С этого момента правящие элиты не только США, но и Запада в целом, прилагают все усилия к тому, чтобы не допустить формирования Росси как самостоятельного субъекта стратегического действия. Когда эти усилия внутри нашей страны («болотный» проект) не увенчались успехом, упор был перенесен на внешнеполитическую арену. Ключевой момент «доктрины Обамы» состоит в том, что её невозможно реализовать без ликвидации России как реального и потенциального субъекта стратегического действия, без превращения нашей страны в политический объект, в инструмент для правящих элит Запада.
На войне как на войне
В уже упомянутом докладе экспертов Министерства обороны Великобритании «Глобальные стратегические тенденции – 2045» отмечено, что в прогнозируемый период Россия, скорее всего, будет оставаться сильнейшей державой европейского континента и будет сохранять значительные и боеспособные вооруженные силы для проведения региональных интервенций. Поэтому ключевой вопрос сегодня – это вопрос о неизбежности противоборства России с Западом. На этот счет нет единого мнения ни в российском политическом классе, ни среди экспертно-аналитического сообщества, ни внутри субъекта стратегического действия. Тем не менее, без ответа на этот вопрос, без понимания сути процессов, глубинной подоплеки событий, невозможно использовать энергию перемен в собственных интересах. Единственным уделом не знающего и не понимающего причин конфликта субъекта оказывается нескончаемая борьба со следствиями, потеря темпа и, в конечном счете, поражение. И – vae victus! («горе побежденным!», лат.)
Положительный или отрицательный ответ на вопрос о неизбежности противоборства России и Запада в значительной степени зависит от определения причин, его порождающих.
На поверхности лежат причины, существующие столько же, сколько существуют государства и противоречия между ними, обусловленные конкретикой текущего времени, конъюнктурой межгосударственных отношений, иногда – вплоть до особенностей личных контактов лидеров стран и блоков. Такого рода противоречия существовали, и будут существовать до тех пор, пока на международной арене имеются различные государственные акторы.
Однако они не объясняют очевидного и скачкообразного нарастания враждебности к России, Китаю, а в ближайшей перспективе – и к Индии со стороны значительной части элит США и Евросоюза, а также немалой части правящих кругов исламского мира.
В определенной степени обострение противоречий и ужесточение противоборств можно объяснить тем, что мы живем в условиях усложнения социальной, экономической, политической и культурной реальности. Нарастание сложности и разнообразия неминуемо ведет к расширению масштабов и обострению противоречий между различными акторами, включая государственные и негосударственные субъекты различного рода.
Однако, всё это – несомненно, серьезные, но не определяющие факторы ужесточения противоречий между Россией и значительной частью элиты США и Западной Европы. Уже многие исследователи [10] справедливо делают вывод о том, что столь стремительное нарастание отчуждения и враждебности между Россией и Западом не может быть объяснено лишь конъюнктурными соображениями, и предлагают свои объяснения для причинно-следственных связей наблюдаемых процессов. Как правило, эти причины они видят в исторической традиции, в принципиальной разнице культурно-цивилизационных кодов у основных акторов современного мира.
Бесспорно, такой подход справедлив и отчасти перспективен, однако он также не дает адекватного ответа на вопрос, почему обострение произошло «скачком» и именно сегодня, а не вчера или позавчера. На наш взгляд, ответ состоит в том, что причины кроются не только, а в значительной степени не столько в прошлом, сколько в будущем.
Сегодня мы живём в мире «черных лебедей» [11], «королевских драконов» [12] и других диковинных артефактов – в мире экспоненциально возрастающей неопределенности, динамичной турбулентности, ветвящихся и обостряющихся противоречий и конфликтов, где с каждым днем всё чаще фиксируются нелинейные эффекты, непредсказуемые последствия и резонансные процессы. На наших глазах усложняется, квантуется связь времен, изменяется сама природа и структура социального времени. Будущее перестает казаться линейным продолжением прошлого. То, что работало вчера, не всегда справляется с задачами дня нынешнего и уже очевидно будет неприменимо для решения завтрашних проблем. Исторические аналогии всё чаще и трагичнее подводят. Стратегии, которые трактуют будущее, как функцию настоящего, почти гарантированно являются проигрышными. Плывя по реке времени, мы можем определить или хотя бы предчувствовать приближение водопада, хотя выше по течению ни с чем подобным еще не сталкивались.
