— Денис, пойдем с нами играть!
— Не пойду… Мне неинтересно…
Ему не может быть интересно или нет, поскольку, во что мы будем играть, он даже не догадывается. А дело-то в том, что Денис не привык напрягаться. Чтобы понять условия игры, надо постараться это сделать. Но всё, что связано с умственной работой, вызывает у мальчика отрицательные эмоции. (Он пришёл в школу, не зная ни одной игры.)
С Денисом решаю просто: хватаю его в охапку (к вопросу — можно или нет ребенка принуждать), ставлю и круг и объясняю несколько раз правила игры. Начинаем играть — он увлекается, потому что всё понял. Теперь его и силой не увести.
И театр помог. Сценка ну прямо для Дениса: в меру простая, в меру «автобиографичная». И выучить легко, и сыграть нетрудно… почти самого себя. Но тут он испытывает воздействие общественного мнения и — что очень важно — косвенное: мы не Дениса осуждаем, а сценического Колю. А Денис у нас просто молодец! Он очень похоже сыграл упрямого Колю из стихотворения С. Погорельского «Коля-Николай».
Дети собираются играть. Коля в сторонке.
— Коля! Коля!
— Николай!
— С нами вместе погуляй!
— Не буду.
— Коля! Коля!
— Николай!
— С нами вместе поиграй!
— Не буду.
(Ребята совещаются.)
— Как его уговорить?
— А попробуем схитрить!
— Коля! Коля!
— Николай!
— С нами вместе не гуляй!
(Коля наконец заинтересовался.)
— Буду.
— Коля! Коля!
— Николай!
— С нами вместе не играй!
— Буду! (Подбегает, встает в круг.)
Ребята (с веселой иронией):
— Ай да Коля — молодец. Согласился наконец! Сыграл наш Денис на сцене раз, другой, заработал аплодисменты зрителей. Осудил этого Колю уже внутри себя, поскольку играл с хорошей долей насмешки.
— Кто хочет играть в новой сценке?
Сколько рук! Но выше всех — рука Дениса!
— Можно я?! Ну можно, а?!
Ему уже интересно, хотя он еще не знает, какие роли я собираюсь предложить.
Но вернемся к уроку. Объясняю ребятам задание. Чтобы его понять, надо по крайней мере напрячь внимание и постараться понять. Но беда в том, что многим детям, как и Денису, противна сама мысль о каком-либо умственном усилии. Они не хотят понять — так легче. (Младенец, пару раз попробовавший молоко из бутылочки с соской, отказывается от материнской груди: из неё молоко надо добывать, а из соски льется само, только рот подставляй).
Вот сидит Варя и не то что понимать, но и слушать меня не желает. Она так привыкла — делать то, что захочет сама. Сейчас вот пожелала написать упражнение в тетради, не зная задания. Захотела — сделала. Взяла ручку, пишет.
Я замолкаю, прервав объяснение. Повисает пауза, тяжёлая, как булыжник. Варя пишет, не реагируя на мой булыжник. Она ещё не понимает язык театра: пауза, жест, взгляд, нюанс интонации. И даже если я попытаюсь сейчас испепелить взглядом нарушительницу порядка, раскалив нервы до 1000 °C, она этого даже не заметит. Поберегу топливо…
— Варя, положи ручку.
Мимолётный взгляд в мою сторону, недовольное выражение лица. Продолжает писать. Все ждут.
Оставить её в покое? Потом все начнут выполнять задание, а Варя — донимать соседей вопросами: «А что делать? А как делать?» Шум выбьет всех из колеи. Добиться послушания? Но как? Девочка привыкла к сильным раздражителям и на слабые не реагирует. Да и на сильные не очень-то…
Мама кричит с балкона:
— Варюша, иди домой!
Та играет в песочнице, делает вид, что не слышит.
— Варя, я кому сказала, иди домой!
Ноль внимания. Мама добавляет децибелы:
— Тебе сколько раз говорить?! Сейчас же иди домой!!
Тот же результат. Мама вне себя:
— Варька, чёрт бы тебя побрал, до каких пор я буду кричать! Вот возьму ремень, спущусь во двор, тогда узнаешь!!!
— Сейчас, — отвечает дочь невозмутимо. — Доиграю и приду.
— Ах ты… (Тут идут слова, которые не рекомендуется применять в воспитательных целях, но тем не менее отдельные родители в отдельных случаях, когда слов не хватает…)
Варя встает, отряхивает руки. (Наконец-то объяснив ли доходчиво.)
— Иду (громко)! Вот пристала… (шепотом).
Там по крайней мере разнообразные слова, вокал фортиссимо, в перспективе — ремень. А тут у нас что? Спокойная учительница, говорит что-то такое негромко, ремня у нее нет. Да и любому ребенку известно: детей в школе бить нельзя. Так стоит ли ее слушать?
