Разработка любой криптографической системы защиты начинается с разработки требований к ней: от кого и как она должна защищать. Портрет абстрактного вероятного противника. У меня же в сентябре 1992 года с этим проблем не было: система защиты телеграфных авизо в первую очередь должна защищать от чиновников ФАПСИ, от самых что ни на есть конкретных. Гаммирования не дождетесь! Вот вам маркант, с ним и ковыряйтесь до посинения, если возникнет желание. Желаний ковыряться с маркантом не возникло, но зато возникло желание разобраться с изобретателем. «Ксиву – на стол, в Центральный Банк больше – ни шагу!». Вот такую своеобразную оценку стойкости системе защиты телеграфных авизо выдало ФАПСИ в феврале 1993 года.
Ярость – это с одной стороны. А с другой – коммерческий прагматизм. Много ли заработаешь на военных и правительственных линиях связи? Нужно ближе к деньгам. Центральный Банк – одна из ключевых финансовых организаций, от него тянутся ниточки ко всем коммерческим банкам. Если протолкнуть какую-то систему защиты в ЦБ, то дальше можно навязывать ее и всем остальным. Коммерческая криптография становится ясной и понятной: сесть на трубу, перекрыть всем кран, заставить идти на поклон. Вскоре все так и будет, появится Указ Ельцина «о лицензировании и сертификации в области защиты информации», все пойдут на поклон к ФАПСИ. Но это произойдет через два года, а тогда, в начале 1993 года, успешное внедрение полулегальной и относительно независимой системы защиты в ЦБ явно шло вразрез с далеко идущими замыслами генералов ФАПСИ.
Такова была криптографическая политика, грязная и неблагодарная. Но я старался поменьше думать о ней. Ведь действительно, в ЦБ было сделано очень большое и нужное дело, все криптографические решения использовали только идеи шифров на новой элементной базе, тот математический аппарат, который разрабатывался с помощью кафедр математики и криптографии 4 факультета Высшей Школы КГБ, Спецуправления, НИИ Автоматики. Разработка этого аппарата велась около 15 лет, на эту тему было написано много отчетов и диссертаций, содержащих действительно новые, оригинальные результаты. Эта работа сильно отличалась от проталкивания в стандарты советского варианта DES, в которой требовались, в основном, согласования и разрешения. И вот в тот момент, когда, казалось, DES-ГОСТ окончательно перечеркнул все усилия, затраченные на разработку шифров на новой элементной базе, эти шифры, хотя и полулегально, вопреки усилиям руководства ФАПСИ, нашли себе достойное применение и стали «препятствием на пути распространения фальшивых авизо из Чечни, фактически сделали этот преступный бизнес бессмысленным».
Это был уже второй мой урок по теме «Криптография и свобода». Первый преподал мне Степанов, насильно затащив после защиты диссертации обратно к себе в отдел. Смысл везде один и тот же: начальник – царь и бог, выступил против – не жди ничего хорошего. Свобода может быть только санкционированной сверху. Не осознанная (как, помнится, учили философы), а указанная необходимость. Властная вертикаль – отнюдь не новое изобретение, она существовала и при Сталине, и после него. Точная наука математика здесь кончается, начинается философия жизни. И все мои попытки подходить к жизненным околокриптографическим проблемам с теми же подходами, что и к доказательству теорем, неизменно оканчивались одним и тем же: дважды два получалось равным пяти. Досрочно защитил диссертацию в аспирантуре – плохо, диссертация – это твое личное дело, назад, к Степанову, начинай там все с начала. Но это были просто невинные шалости. Через семь лет, после защиты ЦБ, никто уже не говорил подобных глупостей, все было проще: пиши рапорт об увольнении по собственному желанию.
Спорить с этим начальством? В очередной раз доказывать, что ты не верблюд? Бодаться теленку с дубом? Ну уж нет! Играйте в эти игры сами, мне они противны. Дело сделано, а как к этому отнесутся начальники – их проблемы. Карьерный рост в ФАПСИ мне был абсолютно безразличен, чиновничьи должности противны. Окучивание начальников, слезные челобитные – дайте хотя бы досидеть полгода до пенсии – низко и мерзко. Я лишь попросил объяснить, почему мне запрещают работать с ЦБ, отбирая утром служебное удостоверение. Не получив на это никакого внятного ответа, в рапорте с просьбой уволить по собственному желанию я постарался высказать все, что думаю по этому поводу.
