Мне это «ням-ням» стало ясно вдруг, сразу. Я испытал глубокое отвращение, а затем довольно быстро явлено мне было и нечто другое: как в этом самодеятельном театре пренебрегают всем, что касается работы, творчества, как это приносится в угоду вечеринкам, жизненным удовольствиям. Когда мне это было явлено, я разогнал свой самодеятельный театр. И предложил тем, кто готов идти за мной, создать нечто другое, невозможное тогда в Москве, немыслимое — паратеатр, профессиональный, да еще который будет влиять на идеологию. Шансов на это было ровно 0,0% и даже 0,00 и даже, наверное, 0,000.
Но нашлось несколько людей, которые в это поверили, пошли до конца. Они и сейчас рядом со мной. Их четверо. Это было в конце 70-х годов. Если я являюсь чьим-то проектом, то я являюсь проектом этих людей, а также моих учителей, моих родителей и той публики, которая пришла в мой театр в поисках смыслов, в поисках истины, в поисках желания не быть «ням-ням». Не было бы всего этого — не было бы ничего. Это и есть микроистория.
Каждый, наверное, из вас попадал когда-нибудь в такие ситуации и знает их по себе. Просто сейчас их очень важно осмыслить. Каждому свои. Свои ключевые события, свою ключевую драму этого типа. Самим.
Кто только не пристраивался, не хотел погреть себе руки на волнах этого успеха, сыграть в свою игру… Где эти люди? Как сказал герой Киплинга: «В чем могли, они подражали, но им мыслей моих не украсть — Я их всех позади оставил потеть и списывать всласть».
Любая история складывается из микроисторий. Нельзя, чтобы потух великий огонь — тот самый, про который так гениально сказал Фет:
Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идет, и плачет, уходя.
Этот огонь не должен плакать, уходя. Это и есть главная задача человечества — не превратиться окончательно в «ням-ням», не позволить игрокам расчленить род человеческий на некие разновидности. И не позволить этим элитным негодяям установить на земле порядок, по отношению к которому и проект «Великий инквизитор», описанный Достоевским в романе «Братья Карамазовы» (где Иван Карамазов рассказывает об этом брату Алексею), и гитлеровский проект окажутся просто небольшими гуманистическими эскизами, потому что все это померкнет перед тем, что будет создано.
Вот этого позволить нельзя.
У нас здесь огромная роль. А главное, что первыми, кого уничтожат, сотрут в порошок, превратят в рабов, в слизь, в обитателей ада, будут русские. Это начнется здесь. Это главный плацдарм. Здесь попробуют совершить это окончательное уничтожение человека. С этой точки процесс начнет разворачиваться по земному шару. Я мог бы много рассказать о том, что эта точка действительно является таковой, и не только в геополитическом, но и в ином, метафизическом, историософском плане. Но об этом хотелось бы чуть позже. В следующей серии передач.
Здесь же важны две вещи: вызовы и ответы. Вызовы носят абсолютно конкретный характер. А люди не хотят этого понимать и, когда им на это указывают, обижаются. Вот обижаются националисты: как можно так разговаривать с нашими авторитетами… А как сейчас разговаривать-то, ребята? Чего вы обижаетесь? Не надо обижаться. Ситуация слишком серьезная.
Давайте с вами порассуждаем, как именно разваливают любые большие государства.
Вот есть государство, называется империя. Тут надо уточнять, какая империя. Потому что империя Британская построена по принципу острова и колоний. А империи типа Австро-Венгерской, или Османской, или Российской, или Советского Союза, или Китайской, да и Индийской (что бы ни говорила нам о себе Индия, она ведь тоже империя) — такие империи строятся по другому принципу. Там всегда общежитие (общая жизнь): есть компромисс очень многих племен, народов, этносов. Не будем сейчас даже углубляться в то, как именно называются эти монады, из которых собирается большое целое.
Вот Австро-Венгерская империя. Она собиралась определенным образом. Или Османская, или Российская. Каковы основные черты подобного устройства государств? У них всегда есть некое ядро — народ-держатель. И периферия — это народы, интегрированные, как планеты, в его орбиту.
