воспаление связок, сухожилий.
Вот такой расклад диагностический вышел у нас.
Повезло. Ограничений экскурсии грудной клетки у молодого пациента не было. Это еще одна диагностическая фишка болезни Бехтерева.
Что за экскурсия? Расширение окружности грудной клетки на вдохе и уменьшение на выдохе. Вентиляция легких. То, что страдает при окостенении связок между позвонками в грудном отделе позвоночника.
Хронические бронхиты и пневмонии. То, от чего мучаются и умирают пациенты с поздней стадией болезни Бехтерева.
Пришлось расстраивать нашего героя. Не получится нам снова провернуть тот же финт – расстаться на шесть лет.
Очень сложно было поверить и смириться с тем, что заболевание – это отныне и навсегда.
Я втайне радовалась, что у меня есть несколько дней, когда я день за днем, обход за обходом вкладывала в голову пациента необходимость принимать таблетки ежедневно. И приехать через три месяца, даже если ничего не заболит.
Заболело. Позвонил он даже раньше. Через три недели после выписки.
– Уважаю вас, Елена Александровна, но таблетки ваши не работают. Начало болеть колено. Боли в пояснице усилились.
Объясняю, что базисная терапия, по сути, еще не заработала. Еще не успела. Через шесть – двенадцать недель от начала приема становится заметен эффект.
То, что я опишу дальше, заняло в сумме полтора года.
Добавляем противовоспалительную терапию. Ждем, пока заработает базисный препарат.
Недостаточный эффект у базисной терапии. Включаются всё новые суставы.
Увеличиваем дозу базиса. Получаем взлет печеночных ферментов.
Снижаем дозу первого препарата и комбинируем с базисным препаратом номер два.
Эффект недостаточен. Увеличиваем дозу препарата номер два.
Опять взлет печеночных ферментов.
Добавили генно-инженерный препарат к базисному препарату номер два. Генная инженерия – тяжелая артиллерия в лечении ревматологических заболеваний. Более мощно и прицельно гасит разбушевавшийся иммунитет.
И вот только тут, к третьей инъекции генно-инженерного препарата, мы смогли притормозить разогнавшийся паровоз под названием болезнь Бехтерева.
Немножко выдохнули.
Сложный год для молодого мужчины. И физически, и морально. Год, когда болело и припухало. Лечение не помогало или помогало мало. Когда приходилось бросать дела домашние и ездить к врачам за триста километров.
Мы бились за успех, как львы. Не теряли веру. Он – в меня и в мировую ревматологию. Я – в то, что мы достигнем ремиссии. Ладно, хотя бы стойкого улучшения.
Через полгода на этом новом препарате моему герою полегчало. Он практически забыл о суставах и о спине. И на очередном приеме, похвастав успехами, сообщил, что очень хочет стать папой – во второй раз.
И нельзя ли вот это все убрать… Но и чтоб не болело снова, конечно.
Убрать – потому что на терапии, которая привела нас в ремиссию, планирование беременности невозможно. Препараты, останавливающие деятельность агрессивного иммунитета, мешают половым клеткам функционировать правильно.
Но это действие – временное. У каждого препарата есть свой срок, когда после отмены можно начинать планирование беременности.
Мы оставили успешную схему лечения еще на полгода. Убедились, что на рентгене нет отрицательной динамики. Затем заменили лечение на более мягкое, совместимое с планированием.
За это время и наш пациент, и его супруга прошли так называемую прегравидарную подготовку. Посетили гинеколога, эндокринолога, уролога.
Прошло полгода после отмены базисной терапии. Можно планировать, вперед!..
Обычно после двенадцатинедельного УЗИ мы возвращаем «папу» к прежней терапии.
– Елена Александровна, мы ждем девочку! – бодро отрапортовал мне пациент с двадцатинедельного УЗИ.
Наш молодой отец прекрасно знал, что делать с капризами маленьких принцесс. «Натренировался на их маме», – обычно смеется он, когда с гордостью рассказывает, как договаривается со своим женским царством.
На сегодняшний день счастливый папа принимает только один базисный препарат. В минимальной дозе. Без генной инженерии. Почему?
У него – ремиссия. Клиническая лабораторная и рентгенологическая.
Это был сложный и долгий путь. Полный испытаний. Мы не останавливались. Шли вперед. Врач – и пациент. Порой сцепив зубы. Пациент верил мне, а я изо всех сил старалась оправдать его доверие.
У нас получилось.
И это не конец истории, а только ее начало. Начало счастливой полноценной жизни молодого мужчины – мужа и дважды папы.
Глава 33
Не все еще потеряно
Эти слова – страшный сон ревматологических пациентов:
■ поздняя стадия;
■ анкилоз;
■ протезирование суставов;
■ четвертая рентгенологическая стадия (пятой стадии нет в природе);
■ три перелома позвонков.
Это… все? Сдаемся?
Лапки сложили и по течению?
Ну уж нет. Даже и не думайте. Нам всегда есть что терять!
Анкилоз одного сустава? Так у вас их двести двадцать! Если не остановить заболевание, будет следующий.
Протезирован один сустав? Другие-то работают!
Три перелома позади? К сожалению, будут следующие. Если мы остановимся.
Нам нельзя останавливаться.
Нам. Нельзя. Останавливаться.
Нужно слишком быстро бежать, чтобы оставаться на месте.
Сумма усилий врача и пациента, поддержка родственников творят чудеса. Воистину – чудеса:
■ возвращается тонус мышц;
■ уменьшаются боли;
■ появляется улыбка на лице;
■ возвращаются самообслуживание, прогулки, хобби.
Да, все это – результат колоссального труда. Ежедневного труда.
Это не забег на стометровку.
Это марафон. Марафон длиною в жизнь.
Выигрывает тот, кто принимает правила игры.
Финал – финишная ленточка – это полноценная жизнь.
Нужно просто начать.
С маленького шага. Шажочка.
Записаться к доктору.
Всего-то!
«Да где ж вы раньше были, а?», «Если бы пришли десять лет назад, вот тогда… а сейчас…», «Чего вы ждете? Поздно!» – от таких фраз съежится любой. И потеряет надежду. Забросит лечение.
Уйдет в себя. Приготовится… страдать и мучиться.
Существовать.
Мой новый пациент сидел на краешке кровати. Руки на коленях. Наклонив голову, смотрит в пол. Рядом два костыля.
– Добрый день, давайте знакомиться. Я ваш доктор, зовут меня Елена Александровна. Что вас привело?
Пациент, не поднимая головы, начал неуверенной скороговоркой:
– Я знаю, знаю, доктор, что вы мне сейчас скажете. Что надо было раньше, что ж ты не лечился, сейчас уже никак… И ничем…
Я открываю было рот, чтобы возразить, но не успеваю. Отрепетированная скороговорка продолжается.
– Но мои, – продолжает новенький пациент и кивает в сторону двери, – настояли. Сказали, врачи тут хорошие. Что-нибудь придумают. – Вздыхает. – А можно? Разве можно что-нибудь придумать, доктор? – Говоря все это, он не поднимал на меня головы.
Не потому, что не хотел видеть. А потому, что не мог ее поднять.
Шея не двигалась. Давно не двигалась.
Желая все-таки увидеть меня и понять, что я отвечу, он неловко повернулся ко мне всем корпусом и привстал, попытавшись разглядеть меня.
Несмотря на годы болезни за плечами и явную деформацию позвоночника, несмотря
