Во все времена спецслужбы из разных стран роднило, объединяло именно такое отношение к воспитанию агентов. На нем и сейчас держится политический сыск.
Плод деятельности агента – агентурное сообщение. Но в чем тогда разница между доносительством и агентурной деятельностью? С. А. Королев в книге «Донос в России» утверждает, что в течение столетий донос не считался на Руси чем-то зазорным; скорее, доносительство можно рассматривать как норму взаимоотношений индивида и государства, норму не политическую и не социальную, а как некое общепринятое правило поведения в рамках достаточно жесткой технологии власти [3,35]. Петр I создал институт фискалов для борьбы с должностными злоупотреблениями, что, конечно, способствовало распространению доносительства среди простых людей. И. Сталин ввел за недоносительство уголовное наказание (ст. 58–12 Уголовного кодекса РСФСР), чем придал политический статус такой форме отношений человека с властью. Тем не менее эта форма больше находилась в нравственной сфере. Каждый гражданин в меру остроты своих интересов, страха, своего понимания морали, отношений с властью, с господствующей идеологией сам решал, становиться ли ему доносчиком. Иное дело агент, человек добровольно или в силу обстоятельств, но осознанно связавший себя со спецслужбами, взявший обязательство информировать органы безопасности об определенных процессах в той или иной среде. Эта деятельность осуществляется под руководством оперативного работника и нацелена на определенные явления, связанные с технологией власти. А технология власти «работает» на социальный контроль масс. Для этого власть соответствующим образом организует свое пространство, «формирует» его, рассекает на «квадраты» и «сектора», – по выражению С. А. Королева. В этом и заключается технология контроля.
Примером могут служить донесения руководителей групп по спецработе в Москве за 1941–1942 гг. Эти группы фиксировали разговоры в очередях у магазинов, на фабриках и заводах, в трамваях и банях, т. е. в тех же «квадратах» и «секторах». Как справедливо отмечал С. А. Королев, власть путем выборочного, но, несмотря на экстремальные обстоятельства, систематического контроля всех сколько-нибудь важных мест скоплений людей обеспечивает тотальный контроль пространства и стремится создать абсолютно полное представление об информации, циркулирующей в этом пространстве – это пространство становится для власти абсолютно прозрачным.
Заметим, что в данном случае речь идет о тоталитарном обществе. В либеральном обществе «квадраты» и «сектора» контроля исследуются чаще всего социологическими службами, но и спецслужбы тоже не спят. Например, во Франции в наши дни полицейская разведслужба постоянно информирует высшую власть о настроениях общественности. Ее агенты и осведомители действуют во всех департаментах и выясняют отношение французов к правительственным решениям. Предмет особого интереса – ситуация в экстремистских организациях, сектах, во взрывоопасных местах проживания иностранных рабочих.
Спорные мнения существуют о провокации как методе политического сыска. Словарь определяет провокацию как «предательские действия тайных агентов полиции, проникших в революционные организации с целью информирования политической полиции о деятельности революционеров, выдачи полиции лучших работников, а также с целью вызова революционных организаций на такие действия, которые ведут к их разгрому» [6,581]. Но в обстоятельном труде историка А. Ф. Возного «Петрашевский и царская тайная полиция» читаем, что главное дело агента, проникшего в организацию, не осведомлять и информировать, а побуждать своими действиями революционеров к невыгодным для них действиям с целью их разоблачения и ареста [4, 60]. В этом и есть провокация в чистом виде.
В России XIX в. осведомители и провокаторы, часто в одном лице, хотя и служили по одному ведомству – политическому сыску, но по разным его департаментам. Собирать информацию, выяснять намерения, мнения, настроения, осведомлять – важнейшая забота политической спецслужбы. Но предотвратить преступление противников режима или организации, погрузить ее в дрязги, склоки и интриги, развалить изнутри, а то и подтолкнуть к противоправным действиям и создать основания для ареста ее активистов – это уже сверхзадача для спецслужбы, требующая мастеров сыска и стратегического мышления от ее руководителей. История оставила нам имена таких мастеров из разных эпох и социальных систем. В XIX и XX столетиях это Судейкин, Зубатов, Герасимов, Дзержинский, Гувер, Даллес.
