В своем ответе М. Неведомскому сам Михайловский это замечание его оставил без внимания (см. ст. Михайловского «О некоторых мнениях г. Неведомского» в издании «Последние соч.», т. 1, СПб., 1905, с. 94). Можно только гадать о том, имела ли статья М. Неведомского отношение к бахтинской формулировке. Предположение, что «трехчленность» формулы подсказана Бахтину самим Михайловским, кажется нам более вероятным. Такое впечатление, что для самого Бахтина необходимость присутствия в формуле подходов Михайловского правды-красоты (она у Бахтина — на первом месте) — вещь очевидная. И речь идет, вероятно, о всей сумме высказываний Михайловского, включая его высказывания по проблемам литературы и искусства, о том, в частности, как понимали эти проблемы современники Михайловского, в т. ч. Толстой, с которым Михайловский полемизировал, и как понимали их в предшествующие 40-е гг., с представителями которых Михайловский тоже полемизировал. Бахтин учитывал, видимо, и его мнения, и те высокие оценки конкретных художественных произведений, которые, в частности, совпадали с оценками самого Бахтина (см. ниже бахтинские оценки повести «Крейцерова соната» и рассказа «Хозяин и работник»: с. 258, 257). В последнюю очередь, как нам представляется, можно говорить о какого-либо рода ошибке: скорее всего, именно суть подходов Михайловского к явлениям культуры, как ее уловил Бахтин, позволила ему обобщить в этой лекции принцип этих подходов до «трехчленной формулы». Трудно в этом случае говорить и о возможной неточности самих записей.
30. Для сравнения см. с. 143 «Русской идеи» Бердяева в ук. выше сборнике (с. 587). См. также несколько слов о Михайловском и Соловьеве в теме «Соловьев» (с. 342).
31. Обращают внимание трижды подряд повторенные «они», «их», «для них», что в данном контексте воспринимается как подчеркивание дистанции, отделяющей от марксистов самого М.М.Б.
32. Ср. фрагмент из написанной Л. Мартовым главы «Общественные и умственные течения 70-х годов» (см. ук. на с. 590 IV том «Истории русской литературы XIX века», с. 29): «Ни Лавров, ни тем паче Бакунин не сказали бы, подобно Михайловскому: "Требуется предотвратить язву пролетариата, свирепствующую в Европе и угрожающую в будущем России. Излечение этой язвы мне всегда казалось такой тяжелой задачей, которая, по крайней мере, моему уму не по силам (разрядка Л. Мартова — комм.). Но в то же время я убедился, что предупреждение ее возможно, если только меры будут приняты во время"».
33. В ЗМ столь злободневные мысли появляются здесь впервые; потом, в записях лекций о литературе XX века, особенно послереволюционной, они будут встречаться чаще. О большевиках здесь М.М.Б. говорит так, как будто их уже нет или они где-то далеко. В каком-то смысле они, правда, и были далеко, если учесть, что лекция о Михайловском читалась еще в Витебске (примерно весной 1924 г.).
Интересно это место записей сравнить с содержанием письма В.Г.Короленко от 8 сентября 1908 г. Ф.Д.Батюшкову, решившему озаглавить свое предисловие к сочинениям А. И. Эртеля «Последний народник». Короленко пишет:
«Мне кажется, что для такого предисловия оно слишком "полемично". Последний народник. Что это значит? Это значит, что после Эртеля, который перестал писать в начале 90-хгодов, народничества уже не было. Ну, а что же сказать о кипучей полемике Михайловского и его товарищей с марксизмом, происходившей в середине и конце 90-х годов? Ведь многие и до сих пор считают, что это была борьба народничества, и так она изображалась самими марксистами. <…> Он (Михайловский — комм.) не "кончился" и теперь и долго еще не кончится: его громоздкие и дорогие книги теперь идут больше, чем шли при его жизни, и идут в молодежь. <л.> И противники приняли, что борясь с Михайловским, они борются с народничеством. Михайловский не возражал, потому что слово выражало до известной степени сущность спора: интересы народа как совокупности трудящихся классов, на одной стороне. Интересы одного промышленного пролетариата на другой. <…> Можно ли сказать, что это народничество убито, рассеяно, исчезло со сцены? Это провозглашают задорные марксисты, но не события последних лет, заставившие и их самих радикально изменить свои формулы по аграрному вопросу. Эти заявления — представляют просто крики: "победихомъ, победихомъ!" — которые ведь не всегда правильны» (см.: Короленко В. Г. Письма 1880–1921, Пг., 1922,с. 303–304).
