И все же я оставлю почти последнее слово по этой теме за Мартином Грином — писателем, который отличался беспристрастностью и почти не интересовался Толкином (чью фамилию в первых изданиях своей книги он постоянно коверкал). Он писал, что «Инклинги» — Чарльз Уильямс и Дороти Сэйерс, Льюис и Толкийн[127] (sic!) — избегали позерства «детей Солнца» и размышляли в основном об ортодоксальном христианском богословии и о проблеме зла. По признанию Грина,
с точки зрения большинства идеологических и творческих аспектов они ведут себя щедрее, умнее и достойнее, чем Ливис [главный английский критик середины века] или Во — или, кстати, Оруэлл, если смотреть абстрактно. Если же говорить конкретно, то мнение троих последних в разные периоды жизни значило для меня все, тогда как первые в этом смысле не значили ничего. Я одобряю их деятельность, но лишь теоретически; я читаю ставшие ее плодами книги с удовлетворением — но без малейшей увлеченности.
И одна из причин наверняка состоит в том, что эти писатели отошли от культурной диалектики. Каким бы неблагородным ни было это занятие — что в личностном, что в интеллектуальном плане, — именно там шла настоящая борьба…
Я понимаю и уважаю позицию Грина, хоть и не разделяю ее. Но его последнее замечание напоминает мне известный эстрадный номер, похожий на пьесу «В ожидании Годо», только не наделенный ее литературными достоинствами. На затемненной сцене горит один-единственный прожектор. Человек молча ползает на карачках и шарит по полу. Выходит еще один человек и, понаблюдав за первым, спрашивает: «Что ты делаешь?» Тот отвечает: «Да вот, шестипенсовик обронил». Второй тоже встает на четвереньки и помогает ему искать. Через некоторое время он спрашивает: «А где именно ты его обронил?» «Да вон там!» — отвечает первый, выпрямляется и идет в другую часть сцены, которая находится в темноте. «Так зачем же ты ищешь его здесь?» — возмущенно вопит второй. Первый возвращается и снова опускается на пол со словами: «А здесь светлее».
Если представить это в виде аллегории, то свет = модернизм, а ползающий на четвереньках человек = Тойнби (или Грир, или Сьюзен Джеффриз из «Санди Таймс», или любой другой из множества критиков). Уж не знаю, чему может равняться шестипенсовик, но Толкин совершенно точно искал его в темноте.
Наследие Толкина
Приятно перейти от ненависти и страха к любви и восхищению. Любое полноценное исследование множества подражателей Толкина заняло бы как минимум целую книгу — кстати, справедливости ради надо отметить, что раздел «Фэнтези» в «Справочнике» Дрэббл ничуть не короче раздела «Модернизм»; из скромности удержусь от того, чтобы его рекомендовать. Однако интересно понять, чтó в работах Толкина вдохновляло самых очевидных подражателей, а чтó они опустили и к чему не смогли подступиться.
На самом примитивном уровне книги Толкина вызывали большое желание почитать что-нибудь еще о хоббитах — сэр Стэнли Анвин понял это еще в 1937 году. Однако писать о хоббитах как таковых оказалось не так-то просто, потому что хоббиты (что бы там ни говорилось в «Трактатах Денхэма» и Оксфордском словаре) — это все же очевидно толкиновская придумка. Предпринимались самые разные попытки обойти ситуацию: существует антология под довольно неудачным названием «Хоббиты, невысоклики, варорцы и низкорослый народец» (Hobbits, Halflings, Warrows, and Wee Folk); а в составленном Мартином Гринбергом сборнике «После короля» (After the King) помещен рассказ Денниса Маккирнана «Дом невысокликов» (The Halfling House). Никому из авторов не удалось передать особый колорит хоббитов, и они стали выглядеть еще большим анахронизмом даже по отношению к «современной» или Эдвардианской эпохе, особенно для американских писателей и читателей.