Это напоминает всегда планетарную систему с неким солнцем. Османская империя — это империя с турецким ядром. Между прочим, это очень оспаривалось арабами и многими другими. Российская империя — это империя с русским ядром. Или Австро-Венгерская империя — империя, по большому счету, с немецким ядром, австрийским. Ее же назвали Австро-Венгерской: она постепенно была построена на компромиссе Австрии и Венгрии.
Между ядром и перифериями (или периферией) строятся сложные отношения, более или менее гармоничные, более или менее равноправные. Да, речь идет о единстве и о каких-то правах, которыми наделяются слагаемые. И всегда есть некое солнце, которое согревает этот мир, и есть планеты… Идет жизнь.
Что нужно, чтобы убить подобного рода государство? И что постоянно разбирается в теориях, связанных с подобным убийством?
Надо, во-первых, зажечь сепаратизм окраин. Неважно — кавказских, азиатских, украинских (У-край-на), прибалтийских… Но если только поджечь окраины, начинать по краям эту империю поджигать, бунтовать малые народы (можно разбудить чувство, что они находятся под игом большого народа), то этого недостаточно, потому что большой народ — вот это ядро — подавит подобный сепаратизм окраин и не даст развалиться. Обязательно нужно заслать вирус в ядро.
Что такое вирус? Вирус — это такое тело, которое обманывает иммунитет. Оно сторожу, стоящему на воротах этого иммунитета, говорит: «Да ты что, я же не враг, я же свой, я настоящий». И сторож пропускает вирус в ядро. После чего вирус расправляется с ядром, как повар с картошкой.
Нужно обязательно одновременно с поджиганием окраин (возьмем для примера чеченскую) поджечь и ядро: запустить в ядро вирус, заставить это ядро выполнять ту программу, которая содействует распаду. Вот такой вирус уменьшительного национализма, псевдонационализма, управляемого национализма бесценен для противника. И противник столетиями тренировался в том, как создавать такие вирусы.
Когда ты говоришь вирусам, что они вирусы, они очень обижаются. Но ведь все так просто: нужно пройти тест на невирусный характер, и все.
Можно негодовать сегодня по поводу неравноправного положения русских в микроимперии, которой является Российская Федерация. Можно и должно негодовать по этому поводу. Да, по очень многим параметрам русские являются весьма и весьма фрустрированным народом и имеют все основания для того, чтобы предъявлять по этому поводу счет. Говорим ли мы, что люди, которые предъявляют этот счет, — это негодяи, посягатели на национальное равноправие? Нет, мы этого не говорим.
Граница между справедливыми негодованиями (иногда носящими очень радикальный характер, а иногда сдержанный) и вирусом проходит в совершенно другом месте.
С того момента, как наши националисты начинают требовать распада России или отделения от нее окраин, они становятся вирусом. Причем вирусом, в нынешней ситуации очень модным. Ведь что они говорят-то, по существу, эти националисты, о чем они рассуждают? Они рассуждают о том, что ситуация очень пагубная. Так мы тоже говорим, что она пагубная. Мы регресс обсуждаем в каждой передаче… Архаизация рождает желание всех племен, всех элементов системы обособляться.
Система — это совокупность элементов, связанных между собой целью и внутренними связями. Наличие связей и целей делает систему чем-то большим, чем сумма ее элементов в отдельности. Развалить систему надо, разрушая связи и демонтируя цель. Именно так разрушали СССР. Цель — построение коммунизма, коммунистическая идеология и все прочее? Это все надо обгадить! Связи надо разрезать с помощью вот таких игр, которые я описывал: сумгаитских или сейчас — чечено-московских. После этого система разваливается. Враг торжествует.
Так вот, вирус — это псевдонационализм, который грезит расчленением России через отпадение от нее тех или иных окраин. Согласием на это отпадение, утверждением того, что это отпадение есть благо.
Либо (и это более сложный вирус, более мощный и вредный) речь идет еще и о внутреннем распаде самого русского народа как народа-держателя, о членении самого ядра на субэтнические части: дальневосточную, сибирскую, уральскую, поволжскую, южнорусскую и т. д. Тогда уже речь идет не о том только, чтобы еще раз обкромсать Россию, что уже невозможно, но и о том, чтобы превратить ее в пыль. Национально-территориальное обособление по субэтническому принципу (а именно об этом говорят уменьшители) — это чудовищная провокация. Потому что это означает, что стравливаются уже даже не русский этнос с другими этносами, слагающими систему, а субэтносы.
