Вливание крови при кровотечении это то благо, которое спасает пациента от гибели. Вместе с тем массивные вливания крови — крови консервированной — таят в себе опасность. Ведь вливаемая кровь имеет в своем составе консерванты — вещества, которые не дают ей свертываться. Если в кровяное русло человека ввести консервированную кровь, то консерванты разводятся в крови человека, нейтрализуются. Но это не беспредельно. Если вводится большое количество консервированной крови, то собственной крови становится недостаточно, чтобы нейтрализовать действие консервантов, и тогда способность крови к спасительной при кровотечениях способности к свертыванию или снижается или исчезает вовсе. В этих случаях на помощь приходят специальные лекарства.
…Тревога закралась в мою душу, когда я увидел, что в ране плохо образуются кровяные сгустки. Это обычно указывает на снижение свертываемости. Да и пробы крови, которые непрерывно брались у Саши, показали, что свертываться кровь стала плохо.
В это время мы начали прямое переливание крови. Здесь же, в операционной, кровь, только что взятая из вены донора и лишенная каких-либо примесей, вводилась в вены Саши. Пробы показали, что свертываемость Сашиной крови повысилась. Это позволило завершить операцию. После расправления Сашиного позвоночника я ввел между разошедшимися телами позвонков кусочки кости, взятые у Саши из тазовой кости.
Сашин позвоночник из дугообразного, изогнутого, превратился в прямой и ровный.
Еще и еще раз воспроизвожу в своей памяти рану, из которой уходил.
Вероятно, странно звучит слово «уйти» применительно к операционной ране? Это выражение профессиональное. Завершение операции, послойное ушивание краев раны, выход из глубины раны на ее поверхность у нас, хирургов, называется «уходом из раны».
Сашина рана была «сухой» — сухой, значит, не кровоточащей! Операция завершилась при хороших показателях, и состояние Саши не вызывало опасения. С большим, массивным кровотечением, к сожалению, при операциях на позвоночнике приходится иметь дело не так уж редко, и мне оно не было в диковинку.
Саша находился еще на операционном столе, когда состояние его ухудшилось. Это наступило примерно через час после завершения операции. Сашу не увозили в палату, потому что было необходимо вывести его из состояния наркозного сна — это, во-первых, а во-вторых, раз было массивное кровотечение во время операции, лучше выждать, подержать пациента в условиях операционной, где удобнее принять необходимые меры, если в них возникнет надобность.
У Саши внезапно исчез пульс и снизилось артериальное давление. Кожные покровы побледнели. В правой половине грудной клетки была определена тупость, а при проколе ее стенки появилась кровь. Стало очевидно, что имеется кровотечение.
Я дважды вскрывал грудную клетку и осматривал место операции. После первой ревизии и прямого переливания крови состояние Саши как будто улучшилось, а затем ухудшилось вновь. После вторичного осмотра операционного поля и повторного переливания крови отчетливого улучшения не наступило. В ране я видел те изменения, о которых говорил вначале.
Саша погибал от фибринолиза — состояния, при котором кровь его потеряла способность свертываться…
Спасти его может только вливание больших количеств свежей донорской крови.
Но где взять почти в полночь доноров?! Не одного и не двух, а много — десятки! И не просто доноров, а доноров определенной группы крови с определенными свойствами! Ведь определять качества и свойства крови пришедших людей времени нет.
И тут я решаюсь. К телефону приглашается ответственный дежурный по телецентру. Так как руки мои стерильны, говорю в трубку, поднесенную к моему рту. Я прошу диктора прервать программу и обратиться в эфир к донорам второй группы с резус-положительными свойствами крови, попросить их немедленно прийти в клинику и помочь нам отстоять Сашину жизнь…
Через пять минут после выхода в эфир появился первый донор. Потом второй. Потом третий. А потом очень много…
Взято нужное количество крови. Тридцать человек доноров-добровольцев, готовых безвозмездно отдать свою кровь Саше, до утра сидели в приемной. Ждали, не понадобится ли их кровь? До утра раздавались звонки по телефону от доноров, живущих в отдалении от клиники, которые просили иметь их в виду, сообщали, что они приедут…
Нам удалось отстоять Сашину жизнь.
Саша стал чудесным молодым человеком. Он часто пишет мне и сообщает о себе. Он хорошо себя чувствует. У него хорошая стройная фигура. Он недавно приезжал и звал меня к себе в Самарканд в гости. Он очень хочет показать мне свой древний город…
Он появился в клинике как-то неожиданно. Полный, я бы сказал, тучноватый, но вместе с тем очень подвижный человек средних лет. Среднего роста, с чуть раскосыми глазами на круглом улыбчивом лице, он, казалось бы, вдруг заполнил всю клинику. Создавалось впечатление, что он одномоментно находится всюду — и в палатах, и в коридоре, и в ординаторской. Он очень быстро перезнакомился со всеми сотрудниками и многими пациентами. Постоянная улыбка на лице, чрезмерные общительность и подвижность в какой-то момент даже несколько насторожили меня.
