следующая картина.
Падеж есть отношение имени к тем или иным связным элементам речи, т.е. к другому имени или действию или к субъекту глагольного действия. Но отношения всяких А и В, или связь между ними, зависимость между ними возможны только тогда, когда эти А и В, во-первых, остаются самими собою, а во-вторых, когда они несут на себе печать своей взаимосвязи. Поэтому объект, выражаемый падежом, есть, во-первых, он сам, своя собственная сущность, или субстанция, и, во-вторых, то действие, которое он оказывает на другой объект или воспринимает его от другого объекта.
Падеж как субстанция может быть самостоятелен и активен, и падеж как выражение зависимости его объекта от всякого другого тоже может быть в разной степени самостоятелен и активен.
Рассмотрим падежи в их внутренней сущности, или субстанции. Эта их сущность, или субстанция, когда она самостоятельно активна, может быть либо самостоятельно-активной в полном смысле слова, т.е. безусловно самостоятельной, – и это выражается в им.п., либо она может определять себя только со стороны какой-нибудь своей конкретной частности, – и тогда это, – приблизительно, – твор.п.; либо определяющим в ней является только ее тоже собственная родовая сущность, – и тогда она, – приблизительно, – род.п. Далее эти три падежа выражают самостоятельную субстанцию, взятую саму по себе и определяемую ею же самою, но в то же время разными ее аспектами.
Теперь возьмем субстанцию не активно-самостоятельную, но только потенциальную. Тем самым она будет зависеть уже не сама от себя, но от чего-нибудь другого. Например, от субъекта глагольного действия. И тут она может определяться этим другим либо непосредственно, – приблизительно, – дат.п.; либо опосредствованно, и тогда это, приблизительно – предл.п. Наконец, выражаемая в падеже субстанция может потерять даже и свою потенциальную активность и стать чисто пассивной, тогда это, – приблизительно, вин.п. Таким образом, падежи представляют собою, с точки зрения выражаемого ими объекта, бесконечно разную самостоятельность и активность, начиная от полной и безусловной самостоятельной активности, и тогда это уже, собственно говоря, не объект, но субъект, как носитель всевозможных предикатов, и кончая полной пассивностью, доходящей до полного ее исчезновения.
Теперь формулируем другую сторону отношения имени к посторонним именам или действиям, а, именно, сторону связанности с ними, сторону проявления выражаемой ими субстанции. Ничем не ограниченная способность проявлять себя как носителя бесконечных предикатов, а также как та или другая ее единичность и общность уже формулирована нами выше в им., твор. и род. падежах. Как же проявляет себя потенциальная субстанция? Она проявляет себя либо непосредственно, – дат.п.; либо проявление это чем-нибудь опосредствованно, и тогда это – предлож.п. Полная пассивность субстанции, соотносясь с другими субстанциями, тоже может проявлять весьма разнообразную внешнюю активность в рамках своей субстанциальной пассивности. Это не только всегда внешне обусловленная (как в дат.п. или предл.п.), но еще и только спорадически проявляющая себя активность объекта, выраженного в вин.п. Она может доходить, как сказано, и до полного исчезновения. Таким образом, и с точки зрения своей внешней связанности с другими объектами и, следовательно, с точки зрения своей внешней проявленности, падежный объект тоже бесконечно разнообразен, начиная от более или менее самостоятельной активности и, кончая, доходящей до полного ее исчезновения в абсолютной пассивности.
Короче говоря, падеж, как отношение имени к другим элементам связной речи, выражает это отношение с бесконечно разнообразной интенсивностью как самостоятельно взятых элементов вне этого отношения, так и того нового, что привносится в них в результате их взаимоотношения.
6. Парадигма склонения как окрестность
Если теперь подвести общий итог приведенным выше описательным материалам по вопросу о значении падежей и при помощи математического учения об окрестности превратить эту описательность в строго-обоснованную объяснительную теорию, то мы получим следующее.
Учение о грамматических категориях базируется на фундаментальном восходящем ряде категорий:
1) частное значение частной грамматической категории (для падежей это будет, напр., родительный принадлежности);
2) общее значение той или иной частной категории (род.п.);
3) общее значение данной общей категории (падеж вообще);
4) система всех категорий данного рода как целое (парадигма склонения);
5) система разнородных категорий как целое (имя, часть речи, речь, язык).
Может представиться недостаточным, некритическим и обывательским обычное употребление здесь таких выражений, как «имеется категория», «имеется ряд категорий», «частное» и «общее» «значение» категорий, «переход» одной категории в другую, «система» категорий, «целое» и т.д. Для того, чтобы эти обывательские выражения стали критически обработанными понятиями, воспользуемся учением об окрестности.
Само понятие окрестности возникает тотчас же как только мы поставим вопрос: как возможны все эти, перечисленные нами, члены восходящего грамматического ряда? Каждый отдельный член этого ряда возможен только потому, что есть и другой член этого ряда; а всякий другой член возможен только потому, что между этими двумя мыслим еще и третий категориальный оттенок; и т.д. и т.д. В итоге оказывается, что каждая категория из фундаментального грамматического ряда возможна только потому, что около нее существует другая категория, любым образом близкая к ней, что расстояние между двумя категориальными оттенками может быть меньше любой заданной величины. Вот эта совокупность бесконечного числа категориальных оттенков, могущих приблизиться к данной категории на расстояние меньше любой заданной величины, и есть окрестность этой категории. Пусть винительный падеж есть выражение максимальной пассивности объекта. Чтобы такой винительный падеж был возможен, необходимо появление его с бесконечным числом разных оттенков пассивности объекта. Другими словами, для этого необходимо, чтобы он входил в соответствующую окрестность. Так, все члены упомянутого основного грамматического ряда входят каждый в свою окрестность; и весь основной грамматический ряд есть не что иное, как ряд категориальных окрестностей. Кроме того, каждый категориальный оттенок есть только та или иная степень приближения к какой-нибудь категории, т.е. каждая категория – есть предел для как угодно близко расположенных к ней категориальных оттенков. Как предел каждый член основного грамматического ряда обладает определенным положением и устойчив, т.е. является, как говорят, постоянной величиной. Но тот же самый член основного грамматического ряда, как бесконечно близко стремящийся к другому члену, неустойчив, как бы непрерывно движется, является, выражаясь математически, величиной переменной.
Понятие окрестности с ее предельными и приближенными величинами впервые дает возможность научно поставить вопрос о том бесконечно разнообразном функционировании, которое находит для себя в языке каждая грамматическая категория. Это бесконечно разнообразное функционирование грамматических категорий в естественных языках (категории фонемы, лексемы и синтагмы тоже не составляют здесь никакого исключения) вполне закономерно приводят нашу мысль о какой-то непрерывности и сплошности фактического употребления категорий или, выражаясь математически, к некоему континууму
