Всем другим мирохозяйственным системам и цивилизационным платформам еще предстоит пройти свой путь на Голгофу, столкнуться с жесточайшими последствиями кризиса мирового индустриализма, отягощенного деструкцией глобальной хозяйственно-финансовой системы и распадом универсального неолиберального жизненного устройства. Причем, избежать этого не удастся никому: ни Америке, ни ЕС, ни Китаю, ни Японии, ни другим странам мира.
Таким образом, геополитическая и геоэкономическая конкретика, коренящееся в исторической традиции несходство культурно-цивилизационных кодов и, наконец, принципиальная асимметрия потенциалов адаптации к существованию в условиях системного и структурного кризисов, – делают жесткое противостояние России и значительной части элит Соединенных Штатов и Европы практически безальтернативным и неотвратимым.
Как долго продлится это противоборство? Представляется, что длительность «холодной войны 2.0» будет зависеть, прежде всего, от характера и динамики системного кризиса позднего капитализма в форме финансизма, существующего на базе глобальной индустриальной платформы и реализующего универсальное неолиберальное жизнеустройство.
Однако возникает вопрос: с кем конкретно противоборствует Россия? Зачастую противная сторона отождествляется с теми или иными странами, их союзами и даже с этническими группами или представителями тех или иных конфессий. Представляется, что это путь в тупик, поскольку поиск врагов по географическому, национальному, конфессиональному и другим подобным признакам не раз приводил нашу страну к серьезным неудачам и поражениям.
На наш взгляд, геостратегическим противником России выступает сегодня значительная часть правящей западной элиты и контролируемых ею структурных элементов не только западных обществ, но и всего мира, которые связали свою судьбу с финансизмом, проще – с «империей доллара». Отсюда следует, что, во-первых, любое противоборство с этой, внешней по отношению к нашей стране силой, автоматически предполагает и противоборство с теми социальными паттернами внутри России, которые объективно связывают свою жизнь с существованием финансизма.
А во-вторых, поскольку на Западе – так же, как и на Востоке, – отнюдь не все национальные и наднациональные паттерны связывают свое будущее с финансизмом и поздним индустриализмом, они объективно являются в той или иной мере, на тот или иной период времени, союзниками российского субъекта исторического действия. Поэтому, используя термин «Запад», надо всегда помнить, что Россия противоборствует не с Западом как таковым, а с определенными паттернами западных элит и социумов. Сводить сложность субъектов противоборства к теоретическим концептам, например, «народов моря и народов суши», к «исконно враждебным» между собой конфессиям, государствам и т. п., – является пропагандистским упрощением, крайне вредным на практике.
В условиях нарастающего системного кризиса позднего индустриального общества преимущественно капиталистического типа, война стала выполнять несколько иные функции, чем ранее, в чем-то на новом витке исторической спирали возвращаясь к своему первобытному прототипу. Она становится не только и не столько способом насильственного решения различного рода противоречий между субъектами мировой политики, к которым относятся как государственные, так и негосударственные акторы, сколько способом выиграть время и ресурсы для того, чтобы выжить в условиях системного кризиса, и, по возможности, перейти в следующую стадию. Для этого необходимы время, технологии, ресурсы, и что крайне важно, максимальное ослабление всех потенциальных конкурентов. Причем, лучшим способом ослабления является не нанесение им тотального поражения, а лишение их субъектности. Иными словами, превращение государств и негосударственных акторов в инструменты для достижения целей победителя.
Тем самым «холодная война 2.0», «холодная война нового типа», имеет со своим прототипом не больше общего, чем дельфин с ихтиозавром: форма почти идентична, но содержание принципиально иное.
Глобальное доминирование США: концепция, инструментарий, результаты
Без малого 25 лет назад, как уже не раз случалось в истории с разными политическими акторами, подавляющая часть американской правящей элиты приняла желаемое за действительное, приписав себе победу над Советским Союзом. Характерно, что книга П.Швейцера, долгие месяцы державшаяся в числе международных бестселлеров, получившая все возможные премии и переведенная на множество языков, включая русский, называлась «Победа» [17]. Она была написана на основе десятков интервью с видными фигурами из администрации Р.Рейгана, и частично – Дж. Буша-старшего, и рассматривалась как своего рода документальная летопись завершающего и ставшего самым успешным для США этапа «холодной войны».
