Ознакомительная версия.
7
Геополитика работавших в эмиграции в 1920–1930-х гг. классиков евразийства представляет интереснейшее соединительное звено между русской геополитической традицией Петербургской империи – традицией, в ту пору не осознанной в качестве специфической парадигмы или даже дисциплины, – и классической геополитикой Запада, в контексте которой рассматривал в 1947 г. труды Савицкого Ж. Готтманн [Gottmann 1947].
Формально Готтманн критиковал геополитику с позиций ортодоксального академического политгеографа, осуждая ее развитие в сторону как идеологии, так и науки подготовки войны. На самом же деле, изображая ее явлением чисто немецким, как Маккиндера, так и Савицкого французский ученый оставляет в стороне, – он атакует геополитику Хаусхоферов как представитель иной национальной школы пространственного проектирования.
Подробнее о бергсоновском идеале «открытого общества» как возрождении средневекового мифа Града Божия в условиях кризиса Европы наций-государств см. [Ильин, Цымбурский 1997].
Попытка П. Тэйлора развести империализм и геополитику, утверждая, что первый основан на доминировании, а вторая – на состязании независимых сил, явно выдает тот факт, что автор сложился как ученый в маккиндеровской традиции.
См. [Schmitt 1942. Шмитт 1997]. Любопытно, что в русском переводе названия последней статьи заключительные пять слов привнесены переводчиком (у Шмитта – «Die planetarische Spannung zwischen Ost und West»), явно стремившимся придать тексту более атональный стиль, чем в оригинале.
Я предпочитаю говорить «имагинация», а не «воображение», так как последний термин в русском языке обозначает интеллектуальную способность, я же говорю о процессе порождения образов и о продуктах этого процесса.
В моей работе [Цымбурский 1999, 22], по сути, представляющей первый вариант данной главы, я называл этот блок просто «геостратегией». Сегодня внутри стратегического блока геополитики я склонен различать – 1) собственно геостратегию, совокупность технологий прямого контроля над пространством, в том числе посредством военной силы; 2) геоэкономику, или «геополитику ресурсных потоков» [Жан, Савона 1997. Цымбурский 1999а; 2000; 2003а]; 3) геокультуру – геополитику лингвистических, культурных и идеологических ореолов, создаваемых вокруг государства средствами его масс-медиа, лояльных зарубежных диаспор и групп влияния (о таких «информационных деревнях» см. [Ильин 1996, 67. Цымбурский 1997а, 75]); 4) а также технику «геополитической акупунктуры» – разнообразных точечных акций, достигающих в качестве кумулятивного эффекта – изменения имиджа стран, регионов и мира в целом (примером можно считать геополитические эффекты международного терроризма [Цымбурский 20036]). Во всех этих случаях мы имеем дело с версиями геополитической стратегии, как правило, реализующей некие принципиальные установки, исходящие из имагинативного блока. В принципе, можно представить вырожденную, минималистскую геополитику (так сказать, «нулевую степень геополитики»), не формулирующую собственных программных геополитических образов и сюжетов, но сводящуюся к стратегическому или тактическому реагированию на непосредственно воспринимаемые раздражители.
Далее – пропуск в тексте: отсутствует 1 стр. машинописи. – Примеч. ред.
Далее в рукописи – абзац, завершение которого осталось в не найденных ее частях. Мы попытались реконструировать окончание (оно – в ломаных скобках) последней фразы дошедшего до нас текста: «Среди геополитических прогнозов, высказанных в 1990-х на тему „будущее мира и Запада“, два выглядят наиболее любопытными. Прогноз И. Валлерстайна [Валлерстайн 1997] предполагает разделение Северного полушария на два гроссраума: тихоокеанский, с американо-японским ядром, и евро-азиатский, под эгидой объединенной Европы. Валлерстайн допускает даже возможность <военного лидерства России в этой объединенной Европе при сохранении Европой безусловной экономической гегемонии в этом новом альянсе»). – Примеч. ред.
Примеч. ред. Здесь рукопись данной части работы обрывается.
Перед нами собственно прагматические ориентировки, реакции на внешние вызовы, но в отличие от XVI-XVII вв. эти реакции рационализируются в категориях конструирования определенных больших пространств и утверждения на них посредством союзнических отношений некоего устойчивого международного порядка.