Погоны сброшены, я стал вольным. Вот она, долгожданная свобода! Вечная аспирантура! Сколько раз за все время моей службы в КГБ я ловил себя на мысли: как же угнетает эта противная зависимость от разных иногда компетентных, но чаще просто напыщенных, надутых от собственной важности начальников, положение бесправного холопа, которого могут послать в совхоз, на субботник-воскресник, на стройку социализма выполнять там самую черную работу абсолютно бесплатно. Ведь та система КГБ, в которой я служил, породила ГУЛАГ, в котором миллионы бесправных заключенных своими костями выстраивали советскую промышленность, работавшую в основном на армию. Все родимые пятна этого ГУЛАГа сохранились в неприкосновенности и во времена моей службы в КГБ: контролеры за приходом и уходом с рабочего места, обязательное высиживание с 9 до 6 вечера даже в том случае, если работаешь в теоретическом отделе, где такой режим оказывает прямо противоположное воздействие на получение требуемого от тебя результата, отлученность от результатов своего труда, дающая широкое поле деятельности разным криптографическим проходимцам. Все официально запрещено: офицеру запрещено подрабатывать на стороне, отлучаться без разрешения начальства из Москвы, самому сменить себе работу, если она стала неинтересной и есть предложения из других мест. Но реально все можно, только втихаря, по партизански, где пошептавшись с нужными людьми, где просто наплевав на грозные приказы и распоряжения начальства. Как в том анекдоте про попа и мужика.
– Батюшка, дозволь в Великий Пост кусочек мяса съесть?
– Не дозволяю!
– Но ты же сам ешь.
– Так ведь я об этом ни у кого не спрашиваю!
Реально можно и подрабатывать, пытаясь хоть как-то прокормить семью в трудное время «рыночных преобразований». Но так устроена система: нарушителями является абсолютное большинство, поэтому начальникам легче управлять такими людьми. Чуть что – сразу припоминаются все «грехи» скопом: опоздания на работу, несанкционированные отъезды из Москвы, отсутствие «патриотизма к отделу». На 4 факультете у начальников, собирающихся отчислить слушателя за неуспеваемость, всегда был готов следующий аргумент:
– Ходит в неглаженной форме, да и вообще, он в наряде уснул.
И вот – свобода, формально начальников больше надо мной нет. Свобода? Нет тупых начальников? Это в России то?
Russia. Example.
После победы демократии в России все разрешено. Если перейти на простой язык, то это, в частности, означает, что всем водителям не грех иногда и «подбомбить», т.е. немного подзаработать частным извозом. Это стало общенародным хобби, по крайней мере в Москве и окрестностях, а поскольку в моих пристрастиях автомобиль стоит на втором месте после компьютера, то вечерком, после дневного сидения за компьютером, я частенько выезжал «на охоту». Помимо чисто меркантильных целей, здесь еще удавалось иногда увидеть наглядные примеры из жизни простых россиян, люди, встречающиеся тебе в первый и последний раз, часто бывают очень откровенны и не сдерживают своих эмоций.
И вот один раз ко мне в машину села молодая и привлекательная женщина лет 30-35. Мы с ней разговорились о том, о сем, по виду – интеллигентная, образованная, приятно побеседовать. И надо же было быть в это время в машине включенным радиоприемнику! Там через некоторое время в выпуске новостей сообщили, что Пенсионный фонд России решил проявить какую-то очередную заботу о россиянах. При слове «Пенсионный фонд» моя собеседница, оказавшаяся бухгалтером какого-то ОАО, враз преобразилась, интеллигентность сняло как рукой, и она стала напоминать разъяренную фурию. Такого отборного трехэтажного мата я, пожалуй, не слышал со времен стройотряда, где мы работали на стройке госпиталя КГБ. Только сейчас он лился из уст этой очаровательной женщины, которая таким образом всю оставшуюся дорогу красочно описывала свои интимные отношения с Пенсионным фондом: как там приходится сдавать отчеты и принимать все возможные позы перед инспектором, доказывая, что ты не верблюд и пени на тебя накладывать не за что, сколько там требуют бумаг по всякому поводу и без повода, какое там столпотворение народа в дни сдачи отчетов, как придираются к заполнению каждой клеточки в каждой бумажке и многое другое, причем ее рассказ был весьма эмоционален и передаваем дословно только в непечатном издании. А ведь это один лишь Пенсионный фонд! Кроме него для возбуждения женщин-бухгалтеров еще есть налоговая инспекция, статуправление, фонды социального и медицинского страхования, в общем, множество поводов для различных впечатлений и встреч.
