Лотман Ю. М. Об одном читательском восприятии… С. 280—281.
ЛО ААН, ф. 108, оп. 2, ед. хр. 29, л. 15.
Современный прозаик Л. Бежин в повести с вызывающим названием "Бедная Лиза" заставляет своего героя отказаться от подлинной любви ради генеральской дочки. Элемент трезвой иронии и жесткости вносится в карамзинский сюжет тем, что Лиза изображается здесь как существо более чем сомнительных нравов и образа жизни.
Греч Н. И. Записки о моей жизни. М.; Л., 1930. С. 495.
РО ИРЛИ, ф. 265, оп. 3, ед. хр. 155, л. 1 об.
Рус. вестн. 1875. № 5. С. 125.
Парпура К. М. Двенадцать потерянных рублей. Спб., 1812. С. 3.
Шутки молодости (лат.).
Вестн. Европы. 1818. Ч. 100, № 13. С. 49.
Москва, или Исторический путеводитель по знаменитой столице Государства Российского. М., 1831. Ч. 4. С. 20. Интересно, что, как свидетельствует "Историческое описание Москвы" Н. Иванова (М., 1872. С. 211—212), отдельные надписи можно было прочитать на деревьях вплоть до 1870–х годов.
Живописное обозрение. 1837. Т. 3. С. 96.
Иванчин–Писарев Н. Д. Указ. соч. С. 54—55.
См.: Москвитянин. 1841. № 4. С. 493—494; 1844. № 9. С. 170. Пассек В. В. Историческое описание московского Симонова монастыря. М., 1847. С. 16, 33, 34 и др.
Загоскин М. Н. Москва и москвичи. М., 1848. Т. 3. С. 239—240.
Старчевский А. В. Николай Михайлович Карамзин. Спб., 1849. С. 87.
Вяземский П. А. Памяти Карамзина. Спб., 1866. С. 8.
Отеч. зап. 1880. № 9. С. 110.
Следующий за этими словами "Эпилог" сложно соотнесен с сюжетом поэмы, однако рассмотрение его увело бы нас слишком далеко от судьбы карамзинской повести.
Алексеев М. П. Заметки на полях // Временник пушкинской комиссии, 1973. Л., 1975. С. 90—94.
Ср.: Сурат И. 3. Бедный смотритель: О литературном фоне повести А. С. Пушкина // Литературные произведения XVII‑XIX веков в историческом и культурном контексте. М., 1985. С. 46—50.
Занятно, что мнимая крестьянка Анюта почти цитирует Карамзина: "Добрые люди, — сказала она, — могут выучить читать и писать, а чувствовать умеет и всякая крестьянка". Автор не ощущает того, как избранный им вариант сюжета вступает в противоречие с сентенцией героини. Вообще повесть В. В. Измайлова—блистательный опыт сидения между двух стульев: писателю надобно сгладить все острые углы — и Анюта оказывается дворянкой, а ее возлюбленный вступает с ней в законный брак, но одновременно нужна и трогательная, печальная развязка — приходится ни с того ни с сего уморить героиню неудачными родами.
Нам могут возразить, напомнив о столь долго сопровождающем Пушкина сюжете "Русалки". Не касаясь вопроса во всей его сложности, скажем, что родство "Бедной Лизы" и русалочьей легенды (известной во множестве фольклорных и литературных вариантов) вполне вероятно. Здесь мы сталкиваемся с мифологической общностью, рефлексы которой в поздней словесности могут причудливо ассоциироваться. Так, кстати, происходит и при отождествлении бедной Лизы с Офелией.
Смысловая энергия подобных "слов–символов" отнюдь не безгранична. Ассоциации ветшают, и понятие становится "пустым", навязчиво скучным. Так случилось и с "бедной Лизой" —и не только в добротных учебниках нашего времени. В сказке В. М. Шукшина "До третьих петухов" бедная Лиза—дуреха–ябедница, сующая свой нос куда не следует, яркий образчик мертвой героини из омертвелой книги. Видимо, именно утрата образом его мифологической энергии стимулирует сегодняшнюю театральную интерпретацию повести (М. Розовский) с ее установкой на изначальный карамзинский смысл. В то же время было бы слишком смело заявить об исчерпанности "мифологического" восприятия. Думается, имя любимой героини Ф. А. Абрамова многое определило в ее печальной судьбе: попытки Егорши соблазнить Лизу; Егорша, бросающий Лизу вскоре после свадьбы ("Пути–перепутья"); "грех" Лизы, отторгнувший ее от близких, и почти неизбежная гибель героини в финале тетралогии ("Дом"). Разумеется, речь идет об ассоциативных перекличках, лишь подкрепленных номинацией.