Что сделал Г.П.Судейкин для России? К середине XIX в., когда республиканские идеи овладели умами русских интеллектуалов, в Россию из Западной Европы докатилась полицейская провокация. И не была воспринята. Либералы из окружения Александра II сочли ее слишком грязным предприятием. И лишь самоотверженная настойчивость жандармского полковника Судейкина довершила дело: с его легкой руки российский политический сыск овладел искусством провокации, искусством массовой вербовки и внедрения агентов в революционные организации. Он – несомненная звезда в сыскном деле.
С этого времени провокация в России прочно утвердились как метод политического сыска. Если в других странах она применялась только в отдельные периоды, а потому не могла создать прочной традиции, в России непрерывная и все более ожесточенная борьба правительства в течение целого столетия против нараставшего революционного движения привела к тому, что провокация сложилась здесь в стройную законченную систему, над «научной» разработкой которой бились «лучшие головы» полицейского сыска [4, 18]. Это был своего рода орден российских мастеров провокации, со своим стилем, традициями, легендами, героями. Каждый рождал свою школу. Начальник Московского охранного отделения С. В. Зубатов, впитав судейкинский опыт, развил его по линии продвижения агентов в высшие сферы революционных партий и движений, чтобы потом, пользуясь полученной от них информацией, осуществить массовый арест партийных вождей. А. В. Герасимов, в 1905–1911 гг. – начальник Петербургского охранного отделения, ярый оппонент Зубатова, напротив, использовал агентуру для контроля за деятельностью революционных партий. Вдохновленный делами Судейкина и Зубатова, Герасимов стремился создать такую систему политического сыска, чтобы все центры всех революционных организаций находились как бы под стеклянным колпаком, чтобы каждый шаг партийных организаций был известен полиции, которая решает, какая деятельность с ее точки зрения менее опасна и поэтому ей не следует препятствовать, а какая вредна – и должна быть пресечена в корне. Именно полиция определяет, кто из членов организации может писать прокламации и выступать с речами на митингах, исходя из того, кто менее талантлив и чьи выступления производят меньше впечатления [4, 168].
В 1917 г. после Февральской революции даже остатки разгромленных архивов охранки позволили увидеть масштабы политического сыска. На герасимовский «колпак» работало около 6,5 тыс. агентов, сотрудников охранных отделений и жандармских управлений. И среди них видные партийные лидеры и функционеры. Самые выдающиеся у большевиков – Р. В. Малиновский (автор 88 агентурных сообщений), у эсэров – Е. Ф. Азеф. Но и «колпак» не мог остановить революционное брожение. Масштабам сыска противостоял масштаб революционных партий, их выступлений, их влияния.
У провокации как явления есть цель, объект и форма осуществления. Она планируется, имеет свой сценарий, свой псевдодокумент – текст. Чтобы ложное сообщение было принято за истинное, надо сохранить веру адресата в правдивость сообщения, т. е. обман выдать за правду. И здесь главный прием обмана – это феномен полуправды. То есть обманный, провокационный текст включает в себя крупицы правдивых фактов, а также домыслы, искажения, недоговоренную правду и прямую ложь. Для подготовки такого материала необходима хорошая информационная база данных. Богатая, разносторонняя база данных – кладезь для организаторов провокаций, для разрушителей политической культуры и политических элит.
Одно из самых мощных орудий провокации – использование средств массовой информации. В тоталитарных и авторитарных обществах они используются от имени государства, его органов. Как это было, например, в 1930—1940-е годы, когда все газеты Советского Союза печатали материалы политических процессов, публицистические статьи о врагах народа. В демократических обществах пресса, радио, телевидение используются выборочно, исходя из занимаемых ими позиций. Провокационные акции, по сути, становятся частью политической культуры общества, превращая ее в антикультуру, способствуя размыванию нравственных ориентиров, хаосу и дезориентации граждан, вырабатывая стойкую аллергию к политической жизни.
