, что ученый, вводящий новый термин с помощью некоторой дескрипции, примет разумную переформулировку этой дескрипции, если она окажется ошибочной и неспособной ни на что указывать. Благодаря этому принципу становится очевидным, что термин «электрон», как его использовал Бор, обозначает электроны, хотя в мире нет ничего, что в точности соответствовало бы дескрипции электрона, данной Бором.
Это выражение является названием работы Т. Нагеля, посвященной проблемам объективности и реализма, «The View from Nowhere».
Теория моделей — это раздел математической логики, в котором изучаются связи между синтаксическими свойствами формальных языков и семантическими свойствами их интерпретаций с помощью теоретико-множественных структур.
Согласно теореме Левенгейма — Сколема, если какая-либо теория, сформулированная в логике предикатов первого порядка, выполнима на некоторой бесконечной области, т. е. имеет бесконечную модель, то она выполнима и на конечной или счетной области. Эта теорема является довольно парадоксальным результатом. Допустим, если мы хотим задать систему аксиом, которые в качестве модели имели бы множество действительных чисел, которое, как известно, не является счетным, то, согласно теореме Левенгейма — Сколема, какую бы совокупность аксиом мы ни сформулировали, если она выполняется для действительных чисел, то она будет выполняться и для натуральных чисел. Это означает, что «посредством аксиом рассматриваемого типа невозможно отличить несчетную область от счетной или конечной» [Новиков, 1973, с. 182].
Известный сторонник научного реализма Д. Льюис так охарактеризовал этот аргумент: «Хилари Патнэм изобрел бомбу, угрожающую разрушить реалистическую философию, которую мы знаем и любим. Он поясняет, что способен не проявлять по этому поводу беспокойства и любит бомбу. Он приветствует Новый порядок, что бы он с собой ни принес. Но мы, продолжающие жить в районе назначения бомбы, не согласны. Бомба должна быть уничтожена» [Lewis, 1984, p. 221].
По мнению Патнэма, Кант показал, что говоря о каком-либо объекте, мы никогда не описываем его таким, каков он есть сам по себе независимо от его воздействия на нас, существ с определенной рациональной природой и биологической конституцией. И хотя Кант не сомневался в существовании независимой от сознания реальности (называя ее элементы вещами-в-себе или ноуменами) и утверждал, что придерживается корреспондентной теории истины, он в действительности отказался от идеи соответствия между вещами-в-себе и вещами-для-нас. Патнэм поясняет позицию Канта в этом вопросе следующим примером. Когда мы говорим, что стул сделан из дуба, это не означает, что мы приписываем ноуменальному объекту, соответствующему стулу, силу, воздействие которой на наши органы чувств заставляет нас воспринимать стул сделанным из дуба. По мнению Патнэма, Кант считал, что эта сила должна приписываться не отдельной вещи-в-себе, а всему ноуменальному миру, и поэтому никакого соответствия между вещами-для-нас и ноуменами нет.
Главное сходство касается трактовки истины. Хотя Даммит определяет истину как оправданную утверждаемость, а Патнэм — как рациональную приемлемость, это чисто терминологическое различие, поскольку и тот и другой связывают истину с понятием оправдания, или обоснования, которое мы имеем в пользу истинности того или иного высказывания.
Диспозиционные предикаты выражают свойства предрасположенности объектов реагировать определенным образом при определенных условиях и приобретать некоторый наблюдаемый признак. К числу диспозиционных предикатов, составляющих важную часть словаря науки, относятся такие понятия, как «растворимый», «плавкий», «ломкий» и т. п.
О неправомерности подобной интерпретации методологических результатов Рамсея и Крейга см.: [Карпович, 1978, с. 97–101], где, в частности, показывается, что хотя при элиминации теоретических терминов сохраняется дедуктивная систематизация теории, но теория утрачивает такие методологические преимущества, как простота, ясность, экономичность и т. п., и более того, не сохраняется индуктивная систематизация, осуществляемая теоретическими терминами в отношении языка наблюдения.
Основная идея этого определения состоит в следующем. Введя понятия истинного содержания теории (как класса всех ее истинных следствий) и ложного содержания (как класса всех ее ложных следствий), Поппер пишет: «Предполагая, что истинное содержание и ложное содержание двух теорий t1 и t2 сравнимы, можно утверждать, что t2 ближе к истине или лучше соответствует фактам, чем t1, если и только если выполнено хотя бы одно из двух условий: а) истинное, но не ложное содержание t2 превосходит истинное содержание t1; б) ложное, но не истинное, содержание t1 превосходит ложное содержание t2» [Поппер, 2004, с. 389–390]. Однако, как показали ряд авторов, предложенное Поппером формальное определение правдоподобия не работает (см.: [Miller, 1974, p. 166–177; Tichy 1974, p. 155–160]).
