Порой огонь этот остывает. В последний раз он, конечно, всерьез зажегся в ходе Великой Октябрьской социалистической революции, когда русский народ, все народы империи, действительно воспламенившись, двинули человечество вперед.
Иногда, чтобы погасить этот огонь, используют его альтернативу. «Весна-красна», — поется в песнях, но есть еще «черная весна» («black spring»). Вот такой черной весной был фашизм, с помощью которого хотели погасить огонь навсегда. Но оказалось, что с помощью фашизма огонь, по крайней мере на нашей территории, погасить не удается. И тогда изобрели другое: вот это самое «онямнямывание», «озайчикование», этот консьюмериат общества потребления, дешевых соблазнов, мещанства, атомизацию, войну всех против всех — все эти блюда предложили в виде великого счастья. На них польстились, и сейчас мы пожинаем плоды.
Значит ли это, что история закончилась совсем? Известный американский политолог и философ Фрэнсис Фукуяма написал давным-давно, лет двадцать назад, статью «Конец истории», в которой никакого особенного содержания не было, но она очень увлекла всех, потому что всем хотелось этого конца истории. Потому что конец истории — это и есть начало игры.
У Гессе есть такой роман «Игра в бисер». Когда кончается история, начинается игра, игра элит. И нет ничего, кроме этой игры. Не так давно еще казалось, что игра и будет нашим всем, ибо народ уснул или оказался онямнямлен окончательно. Но это была иллюзия.
Страшный удар, нанесенный по Идеальному народа, по его внутренней истории, тому, что Мигель де Унамуно называл интраисторией, по его ядру культуры, которое так хотелось раздробить господину Ракитову, одному из советников Ельцина, и всем, кто стоял за господином Ракитовым, — этот страшный удар не смог уничтожить наш народ до конца.
Совершены определенные преступные действия, налицо определенные повреждения, иногда очень глубокие, но окончательного уничтожения не произошло. Это вызывает страшную ярость. Поэтому, в частности, поднимается новая волна ненависти и новое желание уничтожить все окончательно.
Конспирология есть страшная ловушка, согласно которой ничего, кроме игры, нет вообще, есть только игра. Значит, нет маленького человека как героя истории. Нет у него никакого шанса стать чем-либо, кроме «ням-ням». Его просто нет. И достаточно внушить ему, что его нет, вообще нет…
В моем театре шел когда-то спектакль «Воспитание по доктору Споку» (сценарий был написан по одноименному произведению Василия Белова). Герою этого спектакля все время говорили: «Побольше юмора, старик, будь спок», — то есть будь зайчиком. Постепенно он спивается и по любому поводу хочет юморить. Так вот, там в какой-то момент вспоминается ранняя история этого человека. Эта история состоит в том, что он мальчиком-детдомовцем пытался получить на себя какие-то документы в каком-то ведомстве… Перед ним — страшная тетка, он плачет, просит документы, а тетка ищет все по каким-то ящикам, потом поворачивается, как Баба-Яга, и говорит ему: «Нигде тебя нет».
И он как-то запоминает, что его просто нет. Ему раз и навсегда внушают: «Ты маленький, и ты никогда не будешь другим. Ты зайчик, и ты никогда не станешь ежиком, ты „ням-ням“, и это навсегда, это forever. Ничего другого быть не может».
К сожалению, приходится констатировать, что вызовы, стоящие перед нашей страной, столь велики на сегодня, а желание ее добить столь неистово и носит столь изощренный характер, что нет другого выхода, кроме как технологизировать все, что касается превращения из зайчиков в ежиков, из «ням-ням» в нечто противоположное. Это надо технологизировать. Нельзя быть филином и не говорить, как именно это делается: «Это тактика, а я стратег, и меня это не касается». Нет, нет и нет! Только тактика здесь и важна. То, как это делается, намного важнее констатации того, что это надо делать. Но ведь и констатация необходима.
Технология-то и заключается в том, что ты вдруг понимаешь, что нет альтернатив этому. Что так надо. Что это твой жизненный путь, это твоя судьба и что это хорошо.
В связи с тем, что мы начали уже конкретную политическую борьбу с противниками, весьма опасными и ставящими перед собой весьма масштабные политические цели, мы удостоились захаживания на наш сайт и вполне грязнотехнологических структур с очень ясными адресатами. Уже очень ясно, кто это.
В частности, все время говорится: «Кто стоит за спиной Кургиняна, чей он проект?» И так далее, и тому подобное. Конспирация… А что это за конспирация? Какие силы, какие могущественные структуры? «Ну, ведь вы же все понимаете, что иначе не бывает». Это, например, обсуждается в связи с программой «Суд времени».
