общественное мнение. Нас интересует вопрос о том, как цифровизация изменила систему СМИ, которая управляет этой массовой коммуникацией. Технически и организационно довольно сложная система СМИ требует профессионалов, играющих
роль гейткиперов 55(как это сейчас называется) коммуникационных потоков, из которых граждане конденсируют общественное мнение. Этот штат «привратников» состоит из журналистов, работающих в службах новостей, СМИ и издательствах, то есть из профессионалов, выполняющих авторские, редакторские, редакционно-издательские и управленческие функции в медиа- и литературном бизнесе. Эти сотрудники обрабатывают и подают информацию (
Throughput) и вместе с компаниями, отвечающими за технологию производства и маркетинг, формируют
инфраструктуру публичной сферы, которая в итоге определяет два ключевых параметра публичной коммуникации –
охват общественности и делиберативное
качество медиапредложения. Насколько
инклюзивной будет на самом деле рецепция
публикуемых мнений, насколько
глубоко и основательно их воспримут «на выходе» читатели и слушатели,
трансформируются ли они в двух вышеупомянутых близких областях политической публичной сферы во влиятельное общественное мнение и, наконец, каким будет политический итог после оглашения результатов выборов, в конечном счете зависит от пользователей СМИ, а именно от их внимания, запросов, времени, которым они располагают, их образования и т. д.
Влияние цифровых медиа на новые структурные изменения в политической публичной сфере примерно с начала XXI века можно увидеть в масштабах и типах медиапотребления. Влияют ли эти изменения на делиберативное качество публичных дебатов – вопрос открытый. Как показывают исследования в области медиа, политологии и электоральной социологии – главным образом исследования явки избирателей и public ignorance 56, – значения этих двух измерений общественной коммуникации и раньше были далеко не удовлетворительны, но они обеспечивали демократические условия, не допуская кризисных явлений, угрожающих стабильности. Сегодня признаки политического регресса видны невооруженным глазом. О том, в какой степени этому способствует состояние политической публичной сферы, можно судить по инклюзивности формирования общественного мнения и рациональности мнений, отфильтрованных в публичной сфере. Очевидно, что эмпирический анализ этой второй переменной сталкивается с большими трудностями. Хотя данные об использовании СМИ доступны, такую теоретическую переменную, как «делиберативное качество», уже трудно операционализировать для оценки качества мнений, формируемых в отдельных органах в ходе коллективного обсуждения, таких как комитеты, парламенты или суды 57, тем более трудно – для нерегулируемых коммуникаций в масштабе национальных общественных сфер. Тем не менее долгосрочные сравнительные данные об использовании СМИ, основанные на независимой оценке качества действующих медиаформатов, позволяют нам судить об адекватности отражаемого в различных типах СМИ общественного мнения. Прежде чем продолжить рассмотрение этого вопроса, мы должны четко осознать революционный характер новых медиа. Ведь они представляют собой не просто расширение прежних медиауслуг, а новую веху в историческом развитии медиа, сравнимую с появлением книгопечатания.
После первого эволюционного перехода от устной традиции к письменной в период раннего Нового времени, с появлением механического печатного станка алфавитные знаки отделились от рукописного пергамента; подобным же образом, благодаря электронным цифровым технологиям, вот уже несколько десятилетий как символы двоичного кодирования вытеснили бумажные носители. Благодаря этим новейшим, столь же влиятельным инновациям, коммуникационные потоки нашего словоохотливого вида Homo sapiens с неслыханной скоростью распространились, активизировались и соединились, охватив сетью весь земной шар, а ретроспективно – и все эпохи мировой истории. С этим глобальным растворением границ в пространстве и времени потоки сообщений участились и одновременно, в соответствии с их задачами и содержанием, дифференцировались и умножились, а также, преодолев культурные и классовые границы, универсализировались. Новаторская идея, положившая начало этой третьей революции в коммуникационных технологиях, состояла в создании всемирной сети компьютеров, с помощью которой любой человек из любого места теперь мог общаться с любым человеком в любой точке на земле. Сначала новой технологией пользовались ученые, но в 1991 году Национальный научный фонд США принял решение дать доступ к этому изобретению частным пользователям, что подразумевало и коммерческое его использование. Это стало решающим шагом к созданию два года спустя World Wide Web – Всемирной паутины и обеспечило техническую основу для логического завершения развития коммуникационных технологий, которые в ходе человеческой истории постепенно преодолели первоначальное ограничение языковой коммуникации разговорами между присутствующими людьми и устным общением на расстоянии слышимости. Для многих сфер жизнедеятельности эта инновация несомненно открывает новые перспективы.
Но в демократической публичной сфере центробежное стирание границ ускоренной в одночасье коммуникации с любым количеством участников на любом расстоянии создает неоднозначное внутреннее напряжение; поскольку эта сфера, вращаясь вокруг дееспособных государственных учреждений, пока ограничена территориями национальных государств 58. Стирание границ и ускорение возможностей коммуникации, а также расширение круга публично обсуждаемых событий, несомненно, выгодны и для политических обывателей. Мир стал доступен на домашнем экране. В содержании печатной продукции, радио- и телепрограмм, когда их получают на смартфон, ничего не меняется. И когда фильмы производятся для потоковых сервисов, таких как Netflix, это может привести к интересным изменениям в эстетике восприятия; но изменение восприятия и прискорбное обеднение кинематографа уже давно подготовлены конкуренцией со стороны телевидения. С другой стороны, новая технология, обладая очевидными преимуществами, оказывает и весьма неоднозначное и, возможно, разрушительное воздействие на политическую публичную сферу в национальном масштабе. Это зависит от того, как потребители новых медиа пользуются предоставленными им безграничными возможностями подключений, то есть «платформ» для установления связей с любыми адресатами.
Этот платформенный характер медиаструктуры публичной сферы и есть собственно то, что является новым в новых медиа. Потому что, с одной стороны, они избавляются от посредничества журналистов, играющих роль модераторов, а равно и от необходимости формировать повестку, чем занимались старые СМИ; с этой точки зрения новые медиа не являются «медиа» в прежнем смысле. Они радикально меняют модель коммуникации, которая до недавних пор преобладала в публичной сфере. В сущности, они дают возможность всем потенциальным пользователям стать независимыми и равноправными авторами. «Новые» медиа отличаются от традиционных тем, что технология, которую применяют цифровые компании, открывает перед потенциальными пользователями неограниченные возможности цифровых соцсетей как чистого листа для публикации их собственного коммуникативного контента. В отличие от классических служб новостей или редакций в печатных СМИ, на радио или телевидении, они не несут ответственности за собственные «передачи», то есть за коммуникативный контент, который традиционно создают профессионалы и фильтруют в редакциях. Они не производят, не редактируют и не отбирают, но, устанавливая новые связи в качестве «безответственных» посредников в глобальной сети, инициируя и активизируя дискурсы с непредсказуемым содержанием при случайном умножении и форсировании неожиданных контактов, они глубоко меняют характер публичной коммуникации.
Традиционные медиа устанавливают линейную и одностороннюю связь между производителем и потенциальными потребителями медиаконтента; обе стороны сталкиваются друг с другом в разных ролях, а именно: как публично идентифицируемые или