Несколько более высокий уровень представляют поклонники Толкина, которым, по-видимому, просто хочется без конца переписывать (и перечитывать) «Властелина колец». В замечательном и совершенно не толкиновском романе Дианы Уинн Джонс «Рыцарь на золотом коне» (1984), написанном в жанре фэнтези, главная героиня лет в четырнадцать знакомится с «Властелином колец» и перечитывает его четыре раза кряду. Сразу после этого она садится и пишет приключенческую историю о себе самой и своем наставнике Тэмлейне, в котором видит фигуру отца:
о том, как они охотились на Обайскую Кипту в Роковых пещерах, в чем им помогали Тан-Таре, Тан-Ганивар и Тан-Аудель [участники струнного квартета, где играл ее наставник]. После «Властелина колец» сомнений у Полли не осталось: Обайская Кипта — это на самом деле кольцо, настолько опасное, что его непременно нужно уничтожить. Что и сделала Геро, проявив исключительную доблесть[128].
Однако, отправив рукопись Тэмлейну, она получает лишь отповедь: «Нет, Обайская Кипта — не кольцо. Это ты своровала у Толкина. Думай своей головой». Такой обескураживающий комментарий, судя по всему, можно адресовать многим подражателям Толкина, которые руководствуются мотивом создать то же самое, только побольше.
Самый очевидный пример — роман Терри Брукса «Меч Шаннары»[129], который часто подвергается насмешкам, но при этом имеет большой коммерческий успех. Говорят, в 1977 году его заказали проницательные издатели, понимавшие, какую выгоду можно извлечь из всего, что хоть отдаленно напоминает Толкина. Если это действительно так, они не прогадали. В 2022 году серия «Шаннара» продолжает издаваться и насчитывает уже тридцать томов. Однако как минимум в первом томе автор принял странное творческое решение — идти практически след в след за Толкином. Герои отправляются в путь, чтобы вернуть талисман, оказавшийся в руках Властелина тьмы. «Вернуть», а не «уничтожить» — в этом состоит одно из отличий от «Властелина колец». Но состав героев повторяется практически полностью. Среди них есть друид, или маг Алланон (= Гэндальф); гном Хендель (= Гимли); вместо четырех хоббитов — двое юношей, главных героев; двое эльфов, один из которых больше похож на толкиновского Леголаса, а второго зовут Дьюрин — это имя встречается в книгах Толкина; и двое людей, Менион и Балинор, — точь-в-точь Арагорн и Боромир (тем более что у Балинора тоже есть младший брат). Горлум нашел отражение в персонаже по имени Орл Фейн — карлике, который какое-то время владел мечом Шаннары и погиб, пытаясь вернуть его. Призраки-Кольценосцы представлены в образе летающих посланников Черепа, которые издают такие же «леденящие душу вопли», а вместо фиала Галадриэли против них можно использовать эльфийские камни.
Но автору и этого показалось мало. Сюжет тоже повторяет толкиновский эпизод за эпизодом: сначала путешествие в «Светлую Обитель» (Кулхейвен = Раздол); затем остановка в священном лесу (Сторлок = Лориэн); потеря Алланона, которого утаскивает в огненную яму посланник Черепа — в точности как на Морийском мосту (впрочем, потом друид возвращается к жизни, как и Гэндальф); и даже, хотя и в меньшем масштабе, разлука спутников: твари, похожие на орков, хватают и утаскивают героев, похожих на хоббитов, но потом товарищи воссоединяются (после ожидаемой сцены погони). В книге встречаются аналоги Саурона, Денэтора, Гнилоуста. На «квазихоббитов» нападают Туманные призраки (= умертвие в Могильниках), болотные чудища с щупальцами (= Страж у Ворот Мории) и злобное дерево (= Старый Вяз). Отдельные сцены практически полностью повторяют эпизоды из «Властелина колец», такие как захлопывание каменной двери в конце тома «Две твердыни», смерть и растворение Сарумана или прибытие конников Ристании на Пеленнорскую равнину.
Сходство настолько разительное, что даже трудно судить, хорош или плох результат. Тому, кто не читал «Властелина колец», книга может показаться новаторской, хотя я сомневаюсь, что среди читателей «Меча Шаннары» найдется значительное число не знакомых с творчеством Толкина. Этот пример показывает: многие так прониклись жанром героического фэнтези (и даже пристрастились к нему), что в отсутствие настоящей литературы готовы потреблять любой заменитель, пусть и сильно разбавленный.