Надо научить ребят воспринимать мою речь, постоянно держать меня в поле зрения, видеть и понимать, быстро и гибко отзываться на изменение обстановки.
— Поиграем?
— Да! Да!
— Игра такая. Вы, сидя за партами, можете разговаривать, вертеться, прыгать, даже кричать и петь. Но как только я скажу «раз-два-три», вы должны сесть «образцово-показательно» — говорить буду тихо… Выигрывает тот ряд, который выполнит все быстро и точно.
Играют с упоением. Скачут и болтают, а сами краем глаза следят, краем уха слушают. Направлены на меня. Вот эту направленность, гибкую произвольную переключаемость торможения и активности мы и тренируем. С каждым разом упражнение усложняем: надо не просто «собрать» себя за партой и привести в приличное состояние, а примчаться из противоположного угла класса и при этом ни с кем не столкнуться. Так постепенно вырабатывается привычка.
Звонок на урок. Вхожу в класс — и меня замечают все. Но не сразу так стало получаться, а в несколько этапов. Вначале появились «переводчики». Вхожу, останавливаюсь у порога. В классе шум. Молчу. Жду. Но это только кажется, что молчу, я уже многое сказала взглядом, выражением лица. Более приметливые, «переводчики», уже «прочитали» и переключились. Другие оглядываются на них: в чем дело? Поняли, встали. Ну а третьих, тех, которые, кроме себя, не видят и не слышат вообще никого и ничего, попросту развернули и поставили сами ребята.
«Раз-два-три» — шесть секунд на перестройку, и класс готов к работе. Настраиваются охотно и весело, играючи.
В сентябре пришла ко мне домой Л. А., новый классный руководитель моих, теперь уже её, четвероклассников. Состояние её наводило на мысль о том, что сейчас будут прикончены все наличные запасы валерьянки в доме, она никак не могла успокоиться: плакала, жаловалась, возмущалась.
— Я с ними больше не могу! Они такие идиоты! Ничего не понимают! Я со всех сторон только и слышала: «Третий «Б» ах, третий «Б»! А они оказались такие… такие… Я на них кричу, кричу, уже голос сорвала, а им хоть бы хны! Меня вообще не замечают, вроде я — пустое место!
Знаешь, я никогда на них не то что не кричала — голоса не повышала. Криком и оскорблениями в человеке достоинство не вырастишь. Ты пробовала говорить с ребятами спокойно и уважительно, как ты говоришь в учительской?
— Нечего сравнивать! То учителя, а то дети. Какое там ещё уважение — они же шумят! Отношения были безнадежно испорчены с первого дня. Класс попал в трудные условия. Разъехались многие ребята (родители получили квартиры), уехала и Лена Щ., лидер, Остались 20 человек, да прибыло пополнение — 15 новеньких. Разных… Конфронтация с классным руководителем. Меня в школе уже нет. Но коллектив сумел выстоять и победить обстоятельства, заслужить уважение. «Доброжелательные, дружные, трудолюбивые, умелые, ответственные, учатся радостно и охотно» — так отзывались о ребятах учителя. Появился новый лидер — Таня М. (В V классе она уже возглавила пионерскую дружину.) Оказалось, что у многих ребят сформировалось замечательное качество: они не рвутся к власти, но в нужный момент могут взять на себя самое трудное, подставят плечо, выручат.
Через год ребят взяла Раиса Федоровна, прекрасный человек и педагог, а Л. А. нашла себя в пионерской работе, ведь она обладает многими ценными качествами, многое знает и умеет… Не может только управлять классным коллективом (ей давали и VIII, и V классы — везде такой же итог, так как действовала она только силовыми методами). А ведь этому можно научиться, хотя предмета такого — увы! — нет в вузе.
Знаю многих хороших учителей, которые до срока седеют, зарабатывают весь букет болезней, вырастающих на крепко политой нервной почве.
Как-то на курсах повышения квалификации преподаватель предложил нам игру: кто больше вспомнит и запишет слов на н за пять минут. Читали по очереди под горький смех остальных: почти у всех список открывался словами нарушение, наказание, наглядность, неприятность, неврастения. У кого что болит… А ведь вообще-то работа в школе — дело весёлое, радостное, если знать, как за него взяться. Обидно, что иные бегут из школы куда глаза глядят, и только потому, что не умеют управлять классом, не нашли с ребятами общего языка. Но это вопрос техники.
Порой технику общения заменяют совсем другими методами… Они позволяют создать видимость благополучия, тишь, гладь и божью благодать, к великой радости проверяющих всех рангов. А в глубине, силой загнанные под гладь, копятся и бурлят такие темные силы, что вместо божьей благодати вдруг высунутся наружу рога и запахнет серой.