В итоге иллюзии заместили собой реальность, что породило выдвижение американским правящим классом концепции безусловного глобального доминирования и однополюсного мира Pax Americana. Кстати, не далее, как летом 2014 года Б.Обама, не считаясь с опытом реализации этой концепции, по сути, подтвердил её верность тезисом об американской исключительности [18].
В сфере традиционных войн доктрина глобального доминирования должна была обеспечиваться инструментарием «сетецентрических» войн, в сфере культурно-информационной – инструментарием «мягкой силы», в сфере геополитической – инструментарием «управляемого хаоса», а для жесткого политического противоборства и наказания непокорных предусматривался инструментарий «цветных революций».
Поскольку сердцевиной концепции глобального доминирования являются Вооруженные Силы США, начать анализ целесообразно с так называемой сетецентрической революции в военном деле.
Авторами концепции сетецентрической войны считаются вице-адмирал Артур Себровски и старший офицер Джон Гарска. В 1998 году они опубликовали работу под названием «Сетецентрическая война: ее происхождение и будущее» [19]. Статья произвела эффект разоравшейся бомбы в военных и научных кругах США. Заложенные в ней идеи легли в основу перестройки американских вооруженных сил.
Нельзя не отметить, что основные принципы и многие конкретные направления сетецентрического способа ведения войны были разработаны более чем за 10 лет до американcких авторов Маршалом Советского Союза Н.В.Огарковым [20]. При этом, в отличие от американских теоретиков и практиков, он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что речь идет не о революции в военном деле или в методах ведения войны, а об объединении усилий средств разведки, управлении войсками и огневым поражением на основе новых методов сбора, обработки и передачи информации.
Российские военные эксперты Матвиенко Ю.А, Ковалев В.И. и Малинецкий Г.Г. в своей итоговой статье «Концепция «сетецентрической» войны для армии России: «множитель силы» или ментальная ловушка?» справедливо замечают, что сетецентрическая война «не может определять формы и виды ведения боевых действий, представляя собой лишь новую систему взглядов на управление вооруженными силами и боевыми средствами, ориентированную на достижение информационного превосходства над противником и предусматривающую увеличение их боевого потенциала за счёт создания единой информационно-коммуникационной сети, связывающей датчики (источники данных), лиц, принимающих решения и исполнителей (средства поражения), а не за счёт простого количественного наращивания боевых средств («платформ»), как это было принято при организации боевых действий до настоящего времени» [21].
Данная оценка базируется на реальных итогах военных кампаний последнего десятилетия с участием Вооруженных Сил США и их союзников, которые, несмотря на беспрецедентное использование информационных технологий, были, по большому счёту, плачевны. Об этом говорят иракская катастрофа, перешедшая сегодня в стадию формирования Исламского Государства (ранее Исламского Государства Ирака и Леванта); бесславный вывод американских и союзных войск из Афганистана, агрессия в Ливии с последующим затем убийством американского посла в Бенгази и сопутствующими этому событиями, и т. д. Практика убедительно показала, что само по себе насыщение вооруженных сил электронными технологиями, повышение роли систем сбора, обработки и передачи информации не может принести победу на поле боя, даже в противоборстве с иррегулярными формированиями и достаточно слабыми войсковыми подразделениями.
Обратимся теперь от сетецентрических войн к другим американским военным «новеллам» последних десятилетий. Среди них выделяется концепция «мягкой силы», которая в книге «Мягкая сила. Средства достижения успеха в мировой политике» [22] Джозефа Ная, относящегося к числу наиболее влиятельных представителей американского политического истеблишмента, раскрывается следующим образом: «Если Наполеон, распространявший идеи Французской революции, был обязан полагаться на штыки, то ныне, в случае с Америкой, жители Мюнхена, равно как и москвичи, сами стремятся к результатам, достигаемым лидером прогресса». И далее автор подчеркивает:
