была разбить стекло. К великому удивлению зрителей, ничуть не бывало: она руками ухватилась за узкую перекладину рамы между стеклами и через мгновение кинулась в обратном направлении, в покинутую клетку. Это требовало не только большой силы, но и величайшей верности движений».
Большая мускульная сила, упомянутая в этом рассказе, свойственна всем человекообразным обезьянам. Английский матрос Бэттель, давший первое описание гориллы в начале XVII века, утверждает, будто животное это так сильно, что десять человек не могут одолеть его во взрослом возрасте.
Другие человекообразные обезьяны хотя и уступают в этом отношении горилле, тем не менее проявляют удивительную силу.
Молодой самец шимпанзе Эдуард, наблюдавшийся нами в Пастеровском институте, так отбивался при малейшем прикосновении, что приходилось держать его 4 человекам. Пришлось не выпускать его на свободу, потому что никоим образом нельзя бывало водворить его обратно в клетку.
Даже совсем молоденькие шимпанзе, самки, еле достигшие 2 лет, нелегко дают себя трогать. Несмотря на свою кротость, они из всех сил сопротивляются всякий раз, когда на ночь водворяют их в клетку. Этого с трудом можно достигнуть вдвоем.
И однако, несмотря на свою поразительную мускульную силу, человекообразные обезьяны очень трусливы. Не давая себе отчета в своем преимуществе, они бегут от малейшей воображаемой опасности.
Наши молодые шимпанзе, зубы и мускулы которых очень сильны, обнаруживают большой испуг, когда им показывают таких безобидных и слабых животных, как морские свинки, голуби и кролики. Даже мыши вначале устрашали их, и необходимо было настоящее обучение для того, чтобы шимпанзе не пускались в бегство при виде такого мнимого врага.
Благодаря этому при естественных условиях человекообразные обезьяны почти никогда не принимают наступательного положения. «Хотя орангутанг одарен огромной мускульной силой, – говорит Гексли, – он редко пытается защищаться, особенно когда на него нападают с огнестрельным оружием. В этих случаях он старается спрятаться на вершинах деревьев, в своем бегстве ломая ветви и бросая их на землю».
По словам Сэваджа, шимпанзе, «по-видимому, никогда сами не нападают и если не никогда, то редко защищаются».
«Первое движение самки, застигнутой с детенышем на дереве, было быстро спуститься и бежать в кусты».
Горилла, самая сильная и свирепая из человекообразных обезьян, иногда нападает первая. Вышеприведенный автор рассказывает следующее: «Гориллы чрезвычайно свирепы и часто нападают; они не бегут при виде человека, как шимпанзе». При первом испуге «самки и детеныши быстро исчезают, а самец с яростью приближается к врагу, испуская ряд ужасающих криков».
Итак, нападают одни самцы, да и то, должно быть, редко, потому что один из позднейших наблюдателей, Коппенфельс, утверждает, что «горилла никогда первая не нападает на человека. Она скорее избегает встречи с ним и, завидя его, обыкновенно убегает с особенными гортанными криками» [342].
Посмотрим, какие из этих свойств сохранились в роде человеческом.
По своей природе человек не так силен и не так ловок, как антропоидные обезьяны, но ему свойственна их трусливость.
Страх – одно из первых психических проявлений ребенка.
При малейшем изменении равновесия, при погружении в воду ванны он проявляет несомненные признаки страха.
Позднее ребенок пугается при приближении какого бы то ни было животного, совершенно как вышеописанные молодые шимпанзе. Самый безобидный паук может вызвать в ребенке этот инстинктивный страх. Умственное развитие, поскольку возможно, борется с ним. Тем не менее страх очень часто обнаруживается более или менее резко, и здесь-то следует искать у человека остатки психологии его предков.
Остановимся же несколько минут на разборе чувства страха.
Первым проявлением его служит бегство. Приближение опасности возбуждает движение наших ног, и человек чувствует инстинктивную потребность бежать, даже в том случае, когда это опаснее той опасности, которой он хочет избегнуть.
Так, при первом страхе пожара в публичном месте люди кидаются к дверям и часто давят друг друга, желая бежать. Даже в случаях величайшего испуга одним из первых проявлений его служит желание бежать.
Известный итальянский физиолог Моссо рассказывает следующее в своей монографии о страхе. Один калабрийский разбойник, услышав свой смертный приговор, «испустил громкий, раздирающий, ужасный крик, посмотрел вокруг себя, точно с жадностью ища чего-то, затем сделал поворот назад, чтобы бежать, и бросился с вытянутыми руками, ударяясь о стенку двора, извиваясь и царапая камни, точно хотел проникнуть в них».
Излишний в этом примере, а часто даже вредный, инстинкт бегства, унаследованный человеком от его животных предков, очевидно, был приобретен как средство самосохранения во избежание опасности. Но не одним бегством проявляется испуг. Часто он сопровождается дрожью, которая может даже мешать бегству. В примере Моссо калабрийский разбойник «после некоторых усилий, криков и извиваний упал, как неодушевленное тело, без движений, подобно мокрой тряпке; он был бледен, – говорит Моссо, – и дрожал, как я никогда не видел, чтобы кто-нибудь дрожал. Казалось, что мускулы его – мягкий, колеблющийся студень».
Эта инерция дрожащего тела также наследие животных. Дарвин [343] думает, что дрожание не представляет никакой пользы для самосохранения и что иногда оно даже вредно. Явление это вообще кажется ему очень неясным и трудно объяснимым. Это мнение разделяет и Моссо. Дрожание мускулов туловища является обобщением и преувеличением движений мускулов кожи, вызывающих у нас «гусиную кожу». Явление это, бесспорно, рудимент механизма, часто представляющего у животных несомненную пользу.
Еж лишь в редких случаях бежит перед опасностью; всего чаще он останавливается и сворачивается в клубок, благодаря сильному развитию кожного мускула. У птиц и многих млекопитающих кожные мускулы поднимают перья и шерсть. Движения эти очень часто наблюдаются при страхе. Они служат для согревания кожи, а также, как думает Дарвин, для того, чтобы казаться врагу больше и страшнее.
Страх и холод, оба вызывают сокращение периферических сосудов и – у человека – движение маленьких рудиментарных мускулов, окружающих корни волосков. Сокращение этих мускулов вызывает «гусиную кожу», которая есть не что иное, как физиологический рудимент, не способный ни согреть кожу, ни увеличить объем тела. Изредка встречаются люди, могущие произвольно вызывать у себя «гусиную кожу»; для этого им стоит только представить себе, что им холодно.
В нормальном состоянии рудиментарные кожные мускулы человека неподвижны, и нужно особенное возбуждение, чтобы заставить их функционировать.
Страх, способный сокращать мускулы, не подчиняющиеся воле, может также двигать и другие мускулы, несмотря на все усилия воли остановить их. При волнениях, глубоко потрясающих нервную систему, особенно в случаях страха, сокращения мочевого пузыря и кишок становятся такими сильными, что содержимое их, помимо воли, опоражнивается.
Всем известны такие случаи у молодых людей во время экзаменов. Моссо приводит пример одного из своих товарищей, добровольца во время войны 1866 г. Страх во время битвы
