слишком высоки для того, чтобы давать волю желаниям. Терпение – наше все!
Птица счастья прилетает незаметно… И улетает так же незаметно – однажды ты вдруг обнаруживаешь ее отсутствие и задумываешься – а была ли она вообще, эта чудесная птичка, или же просто снилась? Полина ждала предложения руки и сердца после окончания второго курса, но пришлось перенести свои ожидания на полгода вперед, потом еще на полгода, а после летнего краеведческого вояжа по Западной Сибири она почувствовала, что Арик начал к ней охладевать. Вот тут-то Полина и оценила змеиное коварство своей вероятной (теперь уже не «будущей», а только «вероятной») свекрови, которая мудро дала сыну наиграться в любовь вместо того, чтобы настраивать его против избранницы. Лучше бы уж настраивала, тогда Арик мог бы свалить из дома и поселиться с любимой на съемной квартире со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами… А так, верный секретарь и родственная душа рисковала вскоре получить отставку. Заседатель хренов! Неблагодарный козел! Она ему и его долбаному краеведению посвятила свои лучшие годы, а он хвостом вилять начал… Слов нет, одни эмоции!
«Заседателем» Полина про себя (только про себя!) называла Арика из-за одной особенности его организма. В туалете он именно что заседал, как минимум – полчаса, но мог просидеть и час. Впервые столкнувшись с этим, Полина обеспокоилась и где-то минут через сорок деликатно поскреблась в дверь и спросила – все ли в порядке? После Арик рассказал о травме, пережитой в пятилетнем возрасте – он забыл запереть дверь туалета и туда в самый неподходящий момент вломился отец. Теперь, всякий раз, перед тем как справить большую нужду, Арик мысленно переживает эту ситуацию, а затем настраивается на нужную волну, оттого и сидит на «белом коне» подолгу. Вот лучше бы к мозгоправу сходил, честное слово!
Весь четвертый курс Полина вела себя с Ариком и его мамашей словно Штирлиц в глубоком фашистском тылу – тщательно взвешивала каждое слово, придирчиво обдумывала каждое действие, не подавала никаких поводов для обострения отношений, и, в то же время, старалась не выглядеть навязчивой. О «неожиданной» беременности она не думала. Не столько из-за своих личных убеждений или предупреждения вероятной свекрови, сколько потому, что этим пронять Арика было невозможно. К детям он относился с плохо скрываемым раздражением – бегают, шумят и вообще досаждают, а задумываться о наследниках ему пока было рано. Ставку следовало делать не на родство тел, приводящее к рождению новой жизни, а на родство душ. В краеведении Полина продвинулась настолько, что Арик общался с ней на равных, а порой она даже побеждала в дискуссиях, но только изредка, чтобы не задевать любимого за живое, ведь мужчины такие ранимые! Тактика сработала – Арик вроде как оттаял, а после окончания четвертого курса пригласил ее проехаться по Ярославской области.
– Оу! – восхитилась Полина. – Я об этом так давно мечтала! Какой сюрприз!
По прибытии в Ярославль она расслабила любимого особо качественным сексом, а затем взяла его за жабры, в переносном смысле, конечно. Время идет, скоро уже диплом получать, их отношения длятся уже четыре года, пора бы и подумать о том, что делать дальше – соединяться на всю жизнь или разбегаться в разные стороны. Хочется определенности, пора бы уже, столько лет дружим.
– Да вроде как это… – замялся Арик. – Да вроде я как-то и не думал… А ты вот как ставишь вопрос… Но если уж так, то так тому и быть… Только мне нужно подготовиться… Внутренне…
Детская травма наложила глубокий отпечаток на все сразу. Арику всегда нужно было подготовиться и только потом начинать действовать, без разгона он взлететь не мог.
– Определись, пожалуйста, до конца поездки, – жестко сказала Полина. – Или я сделаю окончательные выводы сама.
«Окончательные выводы» – замечательное выражение. Звучит угрожающе, но, в то же время, непонятно, о каких именно выводах идет речь – всегда можно повернуть в нужную сторону.
Последней точкой маршрута стал Рыбинск, откуда воскресным поездом они должны были уехать в Москву. Перед Рыбинском заехали в какую-то заброшенную деревню, рядом с которой находились два старинных поселения. Машину то и дело подкидывало на колдобинах, таксист ругался последними словами, Полина больно прикусила язык, а Арику было хоть бы хны – он увлеченно рассуждал о дьяковской культуре. [41]
– Современные охотники бьют белку или соболя в глаз, чтобы не попортить шкурку, а наши предки поступали умнее – использовали оглушающие стрелы с тупым тяжелым наконечником…
Таксист смотрел на него с сочувствием, как на идиота.
– Жаль, что в Рыбинске наше путешествие закончится, – вздохнула Полина, когда они ужинали в гостиничном ресторане.
Понимать ее слова следовало так: «у тебя осталось мало времени». Арик понял все правильно – расплылся в улыбке, подмигнул и сказал:
– Завтра тебя ждет нечто незабываемое! О, это будет достойное завершение путешествия.
– И что же это будет? – кокетливо поинтересовалась воспрянувшая духом Полина.
Вместо ответа Арик повалил ее на кровать и отлюбил до искр в глазах. Под настроение он из хорошего любовника превращался в невероятного. Полина поняла невысказанный намек и стала думать о том, какое кольцо ей завтра преподнесут вместе с предложением руки и сердца. Явно с бриллиантом… По части ювелирки Арик не мелочился, да и вообще скупердяем он не был (еще бы, при таком-то папаше!). Но Полине очень хотелось, чтобы кольцо оказалось оригинальным, нешаблонным. Это же обручальное кольцо, память на всю жизнь. Но уж ладно, что преподнесет, то преподнесет, дело же не в кольце, кольцо это всего лишь символ.
Предвкушение счастья превратило прогулку по очередному краеведческому музею в веселое времяпрепровождение. Полина мысленно представила себе их уютное многокомнатное семейное гнездышко и начала обставлять его музейными экспонатами, стараясь соблюдать стиль и стильность в каждой из комнат…
– Вот мой обещанный сюрприз! – торжественно провозгласил Арик, указывая правой рукой на усложненный вариант комода. – Шкаф-бюро конца восемнадцатого века! Мазарин пишет о том, что он мог принадлежать Андрею Разумовскому…
– Это твой сюрприз? – растерянно переспросила Полина, не веря ни ушам, ни глазам.
– Он! Он! – закивал Арик, вскидывая фотоаппарат. – Ты только посмотри, какая прелесть! Так и тянет в ящичках порыться…
Возле «прелести» он проторчал до вечера – сначала обфотографировал со всех сторон, а затем начал зарисовывать в блокнот отдельные элементы. Зачем зарисовывать, если можно снять крупным планом, Полина не понимала, но сейчас ей было не до этого. Хотелось рвать и метать разорванное в Волгу прямо с музейного балкона.
– Закрываемся, молодые люди! – объявила пожилая смотрительница и выразительно потрясла связкой ключей.
– Зинаида Петровна, вы закроете сами? –
