слов одной и той же категории, потому что термин «
категория» уже вносит момент содержания и делает формальную характеристику неясной. Можно, впрочем, оставить термин «
категория» и без внесения в него какого-нибудь определенного смысла и обозначать его какими-нибудь внеморфемными символами А, В, С и т.д. В каждую такую категорию будут действительно входить какие угодно слова. Но само это выражение «
какие угодно» тоже отнюдь не бессмысленно, но означает нечто определенное. Получатся и категории с каким угодно значением и подпадающие под них слова тоже с каким угодно значением. Пусть такой общей категорией явится для нас наличие в слове звука А выступающее в нем единственный раз. Тогда под эту категорию попадет бесчисленное количество слов, т.к. слов, содержащих в себе звук А только единственный раз, практически действительно существует бесчисленное количество. И множество всех таких слов будет представлять собой самую настоящую единораздельную цельность, т.е. будет обладать определенной структурой и будет являться определенной моделью. Правда, такая структура и такая модель, буду безморфемными, не будут иметь никакого отношения к языку, и наука о них не будет языкознанием. Тем не менее это будет очень точная наука и, попросту говоря, математика, стоит только все эти слова, подпадающие под данную категорию, и все подобного рода категории, обозначать буквами. Это нисколько не бессмысленно, а, наоборот, выражено максимально точно, как и для таблицы умножения вовсе необязательно, чтобы мы ее применяли только к яблокам или к огурцам, но она имеет значение сама по себе.
Равным образом и при определении эквивалентности слов при помощи их эквивалентных окружений тоже нет никакой нужды базироваться на морфемном анализе. Возьмем не предложение, но систему каких угодно отношений между словами, пусть хотя бы отношения эти и были бессмысленными. И пусть входящие сюда слова являются комплексами каких угодно звуков, о морфемном характере которых не ставится и вопроса. Другими словами, пусть у нас будут только бессмысленные звуки, бессмысленные комплексы звуков и бессмысленные отношения между этими комплексами. Все равно выражение «А имеет такое-то (или вообще какое угодно) отношение к В» имеет вполне определенный смысл, только не нужно вносить какое-нибудь специфическое содержание в символы А и В и в термин «отношение». Имея такую фразу «А имеет отношение к В», мы можем подыскать любое количество фраз, обладающих такой же структурой. И это будут вполне эквивалентные между собою фразы. Мы можем такого рода фразу расширить каким-нибудь дополнением. Но ввиду содержательной бессмысленности подобного рода фраз необходимо тут же признать, что наше дополнение может быть каким угодно и отношение его к данной фразовой структуре тоже может быть каким угодно. И все эти какие угодно дополнения и отношения будут иметь у нас точнейший формальный смысл, потому что термины «какое угодно» или «как угодно» являются терминами вполне осмысленными и подчиненные им отношения равно как и основанные на них структуры будут вполне эквивалентны. Таким образом, определение семейства слов не связано прямым образом с морфемным анализом; и определяем ли мы его как класс каких угодно слов, относящихся к какой угодно категории, или определяем его через эквивалентность относящихся к нему слов с какими угодно словами, входящими в какие угодно структуры, все равно оно останется для нас определенной единораздельной цельностью, т.е. окажется и структурой и моделью.
Так должны были бы поступать те структуралисты, которые под фразой понимают «что угодно». Однако подобного рода формализм почему-то ими не выдерживается до конца, и не почему-то, но просто потому, что тут с полной откровенностью выявилась бы совершенная чуждость структурализма лингвистике, и он с полной откровенностью остался бы просто в пределах только математики, которая действительно и по полному праву исключает все качественные характеристики из своих числовых операций. Вместо этого начинают приводить примеры не фраз с «каким угодно» значением, но самое обыкновенное и притом правильно построенное предложение. Начинают приводить фразы «с многоточием», взывать к «отмеченности» фразы и даже давать определение падежа, несмотря на то, что предложение вовсе не есть «какая угодно» фраза, и «отмеченная» структура вовсе не есть «какая угодно» структура (да, кроме того, и самый термин «отмеченность» для лингвистики не нужен, поскольку эта последняя только и оперирует с одними «отмеченными» фразами); а приравнение непересекающихся классов, входящих в структуру фразы, падежам уже предполагает точную характеристику понятия о падежах, т.е. основано на логической ошибке petitio principii. Впрочем, уже само понятие непересекающихся классов тоже далеко выходит за пределы формализма с его «каким угодно» пониманием фразы, и возможно только на путях качественного и содержательного анализа слов и возникающих из них категорий слов.
12. Реальная структурно-модельная роль понятия семейства в лингвистике
После всего этого у читателя может возникнуть вопрос: да нужно ли вообще вводить в лингвистику понятие семейства, дает ли оно что-нибудь новое и нельзя ли обойтись без него средствами традиционного учения о предложении? По нашему глубокому убеждению, математическое понятие семейства, несмотря на уродливое использование его у структуралистов или, точнее говоря, вопреки полному неиспользованию его в структурной лингвистике или использованию его только словесно, понятие это весьма важно для лингвистики, если только мы не будем оставлять в стороне его структурные моменты и не будем впадать в логическую ошибку petitio principii.
Прежде всего отбросим это антилингвистическое понятие «какой угодно» фразы. Всякая фраза является для нас либо самым обыкновенным предложением, либо той или иной его разновидностью. Определим предложение и член предложения независимо ни от математики, ни от теории структур, поскольку то и другое, взятое самостоятельно, не имеет никакого специального отношения к языку и является предметом самостоятельной науки, имеющей всеобщее приложение (в том числе, конечно, и к языку). Под «словом» тоже не будем понимать «набор» и тоже «каких угодно» звуков, но – только минимальную морфемную систему, а под морфемой – опять-таки не «что угодно», но – определенный комплекс звуков, выражающий собою то или иное внезвуковое значение. В связи с этим определим предложение как коммуникативно выраженную предикацию, когда что-нибудь говорится о чем-нибудь и притом как-нибудь, с той или иной степенью детализации.
Само собой разумеется, сущностью предложения вовсе не является передача или сообщение о тех или иных конкретных предметах мысли или чувственного восприятия, но только известного рода система отношений. При этом, однако, чтобы не впадать в антилингвистический формализм, не будем просто говорить о системе отношений, а скажем, какая именно система отношений здесь мыслится. Члены, между которыми предложение устанавливает то или иное отношение, действительно могут быть какими угодно. Но система этих отношений здесь вовсе не какая
