30 сентября В этот четверг я подписал приказ о переводе Компании на работу в чрезвычайном режиме. Была усилена охрана, установлено круглосуточное дежурство всех технических служб и служебного транспорта, созданы оперативно-информационные команды, работавшие в круглосуточном режиме. Генеральный директор Компании Анатолий Лысенко, человек спокойный и флегматичный, счел эту меру скорее проявлением моей эмоциональности. Однако возражать не стал, подчеркнув, что режим может быть более мягким, с правом дежурства дома.
1 октября Пятница прошла достаточно нервозно. Никаких особых событий не случилось. Увеличилось количество митингующих. Митинги были спонтанными, не особенно многочисленными, но злыми. К этому следует добавить несколько вылазок в вечерние часы с попыткой захвата ИТАР-ТАСС. Все эти действия, скорее, напоминали психологические атаки, прощупывание.
Виталий Игнатенко, руководитель ИТАР-ТАСС, позвонил мне вечером. Пожаловался — главный центр информационной связи страны охраняют несколько вахтеров, и добиться от министра внутренних дел Ерина какой-либо помощи в усилении охраны он не в состоянии. Вообще поведение милиции в эти дни, как и руководства КГБ, было малообъяснимым.
2 октября Предчувствие нас не обмануло. В субботу на Смоленской площади, у станции метро «Смоленская», произошло одно из самых ожесточенных столкновений. Все было: баррикады, перевернутые машины, спецназ, ОМОН, водометы и даже пожар. Противоречивые цифры раненых и покалеченных.
Я вместе с генеральным директором находился на работе. Информация поступала прямо с места событий, техническая неоснащенность корреспондентов раздражала до крайности. Не было даже радиотелефонов. Поступающую информацию приходилось все время перепроверять. Было такое впечатление, что мы погружаемся в мир слухов. Любая информация казалась недостоверной. В эти дни во мне, как в писателе и редакторе с многолетним опытом, боролись два начала: редакторское и авторское. Как редактор и политик я все время успокаивал себя: «Сдержанность, главное, сдержанность. И без того все воспалено до предела. Никаких комментариев, только факты». Но во мне говорил и другой голос: «Катастрофа накатывается как лавина. Не проморгать, успеть предупредить». В кругу коллег уже в субботу вечером я сказал:
— Столкновение на Смоленской площади похоже на генеральную репетицию. Что-то у них не получилось. Завтра мало дождаться, его надо пережить.
Мне показалось, что я разгадал план Макашова, а может быть, Ачалова или Баранникова. Тот факт, что Смоленская площадь практически соседствует с Белым домом и именно там произошли беспорядки, нельзя рассматривать как случайное совпадение. Не исключено, что главные события должны были произойти в субботу. Задача непримиримой оппозиции была простой организовать столкновения в непосредственной близости от Белого дома, в районе, который не относится к разряду неблагополучны. Лучше всего, чтобы это было место, где беспорядки раньше не случались. Центр города, старый Арбат, субботнее гуляние… Народу много, все расположены к веселью и отдыху. И вдруг близкая и кровопролитная схватка, перевернутые машины и водометы. Зачинщики беспорядков получили жесткое задание: раскачать толпу до истерического состояния, чтобы милиция и ОМОН запросили подкрепления. По упрощенной и естественной схеме дополнительные силы будут переброшены из близлежащих районов города. Таким районом можно считать район Белого дома. И вот тогда на ослабленные кордоны милиции двинутся главные силы путчистов, ведомые и подстрекаемые Анпиловым и Константиновым. Они прорвут блокаду (численное преобладание толпы очевидно), соединятся с силами защитников, а дальше… А дальше произойдет то, что произошло на следующий день, в воскресенье. Субботний замысел не удался. Ерин оцепление вокруг Белого дома не ослабил, не заменил части, хотя это следовало сделать. Психологическая усталость частей ОМОНа, окружающих Белый дом, была заметна невооруженным глазом. Не усиленной оказалась московская милиция значимым пополнением из других частей. Полурастерянность, немобилизованность нашей милиции наводили на грустные размышления. Многолетно правоохранительные органы имели дело с послушным народом, и вся атрибутика: лагеря, пересыльные тюрьмы, Лубянка, создали не только образ всесильных правоохранительных органов, но и стиль взаимоотношений с ними. Наша милиция уже шестьдесят лет не противостояла разбушевавшейся толпе. Она всегда сопровождала толпу организованную: праздничные демонстрации, футбольных болельщиков. У нас даже водометов не оказалось. «Моя милиция меня бережет». Звучит как притча. Мы просто не учли, не разобрались, что начальный этап демократического развития одарил нас иной философией, иными нормами поведения. В этом смысле преступность есть величина, сопутствующая плюрализму, свободе, демократии. Плюрализм всеохватен. Вор пользуется возможностями демократии с не меньшей изобретательностью, чем директор завода или депутат. Один привык к привилегиям и в их отсутствие страдает, другой создает привилегии ловкостью рук и пользуясь отсутствием закона. Сейчас мы говорим вслух об экономической амнистии. Денег у государства нет. Демократия ещё не оснастилась способностью производить. Пока она профессиональна только на ниве разрушения, на придании проклятию тоталитарного прошлого. «Мы наш, мы новый мир построим» — это ещё впереди. «Закон должен разрешить отмыть черные деньги, пустить их на развитие производства». Тоже из категории иллюзорных заблуждений. Отмыть отмоют, а вкладывать куда-либо подождут.