В 1908 г. писать так о марксистах было естественно, но, как выяснилось, не слишком дальновидно. О Михайловском и марксистах сегодня см. в предисловии-диалоге М. Г. Петровой и В. Г. Хороса в книге Н. К. Михайловский. Литературная критика и воспоминания. М., Серия «История эстетики в памятниках и документах», 1995 (см. с. 15, 19, 27 (!) и др.). После 1917 года о Михайловском предельно мало написано, как и предельно скупо все это время Михайловский издавался.
34. 35. В этой последней фразе о сплошной подсудности особенно чувствуется автор ФП и угадывается причина его интереса к Михайловскому и явной симпатии к нему.
34. 35. В этой последней фразе о сплошной подсудности особенно чувствуется автор ФП и угадывается причина его интереса к Михайловскому и явной симпатии к нему.
36. Ср. сказанное о Толстом, Руссо и сентименталистах в статьях о Толстом (с. 176 и далее). Это простейший пример умения М.М.Б. разными способами описывать близкие по смыслу явления: если в лекциях Бахтин прямо (судить мы можем, конечно, только по записям) говорит о влиянии на Толстого и Руссо, и английских сентименталистов, выделяя Стерна, то в статьях-предисловиях Толстой — «последователь Руссо и ранних сентименталистов» (с. 176), «защитник традиций и принципов XVIII века, Руссо и ранних сентименталистов» (с. 185), снова последователь, но уже только Руссо, т. к. Руссо назван его предшественником (с. 192); наконец, Толстой только сопоставляется с Руссо, когда М.М.Б. пишет, что толстовская картина городской весны в «Воскресении» «не уступает сильнейшим страницам Руссо» (с. 193) — ни слова, таким образом, о влиянии. Для сопоставления: в СВР Толстой сначала назван просто в ряду с сентименталистами (ВЛЭ, 91), а потом сказано, что он — «наследник XVIII века, в особенности Руссо» (ВЛЭ, 96); в РВ, говоря о «идиллически-циклическом ингредиенте» романов становления и явном наличии его у Толстого, М.М.Б. в существенно более общем виде говорит о непосредственной связи его в этом отношении «с традициями XVIII века», т. е. опять-таки не прямо и не просто о влиянии на него этих традиций, как в лекциях; в Хрон. Толстой только упомянут (упомянут, собственно, его герой Оленин) в большом фрагменте, посвященном, главным образом, Руссо и руссоистской линии романа (ВЛЭ, 378–380). Если бы не существовало записей его лекций о Толстом, радикальная формула Бахтина, радикальная точка зрения Бахтина оказалась бы за пределами нашего представления о балтийском Толстом.
37. В «Прометее» (см. с. 562, 592) начало фрагмента напечатано со случайным пропуском одной машинописной строки, но пропуск этот меняет смысл сказанного на противоположный.
38. Последний абзац фрагмента можно рассматривать как один из возможных эпиграфов ко всей теме «Лев Толстой». Автобиографическую трилогию и ее героев М.М.Б. существенно упоминает в АГ (ЭСТ, 32, Ш), в СВР (ВЛЭ, 103), в РВ (ЭСТ, Щ вХрон. (ВЛЭ, 379).
39. К повести «Казаки», точнее, к дяде Брошке Бахтин возвращается во фрагменте «Хаджи Мурат», одном из последних фрагментов записей; см. также упом. дяди Брошки в ряду с Платоном Каратаевым «и др.» в Доп. (т. 5, 82) и упом. Оленина в Хрон. (ВЛЭ, 379). Повесть «Казаки» упом. в теме «Леонов».
40. Военные рассказы — не только сокращенное общее обозначение рассказов Толстого о кавказской и крымской войнах: под таким именно названием Толстой в 1856 г. издал сборник своих рассказов; полное название: «Военные рассказы графа Л. Н. Толстого». В сборник вошли и «Набег», и «Рубка леса» (трудно сказать, считает ли Бахтин очерками и их), и «Севастополь в декабре месяце», «Севастополь в мае», «Севастополь в августе 1855 года», которые имеются в виду в этом фрагменте прежде всего. Мало вероятно все же, что речь идет только о Севастопольских рассказах. Отдельно Севастопольские рассказы Бахтин упоминает в ПТД (с. 53). «Рубка леса» и Севастопольские рассказы упом. в теме «Леонов».
41. М.М.Б. полемизирует, по-видимому, с общим местом литературы о Толстом.
42. См. об изображении войны у Толстого во фрагменте «Война и мир» (с. 241); в том числе и военные рассказы Толстого имеются в виду в СВР (ВЛЭ, 210).