Об этом имени у Достоевского см.: Альтман М. С. Достоевский: По вехам имен. Саратов, 1975. С. 176—182.
Вестн. Европы. 1825. № 6. С. 110.
ОР ГБЛ, ф. 178, карт. 8184, ед. хр. 1, л. 159 об.
Вестн. Европы. 1825. № 6. С. 114.
Там же. № 10. С. 120.
Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник. Статьи. Л., 1979. С. 227.
Вестн. Европы. 1825. № 6. С. 113 —114.
Там же. С. 112.
Русская эпиграмма второй половины XVII — начала XX в. Л., 1975. С. 367.
Вестн. Европы. 1825. № 6. С. 112—113.
Там же. № 23/24. С. 207.
Там же. № 6. С. ИЗ.
Там же.
Кюхельбекер В. К. Указ. соч. С. 228.
Моск. телеграф. 1825. № 10. С. 2 ("Антикритика").
Там же.
Там же. С. 4.
Там же. 1833. Ч. 53. № 18. С. 249—250.
Пушкин А. С. Поли. собр. соч. М.; Л., 1937. Т. 13. С. 137.
Там же. С. 138.
Фамилия героя соотносится со всеми этими персонажами. Она построена на обыгрывании таких значений, как "блеск", "звон", "чад".
Аксаков С. Т. Биография М. Н. Загоскина. М., 1855. С. 13.
Загоскин М. Н. Поли. собр. соч. Спб., 1898. Т. 8. С. 213.
См., напр.: Нечкина М. В. Грибоедов и декабристы. М., 1951. С. 361.
Лотман Ю. М. Александр Сергеевич Пушкин: Биография писателя. Л., 1982. С. 119.
Так, из дневника А. Н. Вульфа известно, что Пушкину приходилось даже защищать комедию от едкой критики барона Дельвига, который не находил в "Горе…" "никакого достоинства", с чем Пушкин не соглашался (Пушкин и его современники. Пг., 1915. Вып. 21/22. С. 15). В своем роде показательна и реплика П. А. Плетнева, который в библиографическом отделе "Современника" (перешедшего к нему после смерти Пушкина) так отозвался об анонимной "комедии–шутке" "Утро после бала Фамусова, или Все старые знакомцы" (1844): "В виде пятого акта комедии Грибоедова "Горе от ума" неизвестный сочинитель издал свою комедию–шутку — и очень удачно выдержал ее. Своею шуткою он многих заставит задуматься… не выходит ли из этого чего‑нибудь в роде следующих заключений: 1) или новый автор своим талантом не отстал от старого; 2) или, в противном случае, безусловно признанное нами за высшую красоту требует пересмотра?" (Плетнев П. А. Сочинения и переписка. Спб., 1885. Т. 2. С. 469).
Наконец, приведем мнение о комедии П. А. Вяземского — тем более показательное, что он теснее других общался с Грибоедовым и, как уже отмечалось, в середине 1820–х годов мог рассматриваться как человек "грибоедовской партии". Мнение о "Горе от ума" было высказано в его монографии о Фонвизине, создававшейся в атмосфере тесных контактов с Пушкиным: "Сам герой комедии, молодой Чацкий, похож на Стародума. Благородство правил его почтенно; но способность, с которою он ex abrupto проповедует на каждый попавшийся ему текст, нередко утомительна… Ум, каков Чацкого, не есть завидный ни для себя, ни для других. В этом главный промах автора, что посреди глупцов разного свойства вывел он одного умного человека, да и то бешеного и скучного" (Вяземский П. А. Поли. собр. соч. Спб., 1880. Т. 5. С. 143). Характерно, что для подкрепления своих выводов Вяземский апеллирует к авторитету Пушкина и цитирует формулировку из пушкинского письма к нему: "Чацкий не умный человек, но Грибоедов очень умен".