Так вот, программа «Суд времени», замысленная определенными тележурналистами, достаточно крупными, была мне предложена в таком формате, что, если бы этот формат был принят, никто бы ничего не обсуждал. Была бы очередная потеха, и ничего больше. Я воспротивился, у журналистов хватило ума вступить в диалог. Они сами были высокопрофессиональны и могли предлагать что-то новое. В результате, в ходе этого диалога, родилась качественно другая передача. Возникли структуры, серии, был скорректирован состав участников. Поэтому смешно и противно слушать о том, что это было «придумано, запущено». Уж моим ли коллегам, которые в этом во всем участвовали и преобразовывали эту передачу из одного формата в другой, этого не знать.
Далее, это нужно было все выдержать. Нужно было, чтобы люди, находящиеся рядом с тобой, освоили для себя фактически новую профессию — полемику по ключевым конкретным вопросам истории. Нужно было выдержать это самому и так далее. Нужно было что-то сделать.
Начните что-то делать. Конкретно. Шаг за шагом. И постепенно заячья природа превратится в природу ежика. Если, конечно, эти действия будут носить характер тотальной жертвы на алтарь великого дела. Будут, будут эти преобразования. А когда они будут — вам начнет что-то удаваться, то пошляки и идиоты будут рассуждать о том, какие за вами стоят силы и как эти силы к чему-нибудь пристраиваются.
Что является первым шагом на этом пути? — отказ от тех форм жизни, которые неизбежно делают тебя «ням-ням», которые засасывают тебя, как болото, которые заворачивают тебя в какие-то определенные нисходящие воронки. Вот ты чувствуешь уже, что если поживешь так еще пару — тройку лет, то потом тебе и не будет никуда хотеться. Потом ты будешь всем говорить: «Ну и что, что я зайчик? Зайчик — это самое лучшее существо на свете. Ну, съедят и съедят, в конце концов. Не надо меня пугать. Это все торговля страхом. Бизнес на катастрофе. Все мы рано или поздно умрем. Уж побегаю как следует, повиляю хвостиком».
У каждого человека есть период, когда его еще не засосало. Когда он понимает, что еще может из зайчика стать ежиком, когда он понимает, что может выйти из «ням-ням», что может начать этот свой, как говорят в исламе, джихад (там говорят, что джихад внешний, джихад меча, малый джихад — это только часть большого джихада — джихада духа). Вот человек еще готов к этому. Он еще понимает, что в нем что-то есть такое, что требует реализации и отказ от чего есть капитуляция. Что после капитуляции жизни не будет. Счастья не будет. Будет удовольствие. А это разные вещи.
Счастье — это одно. Радость великая, которая существует, когда ты движешься к тому, что является твоим же идеальным, — это одно. А удовольствие — это другое. Когда потеряна эта радость, это счастье, то потом начнут срывать цветы удовольствий, запутываться, особенно если люди к чему-то большему предназначены судьбой. И окончательно скурвятся, будут смотреть на других и говорить, что они все чей-нибудь проект, у них за спиной кто-то стоит. Злопыхать, поплевывать, похихикивать. Достоевский это очень хорошо описал в «Записках из подполья», в «Бобке», в других произведениях. Почитайте, что происходит с теми, кто сначала сам себя предает, а потом смотрит на других и фыркает. Очень жалкая, стыдная роль.
У меня у самого была в жизни развилка, когда я был режиссером самодеятельного театра и уже заканчивал МГРИ. Мне было понятно, как дальше будет разворачиваться моя жизнь: как я защищаюсь, что дальше со мной происходит… Было понятно, что находящиеся рядом со мной люди тоже пойдут каждый по своей дороге, которая задана им выбранными константами профессии… Как-то после одного из спектаклей мы пошли в парк. Друзья мои завалились на травку, а я сел сбоку на скамейку. И вдруг с ослепительной ясностью увидел, во что именно превратятся эти друзья через 10 лет и во что превращусь я сам.
Мне это «ням-ням» стало ясно вдруг, сразу. Я испытал глубокое отвращение, а затем довольно быстро явлено мне было и нечто другое: как в этом самодеятельном театре пренебрегают всем, что касается работы, творчества, как это приносится в угоду вечеринкам, жизненным удовольствиям. Когда мне это было явлено, я разогнал свой самодеятельный театр. И предложил тем, кто готов идти за мной, создать нечто другое, невозможное тогда в Москве, немыслимое — паратеатр, профессиональный, да еще который будет влиять на идеологию. Шансов на это было ровно 0,0% и даже 0,00 и даже, наверное, 0,000.