Однако вернемся к событиям первой октябрьской субботы 93-го года. Схватка на Смоленской площади потому и затянулась. Беспорядок гасили малыми силами, опасаясь ослабить другие болевые точки в городе. Утро 3 октября не предвещало беды. Состоялось богослужение в соборе Василия Блаженного. Высокие лица государства со свечками в руках были запечатлены во всех информационных программах. Многие посчитали, что оппозиция выдохлась в субботней схватке и воскресенью достанется лишь остаточный пар эмоций. Митинг у парка Горького. Еще где-нибудь подемонстрируют свой протест. У Белого дома поиграют мускулами и разойдутся. Где-то в начале первого я распрощался со своим заместителем Анатолием Лысенко: ему нездоровилось и он поехал домой со словами: «Кажется, все спокойно». Ни я, ни он ещё не знали, что получасом позже в районе площади Свободной России будет прорвано кольцо ОМОНа и вооруженные формирования, сосредоточенные в Белом доме, начнут штурм мэрии.
Сам факт штурма мэрии казался диким и нелепым. Зачем? Но очевидное и кажущееся, как правило, понятия несовместимые. Я немедленно собрал у себя в кабинете руководителей технических служб. Мы проанализировали ситуацию, посетовали на недостаточность охраны (в Компании находилось около 40 милиционеров с 15 автоматами). Программа «Вести», вышедшая в 14 часов, и материалы, поступившие на радио, лишь подтвердили, что события вокруг Белого дома приобретают драматический характер. Штурм мэрии увенчался успехом. Мятежники захватили четыре этажа, оттеснив охрану мэрии на седьмой этаж. Надо заметить, что все видеоматериалы, передающие эти события, засвидетельствовали факты мародерства, когда захватившие мэрию вытаскивали телевизоры и растаскивали компьютеры, пишущие машинки. Потом мы узнали подробности и увидели парламентский балкон, на котором ораторствовали опьяненные победой Руцкой и Хасбулатов, призывая к штурму «Останкино» и Кремля.
Ранее, в четверг, очень поздно, где-то в половине первого ночи, раздался телефонный звонок. По характеру сигнала я понял, что это межгород. Каково же было мое удивление, когда в трубке я узнал голос Югина, заместителя председателя парламентского комитета по средствам массовой информации. Югин мне сообщил, что я приглашаюсь на заседание съезда. Депутаты хотели бы определить степень моей вины за информационную блокаду, в которой находится Белый дом. Любопытно, что именно в четверг мы записали группу депутатов, которые высказали свое мнение о происходящих событиях, среди них были и те, кто покинул Белый дом, и те, кто в нем остался. Но материал был ценен не откровением депутатов. Мы предполагали этот материал поставить в эфир в пятницу. Я сказал Югину, что информация о событиях, происходящих внутри Белого дома, постоянно присутствует на телеэкране. Парламент, а значит и съезд, Указом Президента распущен, назначены новые выборы. А значит, участие экс-депутатов в теле — и радиопередачах, как это было прежде, попросту нереально.
— Начинается предвыборная кампания, милости просим! — закончил я разговор раздраженным призывом. — Кончайте же это томление мстительным бездельем. Работать надо, мужики.
(Когда я заканчивал эту книгу, спустя восемь месяцев после октябрьских событий, в прокуратуре России я узнал об указе А. В. Руцкого. Указ был подписан в тот самый четверг. Из указа следовало, что я отстраняюсь от своих обязанностей и новым председателем Всероссийской телерадиокомпании назначается Виктор Югин).