Несомненная нынешняя враждебность Запада к нашей стране связана с тем, что нынешнее российское государство и нынешнее российское общество являются результатом адаптации к мировому кризису позднего индустриализма. Мы уже прошли определенную часть своего тяжкого пути, приобрели неоценимый опыт и многому научились.
Традиционно катастрофу, постигшую Советский Союз, маркируют концом так называемого «короткого» ХХ века, начавшегося Первой Мировой войной и закончившегося в 1991 году. В рамках подобного подхода Советскую трагедию связывают в первую очередь с внешними происками, внутренним предательством и иными причинами такого же порядка. Отсюда делается закономерный вывод о том, что СССР проиграл США в «холодной войне» и был ликвидирован. Согласно взглядам сторонников подобной точки зрения, в результате этих событий на основе СССР образовалась конфигурация государств, которым суждено в исторической перспективе лишь угасать, подобно долгой гибели обломков Римской империи.
Известная доля истины в подобном взгляде на вещи присутствует. Однако она касается лишь поверхностных, верхних пластов исторической динамики и не ухватывает существа дела. По нашему мнению, СССР был наиболее сложным, высокоорганизованным и низкоэнтропийным [13] обществом своего времени. При всей отсталости некоторых секторов и отраслей хозяйства, Советский Союз обладал не только внушительным военным потенциалом, но и передовыми секторами науки и техники, развитым производством, собственным, отличным от других образом жизни населения. В этом плане крушение СССР представляло в главных и сущностных своих чертах не результат поражения в «холодной войне», в том числе из-за предательства элит (это было дополнительным, ускоряющим фактором), а следствие того, что СССР первый вступил в системный кризис мировой индустриальной системы.
Как убедительно не только показали, но и статистически доказали гениальные советские исследователи В.Глушков [14], П.Кузнецов [15] и С.Никаноров [16], Советский Союз, столкнувшись с системным кризисом сложности, разнообразия и, как следствие, управляемости, – не смог его разрешить и в результате дезинтегрировался. При этом произошло естественное для таких процессов упрощение воспроизводственных, экономических, социальных, политических и иных структур, а также их частичная деструкция.
Если подобный подход верен, а тому есть множество документальных доказательств и расчетных подтверждений, то Россия, при всей тяжести и трудности испытаний, которые выпали на ее долю за последние 25 лет, оказалась не в аръергарде, а, как это ни парадоксально, в авангарде мировой динамики. Россияне, население Белоруссии, Казахстана, не просто первыми вошли в фазу жизни в условиях тотального системного кризиса, не только смогли выжить, но и, более того, создать условия для перегруппировки и нового мобилизационного рывка. Иными словами, Россия, как государство и социум, является в настоящий момент самым «продвинутым» продуктом адаптации к системному, мировому кризису индустриализма. И в этом качестве наша страна получила эффективный иммунитет против системно-кризисных явлений с уникальными, пока еще в полной мере не осознанными и совершенно нереализованными преимуществами, которые связаны с умением жить и развиваться в условиях системного кризиса.
Всем другим мирохозяйственным системам и цивилизационным платформам еще предстоит пройти свой путь на Голгофу, столкнуться с жесточайшими последствиями кризиса мирового индустриализма, отягощенного деструкцией глобальной хозяйственно-финансовой системы и распадом универсального неолиберального жизненного устройства. Причем, избежать этого не удастся никому: ни Америке, ни ЕС, ни Китаю, ни Японии, ни другим странам мира.
Таким образом, геополитическая и геоэкономическая конкретика, коренящееся в исторической традиции несходство культурно-цивилизационных кодов и, наконец, принципиальная асимметрия потенциалов адаптации к существованию в условиях системного и структурного кризисов, – делают жесткое противостояние России и значительной части элит Соединенных Штатов и Европы практически безальтернативным и неотвратимым.