Интересно, что в войне за польское наследство, вызванной стремлением Франции посадить своего претендента на польский трон, Австрия воюет в Италии и Германии, Россия в Польше; когда на этой почве в польские дела вмешивается Турция, с ней сперва борется Россия, а Австрия пытается брать на себя роль посредницы. Австрия явно еще не принадлежит Балто-Черноморью; системы рассоединены, расстыкованы.
В рукописи – судя по контексту (см. ниже) – описка: «противовесе». – Примеч. ред.
Г. Державин. Ода «Водопад».
Г. Державин. Стихотворение «Мой истукан». – Примеч. ред.
Нечто вроде неоклассической мифологии и политического театра (англ.). – Примеч. ред.
Г. Державин. Ода «На взятие Измаила». – Примеч. ред.
Далее в рукописи – «Широкий раздел Турции союзниками, причем Пруссия как союзник турок (и впрямь союз с ними в 1791 г.). Особенность ситуации». – Примеч. ред.
Ныне – Гиркан (Иран). – Примеч. ред.
Далее – пропуск в тексте: утрачено несколько листов рукописи. – Примеч. ред.
Сердечное согласие (фр.) – Примеч. ред.
Внизу черными чернилами приписано фамилия «Корнилович». Очевидно, что автор хотел в последующих редакциях текста упомянуть высказывание декабриста А.О. Корниловича, о котором он впоследствии напишет в статье 2005 г. «Александр Солженицын и русская контрреформация»: «Сподвижник Пестеля декабрист А. Корнилович в записке Бенкендорфу из Петропавловской крепости напишет о двух целях России: на западе цель – безопасность, оборона, на востоке – торговля» [Цымбурский 2007, 477]. – Примеч. ред.
Национальная Церковь (фр.). – Примеч. ред.
Речь идет, вероятно, о гипотетической реконструкции В.Л. Цымбурским планов Александра II, т.к., скорее всего, здесь имеется в виду запись в Дневнике А.Ф. Тютчевой от 27 октября 1854 г.: «Сегодня вечером великий князь Александр Николаевич> прочел нам конфиденциальную корреспонденцию из Вены (вероятно, от Горчакова), представляющую очень умный обзор политического положения России в настоящее время и оканчивающуюся словами: „Нельзя понять современный кризис, если не отдавать себе отчета в том, что из него неизбежно должен вырасти новый мир“.
"Это именно то, что я думаю, – добавил великий князь, – и что говорил с самого начала войны". Великий князь и великая княгиня продолжали разговор на ту же тему, выражая по всем вопросам дня такие мысли, каких бы сами они не допустили или во всяком случае не высказали полгода тому назад. Они говорили, что Россия никогда не будет у себя хозяйкой, пока не получит Дарданелл, что естественными союзниками России являются славянские народы, которые во что бы то ни стало нужно вырвать из-под ига Турции и образовать из них самостоятельные государства.
Великая княгиня выразила сожаление, что в прошлом году, из опасения не иметь достаточно сил для их поддержки, был упущен самый благоприятный момент их вооружить, тогда как теперь, когда Россия имеет против себя всю Европу, этот благоприятный случай упущен и т. д. Оба с большой горечью высказывались по поводу политической системы, введенной Александром I на основах Священного союза, системы глубоко антинациональной, как показали последствия. Цесаревна прибавила, что ввиду невозможности для России чем-либо помочь славянам в настоящую минуту слишком поздно просить у них помощи, так как всякое восстание с их стороны будет немедленно подавлено Австрией, еще более страшной для этих народов, чем Турция.
Великий князь добавил: "Мы не проявили достаточного национального эгоизма, но обстоятельства толкнули нас на правильный путь и доказали, до какой степени ложна и опасна была наша политическая программа". Я была очень удивлена, услышав, что великий князь высказывается так определенно и откровенно в том смысле, в каком мыслят все просвещенные люди в стране, между тем как такого рода убеждения были очень чужды правительственным сферам еще год тому назад» [Тютчева 2008, 182–183]. – Примеч. ред.
Ознакомительная версия.