При более близком знакомстве я узнал, что Эмиль работает фотокорреспондентом крупного среднеазиатского издательства. Видимо, профессия, связанная с частыми разъездами и необходимостью контактов со многими людьми, и сделала его таким общительным, улыбчивым, подвижным.
Он рассказал мне, что в последнее время у него появились неприятные, порой переходящие в боль, ощущения в подреберьи. Иногда эти боли локализовались сзади в области позвоночника, там, где расположены нижние ребра. При осмотре и обследовании пациента обычными клиническими методами было выявлено лишь незначительное ограничение подвижности в верхнем поясничном отделе позвоночника. Обычное и специальное рентгеновское исследование дополнило эти данные лишь тем, что в теле второго поясничного позвонка, больше справа от средней линии, была вытянутая в виде овала зона нарушения строения кости с неровными контурами и неравномерной структурой. Правые контуры тела позвонка представлялись несколько увеличенными в объеме по сравнению с левыми. Дополнительные специальные исследования ничего нового в диагностику болезни не внесли.
По мере наблюдения за Эмилем накапливалось все больше и больше данных в пользу опухолевого, скорее всего биологически доброкачественного, процесса в теле второго поясничного позвонка. Однако доброкачественный по своей природе процесс мог принять неблагоприятное течение. За это говорило появление болей на уровне верхнего поясничного отдела позвоночника.
Появление этих болей, возникших от сдавления спинномозгового корешка, расположенного на уровне второго поясничного позвонка, свидетельствовало о том, что опухолевый процесс уже вышел из контуров тела и контактировался с нервными корешками, частично сдавливая их. В последующем, если не оперировать Эмиля и не удалить пораженное тело позвонка, опухолевые ткани постепенно разрушат заднюю стенку тела позвонка, внедрятся в позвоночный канал и по мере роста начнут сдавливать спинной мозг. А это уже очень плохо. Это страшно. Это грозит тем, что Эмиль из очень подвижного, веселого и энергичного человека превратится в неподвижного, парализованного постельного больного. Сомнений в том, что Эмиля следует лечить оперативным вмешательством, у меня не возникало. Мне представлялось, что опухоль тела позвонка Эмиля относится к так называемым костным гемангиомам, опухолям, не столь редко поражающим кости скелета человека, в том числе и костную ткань позвоночника. В основе этих опухолей лежит рост мелких кровеносных сосудов, которые, разрастаясь, разрушают костную ткань, что приводит к целому ряду неприятностей.
Наличие такой опухоли в области позвоночника может привести к постепенно развивающемуся параличу: из-за сдавления спинного мозга растущими опухолевыми массами может возникнуть так называемый патологический перелом позвонка. В отличие от обычных переломов, патологическими называют переломы, которые возникают на фоне уже имеющегося патологического, чаще всего опухолевого процесса.
Смущало меня два обстоятельства. Первым из них была некоторая тучность пациента, что крайне затрудняло техническое выполнение операции — доступ к очагу болезни. Многие зарубежные хирурги, которые имеют опыт оперативных вмешательств на передних отделах позвоночника по различным поводам, но не по поводу гемангиомы, возводят тучность пациентов в ранг абсолютных противопоказаний и не лечат их оперативно. Второе обстоятельство было еще более серьезным. Гемангиому тела поясничного позвонка — болезнь, которой страдал Эмиль, — во всем мире не лечат оперативными методами. Лучшим способом лечения считается рентгенотерапия — облучение рентгеновскими лучами. Вопреки общепринятым взглядам и установкам, я разработал и осуществил на практике метод оперативного удаления пораженного гемангиомой тела позвонка и замещения его полноценным костным саженцем, взятым из тазовой кости пациента. Основанием для этого послужило следующее. Гемангиомы, поражающие кости скелета человека, легко доступные рукам хирурга, обычно лечат оперативно, то есть попросту удаляют весь пораженный отдел кости. Значит, дело не в принципиальном отрицательном отношении к оперативному лечению гемангиом тел позвонков, а в вынужденной необходимости лечить лучами рентгена из-за трудностей и опасностей, которые стоят на пути хирурга, пытающегося оперативным путем удалить пораженное гемангиомой тело позвонка. Трудности эти возникают из-за глубины залегания очага болезни и возможного кровотечения. Если бы не эти препятствия, то так же, как подобные опухоли других более легких локализаций, гемангиомы тел позвонков, наверное, все бы лечили оперативным методом, как наиболее надежным.
